Читаем без скачивания Из серого. Концерт для нейронов и синапсов - Манучер Парвин

Джульетта сжимает кулаки и старается запретить существование моих жестоких мыслей. У неё по лицу пробегает ужас, словно кровь её ребёнка.

– Называя ребёнка плодом, Пируз, ты находишь, что его так легче убить.

Мне хочется взять свои слова назад, произнести их по-другому, может, сказать как-то лучше, но уже слишком поздно. Она опускает сжатые кулаки вниз, к своей матке. Я резко хватаю ртом воздух, опасаясь, что она сейчас абортирует ребёнка прямо передо мной, чтобы навсегда меня наказать воспоминанием, которое вечно будет гореть у меня в сознании. Но перед тем, как ударить себя в живот, её кулаки разжимаются и мягко опускаются и поглаживают плоский живот, который вскоре станет круглым. Она внимательно за мной наблюдает, как тигрица, защищающая своих детёнышей.

– Кем бы ты ни решил быть по отношению ко мне или нашему ребёнку, Пируз, я собираюсь стать матерью. Я выбрала тебя для того, чтобы ты стал отцом моего ребёнка, и я рожу этого ребёнка, несмотря ни на что. Да, я была эгоистична, но ты также выбрал меня, чтобы стать матерью нашего ребёнка. Мы действовали по нашему плану – моему сознательному плану и твоему бессознательному плану. Ты – взрослый человек, Пируз, ты знал, что может произойти, если заниматься любовью, как кролики, без предохранения.

– Я думал, что ты…

– Нет, я хотела, чтобы ты стал отцом моего ребёнка. Я тебя люблю. – Она делает паузу и смотрит мне прямо в глаза: – Я буду любить этого ребёнка так, как никогда никого и ничто не любила. Я буду нянчить его и учить, и воспитывать, чтобы получилось самое невероятное человеческое существо, которое только может у меня получиться. – Она колеблется, затем завершает все аргументы: – Ты можешь забрать моего ребёнка только через мой труп.

Я чувствую себя, как приговорённый, с завязанными глазами ожидающий казни, жду удара электрического тока – и ничего после. Затем я чувствую, как встаю. Я чувствую, как мои ноги идут.

Я чувствую, как моя рука поворачивает ручку двери. Я чувствую, как она бежит за мной. Я чувствую, как она хватает мою руку.

– Я рожу этого ребёнка – моего ребёнка – Пируз! – мои уши слышат её крик. – И ты тоже будешь моим! Подожди, и увидишь!

Я вырываюсь и ухожу.

Я слышу, как попугай кричит: «Привет, Пируз! Привет, Пируз!», и ужасающее мяуканье кота.

Я не помню, как спускаюсь на лифте, иду к своей машине, как вставляю ключ в замок зажигания и поворачиваю его. Я слышу, как кричат животные, словно нахожусь в зоопарке, где бушует огонь, а животные оказываются в капкане в клетках – как я теперь в капкане в своей машине.

Только когда машина начинает выезжать со двора, давая задний ход, я ловлю своё отражение в зеркале заднего вида и вижу гротескное лицо с одним глазом. Я моргаю и смотрю, моргаю и смотрю, но вижу только взрослого ребёнка-циклопа. Один-единственный дефектный ген – и мутация вызывает короткие пальцы на руках и ногах, искажённые гениталии, альбинизм, глухоту, перепутанные правую и левую доли мозга и один глаз. Это убивает ребёнка. Я жив, значит, это внедрение табу в мои нервы и мозг привело к чувству циклопизма во мне.

Мозг младенца – это беспомощная губка, которая одинаково впитывает как плохое, так и хорошее. Ничто, даже биологическая мораль – как альтруизм пчёл, – не может остановить передачу ложных истин детям. Внушение определённых идей впрыскивает калечащий страх правды, алетофобию, это происходит по всему миру постоянно. Алетофобия наводнила дома, школы, рабочие места, СМИ, правительство, публикации и даже научную работу точно так же, как ложный патриотизм убивает и убивает без причины, или по порочной причине, по всему миру. Мы теперь – гомо алетофобикус. Я боюсь, что эта болезнь убьёт человечество, как убивает меня.

Я думаю обо всех пророках, которые говорили хорошие вещи, но не все хорошие вещи, которые они могли бы сказать. Они также говорили вещи, которые не являются хорошими или истинными. Ничто из их слов мне теперь не поможет.

В это воскресное утро я не вижу на дороге перед собой никаких машин, но я вижу перед собой ужасную жизнь – наполненную ужасами за пределами обычных болезненных глюков, к которым я привык и от которых страдаю ежедневно. Да, эта беременность – затруднение из всех затруднений. Я не слишком пессимистичен. Я жалуюсь, но жалуюсь не слишком сильно, учитывая все мои проблемы. Но разве Бог не слишком пессимистичен по отношению к своим собственным созданиям? Его собственным намерениям? Эффективности Его пророков и Его собственных предполагаемых откровений человечеству? Мой разум шипит и блуждает, когда я думаю эти мысли.

