Читаем без скачивания Мемуары (1887-1953) - Феликс Юсупов

«В Санкт-Петербурге привезли меня в юсуповский дворец и представили родителям графа Эльстона. Годы прошли с тех пор, но память о том свежа во мне и сегодня. Княгиня Юсупова, прямой отпрыск царского татарского рода, была красива, хороша и породиста. Супруг ее, статный и сильный, имел солдатскую твердость и выправку.

Юсуповский дворец был гостеприимен. Всякий день давались ужины на тридцать – сорок персон. Великолепные вицмундиры, робронды и драгоценности сверкали в мягком свете люстр. Восхитили меня вина и блюды, а более того – беседы. Русская знать бегло говорила на нескольких иностранных языках и, беседуя, легко переходила с одного на другой, в зависимости от темы: об искусстве говорили по-итальянски, о спорте – по-английски и т. д...

В Лондоне гуляку-туриста вмиг истолкали бы пешеходы. Не то в Петербурге. В 1913 году жили тут не спеша. Фланировали, словно на Гебридах, гуляй вволю. Да, именно – «воля». Хотя, заговори о нынешней российской тайной полиции, кто-нибудь да скажет с дрожью: «У нас она была испокон веков». Не верю. На собственном опыте проверял. Гулял где хотел, часто с камерой на плече, и в городе, и за городом, и никто на меня даже не глянул...

Много воды утекло под невскими мостами с тех моих темных мартовских петербургских ночей 13-го года. Многие знакомые мои петербуржцы погибли в революцию, которая потрясла Россию до основания! Многие бросили родные дома и бежали на чужбину от зверств войны и злобы! Родилась Россия новая, какая – не мне судить. Одно скажу: в прежней – народ был красив и умен, чувствен, быть может, не в меру, зато благороден и щедр.

Русского императора более нет. Русская знать рассеяна по всему миру. Но любовь к отчизне живет в сердцах изгнанников – и князей, и крестьян, – и, хоть не суждено им вернуться на родину никогда, душа их останется в России вечно».

Всякий раз, навещая в Риме моих родителей, мы убеждались, что дочку нашу пора у них забрать. Дитя росло и становилось капризным и своевольным. Родители, как все деды с бабками, баловали внучку и были у нее в подчинении. Требовалось, понятно, все переменить. Но, оказалось, не обойтись без драм. Родители относились к малышке Ирине как к собственному чаду и расстаться с ней не мыслили. Мы, однако, вполне уж были устроены и могли забрать дочь к себе. Пожелай родители жить с нами – все бы и разрешилось. Но отец с матерью не выносили беспорядочно-богемного духа в нашем булонском доме. В нем они глядели бы чужаками. В Риме было им лучше.

В то время они жили у княгини Радзивилл, дальней матушкиной родственницы. Княгиня была весьма корпулентна, но звали мы ее «тетя Козочка» за легкость и грациозность. К тому ж умом она обладала тонким и острым. Держала она отменного повара, жила открытым домом и гостей потчевала по-королевски. Пастырей церкви, политиков, именитых иностранцев, все в Риме мало-мальски замечательное, видели у нее. Ее горячность и чувство юмора были на радость всем. Посетив однажды Муссолини, беседой она увлекла его так, что он, уделяя посетителям, как правило, не более десяти минут, с ней проговорил почти два часа. Молодость провела тетя Козочка бурно и, не краснея, о том вспоминала. «Нынче, – говаривала, – в постель ложусь только с собственным брюхом».

Были у нее потрясающей красоты жемчужные бусы, подарок Екатерины княгининой прабабке. Носила их, почти не снимая. Однажды их украли. Княгиня бусы нашла и впредь прятала их перед сном в ночную вазу, говоря, что «говно вор не крадет».

Огромное состояние, которое имела она в России, пропало. Жизнь тем не менее она вела роскошную, к неудовольствию многочисленных своих детей. Остатки богатства, бывшие в Европе имения, дома и брильянты, потихоньку продавались. К концу жизни она потеряла все, кроме жизнелюбия. Цену деньгам знать она не желала. Однажды она попросила меня оценить стоимость ее украшений. Я считал, что у нее давно и нет ничего, и с удивлением услышал, как велела она горничной принести брильянты. Решил я, что это, верно, остатки знаменитых радзивилловских сокровищ. Оказалось – старые медальки, которым грош цена. Мое изумление привело тетю Козочку в восторг. «Да, это все, что осталось!» – воскликнула она со смехом. Ей это было смешно. С того дня, признаюсь, я по-настоящему зауважал ее.

Когда в очередной раз гостил я в Риме, родители попросили меня увезти и продать в Париже ожерелье из черного жемчуга и брильянтовые серьги Марии Антуанетты. В Риме в те дни познакомился я с заезжим иностранцем, искавшим для женушки историческое украшение. Жена была в Париже, так что условились мы, что драгоценности я привезу и покажу ей.

Приехав, я тотчас телефонировал ей в «Ритц» и просил назначить встречу. Она пригласила на завтрашний обед, прося привести товарища – в кавалеры для подруги, жившей также в «Ритце». Дело, кажется, принимало странный оборот... Ну, да ладно. На другой день я мобилизовал Федора, и мы явились в гостиницу. О ужас!.. Ожидали нас две уродины: расфуфыренные и размалеванные старухи с головы до пят в побрякушках. Фальшиво в них было все, кроме золота. Ожидая нас, старухи, по-видимому, откушали изрядно коктейлей и теперь, оскорбляя слух и взор, говорили чересчур громко. Хотели, по всему, привлечь внимание и своего добились. В ресторане было полно народу, многих мы знали. Заметив в дальнем углу короля Иммануила, я отвел глаза. Мне передали от него записку: «И тебе не стыдно водиться с такими?» Обед наш был пыткой. Спеша ускользнуть от всех взглядов, я предложил красоткам пить кофе у них в номере. Они одобрили и осмелели вконец. Когда речь зашла об украшениях, я сказал, что забыл их дома. Думать, что матушкины бусы и серьги нацепит обезьяна, было невыносимо. Вскоре я мигнул Федору, и мы покинули «Ритц» с глубочайшим отвращением.

С тех пор как мы жили в Европе, жизнь Федора была связана с нашей. Он поехал с нами в Англию, потом оставался у нас в булонском доме и почти всегда сопровождал нас к моим родителям в Рим. Расстались мы, лишь когда он женился. Было это в июне 1923 года. Венчались в русской церкви на улице Дарю. Женой его стала Ирина Палей, дочь великого княза Павла Александровича от второй жены. На брак Федора мы возлагали большие надежды. Увы, союз оказался неудачным. Несколько лет спустя они разошлись, и Федор вернулся жить к нам.

Приходится признать: последствия поступков наших всегда нами ожидаемы, но порой совершенно неожиданны. Действительно, никак я не ждал предложения, которое сделал мне некий американец, уже одной настойчивостью своей ставший мне неприятен.

Я уж заранее был настроен против. Дело довершили манеры его: явившись, не снял ни пальто, ни шляпы, даже не вынул сигары изо рта. Он объявил мне, что приехал из Голливуда от одной американской кинокомпании, предлагавшей мне за кругленькую сумму сыграть самого себя в фильме о Распутине!