Читаем без скачивания Не верь, не бойся, не проси… Записки надзирателя (сборник) - Александр Филиппов

Самохин кашлянул в ладонь, представив обосновавшуюся в его легких штуку, похожую на речного рака, шевелящего злобно зубчатыми клешнями. Поежился, плотнее притерся к вздохнувшему сочувственно креслу, полюбопытствовал:

– А как эту… иммунную систему оздоровить?

– Вот в этом-то, батенька, и весь секрет! – победно хихикнул доктор. – Моя разработка, так сказать, ноу-хау, действует безотказно. Причем помогает людям, находящимся в безнадежном почти состоянии. Но, разлюбезный Владимир Андреевич, есть немаловажный нюанс. – Константин Павлович опять поднял многозначительно палец. – Всякое эффективное лечение требует затрат. Сырье для его изготовления поступает из Китая, Индонезии, Японии… Так что, сами понимаете…

– Сколько? – спросил осипшим от волнения голосом Самохин.

– Много, друг мой, много, – грустно вздохнул Константин Павлович.– И дело не в чьей-то скаредности. Вы человек одинокий? Я, представьте себе, тоже. Весь, знаете ли, в науке. При лечении применяется один препарат… Сверхсложный по составу и, к сожалению, очень дорогой.

– Так сколько? – перебил Самохин.

Доктор закатил глаза к потолку, пошевелил губами, будто прикидывая сумму, и заявил наконец:

– Пять тысяч рублей, – и, видя, как кивнул удовлетворенно пациент, пояснил: – за сеанс. Потребуется десять, а возможно, пятнадцать сеансов.

Самохин угас. При пенсии в полторы тысячи рублей, вполне достаточной для безбедного существования одинокого отставника, сумма в пятьдесят, а то и в семьдесят пять тысяч рублей казалась немыслимо огромной. Тысячи четыре, кажется, у него есть на сберкнижке, еще две дома лежат.

– А… как часто сеансы проводиться должны?

– Два раза в неделю. Но лекарство следует готовить сразу на весь курс. Я должен заказать его в Москве и, естественно, внести предоплату, – сочувственно покивал доктор. – Сумма, конечно, внушительная. Но есть в этом некоторый положительный, даже лечебный, психотерапевтический момент. Моя методика требует активизации всех защитных сил организма. И поиск пациентом средств на лечение органически вписывается в концепцию терапии. От состояния безнадежности, уныния больной переключается на борьбу. Кто-то обращается к родственникам, на предприятия, ищут спонсоров – мир, известно, не без добрых людей. Некоторые используют внутренние, так сказать, резервы. Продают квартиры, меняют на жилье меньшей площади. Вариантов много. В любом случае человек находится в тонусе, общается с другими людьми, а это, в свою очередь, его отвлекает, не дает полностью замкнуться на болезни…

– И находят? – задумчиво осведомился Самохин.

– Да практически все, – ободряюще кивнул доктор. Самохин не был бы опером с тридцатилетней выслугой, если бы не насторожился при упоминании о деньгах. Но врач, будто чувствуя это, поспешил развеять подозрения:

– Немаловажная деталь: после прохождения курса лечения вы можете обратиться к любому избранному вами специалисту, в любую клинику, и пройти всестороннее медицинское обследование. И если вдруг там обнаружат, что опухоль не исчезла, я возвращаю не только всю сумму, полученную за лечение, но и удваиваю ее в порядке моральной компенсации.

«А вот это уже серьезно, – подумал Самохин. – Заурядный мошенник от медицины таких гарантий не даст…»

Неожиданно ему как-то особенно остро захотелось жить.

А где взять деньги, требуемые на лечение, Самохин знал уже. Бога нет, в этом отставной майор был абсолютно уверен, а совесть… Совесть – категория, в общем-то, не научная. Он тоже не лаптем все последние годы щи хлебал, следил за достижениями современной человеческой мысли, книжечки да статейки в газетах популярные по психологии почитывал. А там как раз это четко расписано. И ни слова о совести. Про закомплексованность, зажатость, заниженную самооценку личности, про необходимость любить и беречь себя есть, а о совести – нет.

– Я согласен, – сказал Самохин.

– Вот и славненько! – шумно обрадовался Константин Павлович. – Сейчас мы заключим соответствующий договорчик. У нас, знаете ли, все, как в аптеке. Мы не знахари какие-нибудь, а солидное коммерческое предприятие, и налоги в казну исправно платим. Никакого черного нала и прочих безобразий. Все абсолютно законно. Так что, как только соберете необходимые средства – милости просим. Начнем курс терапии безотлагательно. Но и вас попрошу не затягивать. Через неделю, максимум, через две, жду вас в нашем офисе. Пройдите к Юлечке. Она поможет вам оформить договорчик. Он проводил Самохина до порога кабинета, с чувством пожал руку, кивнул ободряюще на прощание и, дав указание секретарше, затворил за собой белоснежную стерильную дверь. Проведя еще четверть часа в обществе ослепительной Юлечки, Самохин с ее помощью заполнил бланк типового договора и еще какую-то анкету.

