Читаем без скачивания Колдовские ворота - Антон Антонов

Последнее было важно. Ведь рядом с королем находилась принцесса Каисса, а в королевстве Баргаут со времен Тадеи великой есть один своеобразный обычай.

Принц, виновный в злонамеренном пролитии крови принцессы или королевы, не может наследовать трон. А король за аналогичную вину может быть низложен.

Обычай установился еще с тех пор, как принцессой была сама Тадея, и ее пытались убить в ходе дворцовых разборок — но традиция оставалась в силе до сих пор.

И вот теперь друид постановил, что если будет пролита кровь принцессы, то вина ляжет на того из принцев, кто уклонится от поединка.

— Несправедливо, — сказал дон Леон, но друид только покачал головой.

— Если судить по справедливости, то ни один из вас не имеет всех прав на корону. У тебя есть королевское завещание, но у Родерика — королевский меч. Ничем, кроме поединка, ваш спор не разрешить. И если кто-то откажется от поединка, вина за нарушение мира ложится на него.

Леон устало откинулся на спинку трона и произнес:

— Хорошо. Допустим, наш спор с Родериком никак иначе не разрешить. Но Грейфу из Ферна какая в этом корысть?

— Люди Родерика убили его отца. И если Родерик одержит победу, ему придется за это платить. Но если победишь ты, Грейф уйдет в Таодар, не требуя никакой платы. Ведь твои люди не убивали его отца.

Леон стал допытываться у друида, о какой плате за смерть Ингера из Ферна договорились Грейф и Родерик, но друид ответил, что не знает.

— Меня ведь не было с ними на стене, — сказал он, хотя на самом деле черт знает, где он был.

Сначала друид находился в башне Грейфа, а ультиматум принес из башни Родерика.

Но считать его предателем действительно не было никаких оснований. Наоборот, он, как посредник в будущем поединке, еще раз продемонстрировал Леону свое расположение.

Друид признал, что место и способ поединка может выбирать именно Леон.

Принц Родерик предложил биться на конях в тяжелом вооружении длинными копьями, а далее — на мечах, если копье не решит исход схватки. Это была обычная практика баргаутских рыцарей, очень похожая на земные рыцарские турниры.

Но Леон опасался вероломства и не захотел выйти на ристалище в долину Кинд, где уже прочно обосновались враги.

— Биться будем здесь, — сказал он, показав рукой на пространство перед троном. — На именных мечах.

Это ставило в невыгодное положение дона Родерика. Теперь уже ему следовало опасаться вероломства. Но по закону и обычаю правом выбора обладал тот, кого вызвали на поединок, и Родерик не стал с этим спорить.

Свои права, однако, он тоже не забывал.

Когда майордом Грус Лео Когеран и граф Септимер Белгаон встретились на «линии фронта» для обсуждения деталей, первым предложением дона Груса было вывести из замка принцессу Каиссу и под охраной верных гейш отправить ее в Когеран — резиденцию майордома. Но дон Белгаон даже обсуждать это не стал.

— Тот, чью правоту подтвердит небо, станет хозяином жизни и смерти всех его врагов.

Он, правда, тут же поправился, сказав, что как раз принцессе ничего не грозит — ведь Родерик ни будучи принцем, ни став королем не может пролить ее кровь. но остальным от этого было не легче.

А Барабин, уже успевший продемонстрировать способности нового Нострадамуса, почувствовал неладное и в отношении принцессы.

Он даже специально уточнил, не выпадает ли из указанного обычая казнь без пролития крови, способов которой существует великое множество — от повешения и утопления до сожжения на костре.

Вопрос этот Барабин задал друиду, который в ответ решительно заверил, что в данном случае беспокоиться не о чем. Формулировка звучит однозначно:

«Если по злому умыслу принца королевская дочь смертью умрет, или хоть капля крови ее упадет на землю — тому принцу никогда не быть королем Баргаута».

Так что по логике вещей Барабину следовало больше опасаться за себя, а не за принцессу, которую он знал всего несколько дней и с которой общался всего несколько раз.

Вот только сама принцесса почему-то решила, что колдун из Страны Чародеев, умеющий читать мысли, защитит ее от любой беды гораздо лучше, чем все воины, все принцы и все короли.

Как видно было в Романе что-то такое, из-за чего баргаутские женщины всех сословий тянулись к нему, как бабочки к огню.

И все бы хорошо, но у него из-за этого начинались проблемы. Ведь он никак не мог отделаться от мысли об ответственности за каждую из этих женщин.

И вот не успел Роман потерять в Беркате всех своих рабынь, кроме Тассименше, как его решила сделать главным своим защитником принцесса Каисса.

А как, скажите на милость, можно ее защитить, если даже увести принцессу в тайные подземные укрытия — и то нельзя. Во-первых, она сама не пойдет, а во-вторых, принц Родерик, узнав о просьбе выпустить Каиссу из замка, не только подтвердил отказ в этой просьбе, но и потребовал, чтобы принцесса в обязательном порядке присутствовала при поединке.

И поскольку это полностью совпадало с желаниями самой принцессы, Барабин ничего поделать не мог.

70

Принц Леон, до завершения поединка утративший право носить звание короля, нисколько не боялся предстоящей схватки. И с друидом он пререкался только потому, что слишком уж обиделся на него за временный уход в стан противника.

Хотя справедливости ради надо признать, что это именно друид уберег воинство, верное дону Леону, от окончательного разгрома.

Теперь все было в руках самого Леона. Принца, который заговорен от смерти.

Если верить в это, то бояться было вообще нечего. Ни Леону, ни его воинству.

Одна беда — Родерик тоже славился своей неуязвимостью. Эта особенность отличала весь род королевы Тадеи, которая родила наследника от двенадцати героев, неуязвимых до такой степени, что они уцелели даже в столкновении с Эрком.

Как королеве удалось родить сына от двенадцати мужчин сразу, история умалчивала, однако было известно, что потомки его все-таки умирали — и далеко не всегда своей смертью.

А после того, как молния Вечного Древа не поразила клятвопреступника Роя Эрде, трудно было верить в какую бы то ни было мистику в принципе.

По крайней мере, так думал Барабин — и он оказался прав на все сто.

Принц Родерик явился к месту боя в сопровождении головорезов из отряда Роя Эрде. Сам Рой с наглой улыбкой шествовал рядом со старшим из принцев Баргаута. Весь вид их обоих как нельзя яснее показывал, что принц нисколько не гневается на Роя за историю с гибелью Ингера из Ферна.

Сын Ингера Грейф остался по другую сторону «линии фронта». Он объявил себя гарантом того, что если дон Леон или его люди нарушат условия договора, возмездие обрушится на их головы с неизбежностью наступления ночи.