Читаем без скачивания Походы и кони - Сергей Мамонтов

Под вечер Терская конная казачья дивизия под командой генерала Агоева охватила левый фланг красных и принудила их отступить. Это был лишь охват. Ни красные не стреляли по терцам, ни терцы по красным. Все же для нас это была помощь.

Думаю, что Буденный, идя на Егорлыцкую, был осведомлен об успехе красной пропаганды среди казаков и рассчитывал на легкий успех. А тут вдруг он наткнулся на наш корпус и получил энергичный отпор, вот и растерялся. Красные отступили, поле сражения осталось за нами. Но это был всего только наш успех, а не разгром красной конницы, на который мы могли бы рассчитывать. Красные понесли сильные потери, но могли перегруппироваться и вновь угрожать нам охватом нашего тыла.

Конечно, и мы понесли потери, но корпус остался вполне боеспособным, и на следующий день мы вновь пошли навстречу красным, но Буденный не появился. Должно быть, большие потери вывели его конную армию временно из строя.

Участь территории Кубани была решена. Наша армия начала отходить на Новороссийск, чтобы переехать в Крым, где борьба должна была продолжаться. Цель была сохранить Добровольческую армию. Было бы безумием защищать ею Кубань, которую сами казаки защищать не хотели. Говоря откровенно, под Егорлыцкой казаки нас предали. Мы еще вели арьергардные бои, чтобы задержать наступление красных и дать нашим тылам время эвакуироваться.

Думаю, что бой у Егорлыцкой был последним большим кавалерийским боем в истории человечества. Я горд, что мне пришлось в нем участвовать.

Оговариваюсь. Были еще два больших боя с участием кавалерии: тот, в котором была уничтожена красная конная группа Жлобы, в Таврии, и за Днепром у Никополя. Но в этих двух боях участвовала также и пехота, а под Егорлыцкой была только кавалерия и конная артиллерия.

Были еще конные бои меньшего размера на Кубани во время десанта в августе 1920 года, у Ольгинской, и два боя в октябре в Таврии, к юго-западу от Серогоз и под Рождественской. Но во всех этих боях участвовало с каждой стороны по дивизии кавалерии.

Любопытная деталь вычитана мной в истории кавалерии. Несмотря на бесчисленное количество конных атак, прямое столкновение двух частей происходит чрезвычайно редко: обыкновенно в последнюю секунду одна из частей поворачивает. Вот под Егорлыцкой произошло такое столкновение, части перемешались, и было трудно разобрать, где свои и где чужие.

Классическая встреча и столкновение двух корпусов произошло в 1805 году под Аустерлицем. Там встретились французские кирасиры с русскими кавалергардами и Конной гвардией. Никто не отступил, и после атаки осталось всего несколько десятков всадников из обоих корпусов. Под Егорлыцкой с нашей стороны атаковали те же полки.

Бой под Егорлыцкой был особенный бой, не такой, как другие. Индивидуальное чувство исчезло почти совершенно и уступило чувству коллективному. Бой был необычайно упорный. Вся эта часть степи была покрыта темными квадратами — полками и батареями. Не было места развернуть всю массу конницы. Движения производились не эскадронами, а полками и даже дивизиями. Вот так, вероятно, выглядели бои в старину.

Все батареи, наши и красные, стояли на открытых позициях, то есть были видны со стороны врага. Наша батарея находилась на левом фланге. Одна из красных батарей взяла нашу под свой огонь. Направленная в нас очередь снарядов дала перелет саженей в пятьдесят и взорвалась как раз в рядах проходившего за нами 12-го сводного полка. Один всадник улетел высоко в воздух, вертясь как волчок. Люди и лошади упали. Но полк не дрогнул и продолжал идти шагом, оставляя раненых и убитых на попечение санитаров, следовавших за полком. Командир полка полковник Псел повернулся в седле и ровным голосом скомандовал:

— Рав-няй-сь!

И полк прошел шагом, как шел, не дрогнув.

Мы же, батарейцы, втянули головы, ожидая, что следующая очередь будет по нам. Но очереди не было. Оказывается, конно-горная опять пришла нам на выручку. Она заметила стреляющую батарею и заставила ее замолчать.

Еще раз пришлось видеть всадника, улетающего вверх волчком метров на десять, в Таврии под Серогозами. Это, очевидно, происходит, когда снаряд взрывается в теле лошади.

Началось жуткое отступление по непроходимой кубанской грязи на Новороссийск. Под Егорлыцкой в наших двух батареях потерь не было вовсе. Думаю, что и у других батарей их не было.

Наш корпус мог выдержать удар во много раз превосходящей нас числом конницы Буденного из-за умения наших начальников, опыта бойцов и превосходства артиллерии. У красных было лишь количество, и это оказалось недостаточным.

ПО КУБАНИ

После боя у Егорлыцкой выяснилось, что защищать Кубанскую область мы не будем и Добровольческая армия отходит в Новороссийск, чтобы переехать в Крым, где борьба будет продолжаться.

К оставлению Кубани нас побудило настроение казаков. Донцы были деморализованы и потеряли боеспособность. Кубанцы же были нам явно враждебны, драться с красными не хотели и приказов главнокомандующего генерала Деникина не выполняли. И донцы и кубанцы заявили, что ехать в Крым они не желают. Собственно, они сами не знали, чего они хотят. Митинговали, под влиянием неудач поддались большевистской пропаганде и посулам.

Казакам было приказано генералом Деникиным отходить на Тамань, откуда их вместе с лошадями и имуществом легко бы перевезли в Керчь. Казаки на Тамань не пошли, а пошли частью в Грузию, а частью в Новороссийск, где дезорганизовали транспорт и заполнили набережные. Там они вдруг захотели ехать в Крым. Грузия же казаков выдала большевикам. Генералу Врангелю удалось вырвать силой у Грузии несколько тысяч казаков, но громадное большинство попало в плен к красным. Офицеров расстреляли, а казаков послали против поляков. Понятно, ни о какой самостоятельности и помину не было.

Во время походов на дорогах наблюдалась следующая картина: по обочине тянулись без строя, когда гуськом, когда малыми группами, донцы без винтовок и пик. Пики и винтовки лежали тут же, брошенные вдоль дороги. Донцы бросали оружие, чтобы их не посылали в бой.

На одном мосту случился затор. Лошадь донского полковника провалилась ногой и загородила мост. Донцы объезжали лошадь и шли дальше, а полковник не решался им приказать вытащить лошадь. Командир нашей батареи, капитан Никитин, узнав, в чем дело, был возмущен. Он выхватил шашку и заставил нескольких казаков слезть и вытащить лошадь. Полковник благодарил его со слезами на глазах. Другой же раз, под Ново-Корсунской, многочисленный Кубанский полк, в строю, отказался вступить в бой с переправлявшимися через речку красными и ушел. За спиной каждого казака было по две, а у некоторых по три винтовки — из тех, что бросили донцы.