Читаем без скачивания Пожиратель мух - Кирилл Алексеев

Медленно, очень медленно он начал пятиться, не спуская глаз с того, кто когда-то носил имя Прохор, молясь только об одном – чтобы он не бросился в атаку сейчас.

– Стоять! – визг старика скальпелем полоснул по нервам и тут же оборвался.

Виктор понял, что тот увидел, наконец, Прохора. Существо на мгновение замерло в нерешительности. Этот крик сбил его с толку.

– Эй, ублюдок жареный, – услышал со стороны собственный голос Виктор. – Иди сюда, иди ко мне, тварь.

Это сработало. Что-то пробормотав, жареный ублюдок снова двинулся на него. Он шел, не переставая бубнить, и Виктор, похолодев, узнал слова той песенки, которую слышал, когда лежал без чувств в доме старика:

А сова из дупла глазками луп-луп,А совица по полице лапками туп-туп…

Они дошли почти до самой машины. Виктор уже почти коснулся рукой капота, когда снова раздался крик учителя. Как и рассчитывал Виктор, Прохор оказался между ним и стариком. Но теперь это сослужило плохую службу. Из-за него Виктор не видел, что делает старик. А тот, судя по всему, решился-таки покинуть свое укрытие.

– Прохор! Постой! – голос учителя дрожал и срывался. – Послушай меня.

Тварь остановилась и медленно, всем телом, повернулась к дому. Виктор выглянул из-за ее плеча и понял, что худшие опасения сбылись. Старик стоял на дороге, на том самом месте, где недавно стоял сам Виктор. Одной рукой он держал за шкирку бледную Катю, другой – ружье. Стволы упирались девушке в поясницу.

– Прохор. Я хочу… Я хочу помочь тебе! Я тебе не враг, клянусь. Я восхищаюсь тобой. Восхищаюсь! Я готов быть твоим слугой, твоим верным псом…

При слове «псом» существо глухо зарычало и сделало шаг к учителю.

– Нет-нет, постой! Постой, умоляю тебя! Я буду твоим рабом, кем угодно, только пощади меня. Они, – старик всхлипнул. – Он собирается причинить тебе вред. Тот щенок у тебя за спиной. Он… Он хочет сжечь тебя! У него за пазухой… Нет! Нет, прошу!

Последние слова старик произнес сквозь истеричные рыдания. Существо шагало прямо на него и, в этом не оставалось сомнений, слова и мольбы для него ничего не значили.

– Сюда! – завопил Виктор. – Иди сюда, выродок! Иди ко мне!

Но на этот раз тварь никак не отреагировала. Ее целью был старик.

– Умоляю тебя, Прохор. Я хочу помочь тебе! Не надо, пожалуйста! Возьми ее, возьми ее!

Учитель подтолкнул вперед Катю. Девушка сделала шаг, но ноги подкосились, и она упала в грязь в нескольких шагах от сапог Прохора.

– Нет! – от собственного крика у Виктора зазвенело в ушах.

Не думая больше ни о чем, послав к чертям все планы и стратегические выкладки, он бросился вперед, видя перед собой только узкую спину, обтянутую светло-серым дождевиком.

Грянул выстрел. Щеку Виктора что-то обожгло, и он успел сообразить, что это старик промахнулся, стреляя в Прохора. А уже в следующее мгновение он со всего маху врезался в твердую, словно высеченную из камня спину мертвеца. Удар был настолько силен, что у Виктора потемнело в глазах. Он словно налетел на стену. И все же Прохор потерял равновесие. Немного, совсем чуть-чуть. Но этого хватило, чтобы нога запнулась о распростертую на земле Катю, и длинная нескладная фигура, нелепо взмахнув руками, повалилась вперед, прямо на застывшего в ужасе учителя.

Вскрикнула Катя, когда грубый сапог врезался ей в бок, и почти одновременно с ней завопил старик, почувствовав на плечах костлявые руки Прохора. Монстр и его истошно визжащая жертва рухнули на землю, разбрызгивая во все стороны жидкую грязь.

Виктор, которому с трудом удалось устоять на ногах, метнулся к девушке и, схватив ее за куртку, оттащил в сторону от извивающихся тел.

– Вит-тя… Витт-тенька… – прорыдала она, слабо цепляясь за рукав.

– Вставай, Катя! – прокричал он, стараясь перекрыть душераздирающий вой старика и утробное урчание Прохора. – Беги к машине!

Он рывком поднял ее на ноги, но она тут же обмякла, как тряпичная кукла.

– Катя! – Виктор наотмашь ударил ее по лицу. – Беги же!

Пощечина подействовала. Взгляд девушки прояснился, и она, на подгибающихся ногах, рыдая в голос, поплелась к «девятке».

Виктор обернулся к лежащим. Вопли старика перешли в надрывный сиплый стон, а потом в громкое бульканье. С одной ноги слетел сапог, и теперь она голой пяткой скребла грязь, словно хотела выкопать что-то ценное. Самого учителя было не видно из-под широкого плаща Прохора. Виктор услышал тихий треск, будто кто-то разорвал шелковую простынь, а следом раздалось сочное влажное чавканье. Нога старика дернулась еще несколько раз, обдав Виктора комьями грязи, и замерла. Прохор, продолжая чавкать, оторвался, наконец, от жертвы и начал медленно подниматься.

Виктор понял, что настал момент истины. Из всех сил заставляя себя делать все предельно осторожно, он расстегнул куртку и сунул руку за пазуху, пальцы коснулись тонкой картонной трубочки. Вторая рука тем временем нырнула в карман, и выудила оттуда металлическую коробочку Zippo. С мелодичным запатентованным звоном откинулась крышка зажигалки.

– Ну, давай, мразь, – сказал он. – Давай. Повернись ко мне.

Он сделал два шага назад, глядя на встающего Прохора. Тот поднимался тяжело и неуклюже, будто был пьян.

– Ну же! Вставай, вставай! И посмотри на меня.

Наконец, существо оказалось на ногах. Оно стояло вполоборота к Виктору, и он видел, как с подбородка твари стекает струйка крови. Изо рта высунулся неправдоподобно длинный язык и слизнул эту струйку, издав хлюпающий звук.

Потом монстр неторопливо повернулся к Виктору и внятно произнес:

– А сова из дупла глазками луп-луп…

– Вот уж хрен тебе в грызло, – сказал Виктор, доставая из-за пазухи разноцветную картонную трубочку с яркой надписью «Звезда удачи» и рядом мелким шрифтом: «Римская свеча. 8 огненно-красных комет с золотистым шлейфом». – Не любишь огонь, ублюдок? А как насчет заполучить его себе в брюхо?

С этими словами он направил римскую свечу на застывшего Прохора, щелкнул зажигалкой и поднес огонек к запалу. Секунду ничего не происходило, и Виктор с ужасом подумал, что фитилек все-таки намок. Но потом раздалось резкое шипение, и из трубочки с хлопком вырвался ярко-красный огонек. Следом за ним еще один и еще… И каждая крошечная ракета, долетая до фигуры в дождевике, на долю секунды застывала, словно раздумывая, продолжать полет или нет, а потом делала стремительный рывок вперед и впивалась в тело. Дыр становилось все больше, и их черные края постепенно наливались жарким багровым светом. Потом они стали расползаться, как сделанные горячим окурком отверстия в целлулоидной пленке. Ночь пронзил полный боли и ужаса вопль. Медленный огонь, даже не огонь, а свирепое тление, разъедало Прохора изнутри, как кислота.