Заблуждениекок – это универсальный вирус. Он поражает людей. Он заражает всё, что сделано человеком, и идеи. Заблуждение так же настойчиво, как энтропия. Они могут быть космическими кузенами. Временами я думаю, что сам Бог – это заблуждение, которое живёт в человеческом мозге, впрыскивая себя подобно вирусу из мозга в мозг, словно переходя из компьютера в компьютер.

Я не просто желаю Джульетту. Я болезненно привязан к Джульетте, как к наркотику. Меня тиранит эта сильнейшая навязчивая идея, эта безжалостная сила, которая делает меня беспокойным. Я никогда не был её отцом. Я дрожу, когда думаю о ней. Я так сильно её хочу. Мне она так сильно нужна. Какой есть антидот против этого ядовитого желания? Боже, какой есть антидот для любви-инцеста? Почему Ты не сделал невозможной похоть к своему ребёнку? Один правильно помещённый знак в человеческом геноме это бы сделал. Я повторяю и повторяю свои вопросы, но никакие ответы не поступают. Боже, почему человек должен страдать из-за недостатков, которые Ты придумал, и почему его за них винят? И обречён отправляться за них в ад? Боже, Тебе следует изгнать себя, пока люди не додумаются, как убрать загибы и отклонения из Твоей бракованной генетической схемы. Добрый Боже, почему Ты нас игнорируешь и тем не менее неустанно проверяешь нас, как какой-то профессор, страдающий биполярным аффективным расстройством?

Я захвачен в плен. Я арестован своим сознанием и нахожусь в заключении, правда, отдать должное, не всё оно создано мной. Я допрашиваю себя. Я приговариваю себя. Нет ключа, которым я мог бы открыть дверь к своей свободе, кроме как ключа смерти. Но этот ключ открывает не дверь к свободе; он открывает дверь к исчезновению, к тому, что неизвестно живым – смерти, и вхождению в то, что спорно или неизвестно также и мёртвым, – смерть.

Я не мог отказать Джульетте прошлой ночью. Её пульсация и трепет и моя пульсация и трепет, и та пульсация и трепет, которые мы создали интерактивно, подавили то, во что я верю, и мою решительность.

Подавили мои страхи и суждения о том, что лучше. Имело значение только быть внутри неё. Внешний мир не имел значения. Внешний мир не существовал. Всё, во что я верю, исчезло в ничто, словно это всё ничто. Моя огромная решительность превратилась в горошину. Я трансформировался в животное, которое цепями не сдерживает этика, свободное на эти несколько диких минут от всех страхов и всего стыда и всех законов. Я стал таким же аморальным, как эти утки на озере Хикли. И я стал счастливее, чем эти утки, поскольку высоко летал на крыльях любви и опускался так низко, как опускает стыд, по крайней мере, какое-то время. Да, я люблю Джульетту.

Я почувствовал множество цветов, как фейерверк, они плескались в моём сознании и ослепляли меня. Мощные, непроницаемые водопады закрывали моё прошлое и не давали взглянуть в будущее. Настоящее украло меня и слепо потянуло к бесконечным хрустальным пещерам неописуемого восторга и удовольствия. Я желал Джульетту и скучал по Джульетте ночь за ночью – такие мучительные ночи. Я постоянно просыпался от сладких снов и оказывался в кошмаре бодрствования, и будили меня мои собственные молчаливые крики. Первобытные крики. Крики мужчины-животного в безжалостной похоти до того, как человек придумал богов и в дальнейшем соединил их в одного Бога, который спроектировал меня так, чтобы я желал Джульетту, и который запретил мне иметь Джульетту. Но я был нацелен пробраться в абсолютную тьму отрицания, словно червь, словно транспортированный в ночь давным-давно, до рождения какой-либо звезды или когда все звёзды были мёртвы.

До прошлой ночи наше совокупление сопровождалось блаженным незнанием, как и у совокупляющихся уток. Теперь, после прошлой ночи, после добровольной сдачи в плен, я приобрёл новую личность. Внимание: Пируз, который занимается инцестом! Пируз, разоблачённый в занятиях инцестом! Сегодня я сбежал, Джульетта объявила, что родит ребёнка и также меня удержит. Но хочу ли я, чтобы меня удерживали? Я сам себя хочу удерживать? Нет, нет, я не хочу, чтобы меня удерживали. Или чтобы меня имели. Даже заповеди священных книг по поводу самоубийства не могут меня остановить, не дать поставить последнюю точку – точку, чтобы положить конец всем моим точкам, желанным или навязанным. Если совершать самоубийство – грех, то я совершу другой грех! Даже если Он существует, Бог не получит удовольствия, убивая меня.