Наконец, он с облегчением покинул медицинский центр, чмокнувший ему вслед красногубой дверью с таинственно горящими письменами на табличке, прошел через привычную уже темень коридора опустевшей после полудня поликлиники и только на выходе разглядел в окошечке регистратуры знакомое лицо соседки с третьего этажа Ирины Сергеевны. Она не заметила отставного майора, убеждая в чем-то жгучую красавицу, чьи кудри вились задорно над точеным, нездешним лицом. Проходя, Самохин услышал голос Ирины Сергеевны:

– Ты, Фимка, не паникуй раньше времени. Константин Павлович прекрасный доктор. Он больных с того света вытаскивает. А уж тебя, с твоим-то гастритом, в два счета на ноги поставит…

«Это точно!» – согласился про себя воодушевленный Самохин и решил, что мягкая, спокойная, по-домашнему уютная Ирина Сергеевна ему нравится больше, чем ее демонически красивая, ошеломляющая с первого взгляда подруга.

Зной и толпы прохожих на улице будто развеяли чары чудо-целителя, и Самохин без прежней уверенности стал думать о том, как обратиться за деньгами к Федьке – старинному, с детских лет еще, приятелю. Причем попросит не просто так, без отдачи, а как бы взаймы, под проценты. Берут же люди ссуду в банках! И если лечение окажется успешным, то можно будет рассчитаться потом путем обмена квартиры на меньшую, черт с ней, хватит и однокомнатной – не в футбол в ней играть. А если доктор не поможет – завещает жилье, чтоб все было по-честному, тому же Федьке. Других-то наследников у отставного майора все равно нет…

Правда, Самохин виделся с приятелем раза два за последние десять лет, но отказать Федька не должен. Потому что пятьдесят тысяч для него – небольшие деньги. Точнее, совсем плевые. Ибо был Федя Чкаловский вором в законе, со старинным, «доперестроечным» еще стажем, самым, пожалуй, авторитетным среди уголовников города, и деньги черпал далеко не из праведных источников, что и смущало больше всего отставного майора.

Поскольку разыскать Федьку вернее всего было через его подручных, мелкой шпаны, промышляющей в торговых местах, Самохин отправился прямо на центральный рынок. Местных приблатненных пацанов, прохаживающихся вдоль прилавков, похахатывающих беззаботно с разбитными бабенками-торговками и запросто, по-хозяйски, запускающих татуированные пятерни то в горки морщинистого, покрытого тонким налетом белесой базарной пыли кишмиша, то в мешки с грецкими орехами, отставной майор вычислил сразу. Присмотрел и закуток, куда то и дело ныряли шустрые, накачанные парни в спортивных костюмах. Словно ненароком заглянув туда, он увидел выгороженный торговыми палатками дворик, посреди которого дымил, потрескивая горящим жиром, закопченный мангал, а за пластмассовым столом поодаль восседало несколько мордастых пацанов, пузатых не по возрасту, должно быть, от пива, которое они пили из толстых, заляпанных грязными пальцами кружек, зажевывая с чавканьем огромными, с кулак, кусками румяного шашлыка. На расплывшихся сальных лицах явственно читались наслаждение наступившим для них праздником жизни и блаженно-тупая уверенность, что так будет продолжаться всегда.

– Тебе чего, папаша? – глянул на Самохина один из них. Не дождавшись ответа, утер жирные губы рукавом спортивной куртки, встал, подошел вразвалку, взял за плечо, попытался развернуть на выход, уговаривая, как несмышленыша. – Ну греби, греби отсюда, папаша, перебирай ножками. Чо, не вишь – люди, в натуре, отдыхают? – и, разомлев от пива и жратвы, от жизни своей праздничной, сунул Самохину в кулак темно-зеленую, скользкую от сального налета десятку. – На, мужик, опохмелись, только дуй отсюда по-быстрому.

Отставной майор дернул плечом, сбросил тяжелую руку, отстранился, достал из нагрудного кармана рубашки примятую пачку «Примы». Вытянул сигарету, шагнул к шкворчащему шашлычным соком мангалу и, разгладив дареную купюру, коснулся ее краешком тлеющего малиново уголька. Десятка вяло загорелась Самохин прикурил от нее, бросил огарок на землю, притоптал.