Читаем без скачивания На задворках галактики - Александр Валидуда

– Правильно, – майор разлил по первой. – Медицинский спирт. Разведённый пятьдесят на пятьдесят. Такая вот гидроколбаса.

– А на закусь что, курятина? – усмехнулся Бембетьев.

– Ну да, – кивнул майор, – со столовки с собой хрен что вынесешь, а сбегать в город – вообще дохлый номер. Поэтому, господа, только гидроколбаса с курятиной.

Масканин почесал нос, пытаясь врубиться. Бембетьев и Полудуб понимающе переглянулись и похлопали его по плечу каждый со своей стороны.

– Это у нас со времён учёбы во владимирском пехотном, – объяснил Бембетьев. – Юнкера – народ не особо богатый, зачастую только водка из выпивки, да сигареты на закусь, если выпадет редкая возможность бухнуть после отбоя. Водка или самогон – гидроколбаса. Выпил, закурил – вот тебе и курятина.

– Понял, – Масканин улыбнулся. – И часто вы так?

– Не часто, но бывало, – ответил майор. – По крайней мере, в моё время.

– Да и в моё, – заметил Бембетьев, смотря на майора. – Ты меня не помнишь конечно, а мы на вас, на выпускной курс как на богов смотрели. Поэтому тебя я помню, ты нас ещё строевухой на плацу гонял.

– Было дело, да, – начал припоминать майор, проведя ладонью по стриженному под ноль затылку.

– А смысл в чём? – поинтересовался Масканин.

– Так в нашей альма-матер заведено, – ответил Бембетьев. – Каждый август выпускной курс обучает строевой обитуру, то есть уже зачисленных и сведённых в подразделения салаг, но ещё не принявших присягу. Традиция-с.

– Да-а… – протянул Масканин. – Гидроколбаса, говорите, с курятиной. Хэх! Обойдусь, пожалуй, без вашей курятины. А что за повод, кстати?

– Повод есть, Макс, – майор подмигнул. – Всамделешний. Письмецо я получил от жены, сегодня в столовке передали. Шло оно долго, пока туда-сюда, сам знаешь как оно бывает. Короче, рожает моя. Когда – точно не знаю, но если она не ошиблась, то примерно сегодня.

– Сын, дочь? – спросил Масканин.

– Надеюсь, сын. Хватит с меня девок. Фамилию продолжать надо, она у меня редкая. А то вдруг я последний Полудуб на свете? Ну, давайте, мужики, чтоб моя благополучно разродилась.

Кружки глухо лязгнули. Выпили залпом. Масканин жестом отказался от протянутой майором сигареты, затянул воздух через рукав.

– Последним быть никак не можешь, – заявил он. – Где-нибудь ещё Полудуб сыщется. Обязательно сыщется.

– Угу, – буркнул майор, затягиваясь, – примерно то же мне и наш коновал сказал. Мол, подумаешь, два пальца оттяпаю, от вас Полудубов не убудет. Это у него, засранца, шуточки такие.

– Гаврилов? – спросил Бембетьев.

– Гаврилов-Гаврилов, – закивал майор.

– На Гаврилова это похоже, мужик он языкастый. Юмор у него не для всех.

– В общем, пальцы резать я ему не дал. По одной фаланге – чёрт с ним, всё равно раздробило. А он мне: теперь не дуб, а полдуба точно осталось… Шутник, бля.

– Как ощущения? – посмотрел Бембетьев на укороченные пальцы майора.

– Хреново, – скривился тот, разглядывая обрубки среднего и безымянного пальцев правой руки. – Никак не привыкну, что ногтей нет и постоянно кажется, что кончики пальцев свербят. Во, штука какая… Свербит, ноет то, чего нет…

– Между первой и второй, как говорится… – предложил Бембетьев, разливая.

– А ты шустрый парень, смотрю, – одобрил майор. – За боевое братство…

Выпили по второй. Масканин вновь занюхал рукавом, посматривая, как остальные жадно затягиваются.

– За братство – это хорошо, – сказал он, – только знаем мы вас, мотострелков. Что вы, что танкисты – один хрен. Сегодня здесь, завтра там.

– Во-во, – подхватил Бембетьев, – не то что завтра, а через пять минут вас и след простыл. Механизаторы войны, блин.

– Так, я не понял, – ухмыльнулся Полудуб, – это вы к чему?

– К чему, к чему… – Бембетьев окутался дымом, прикуривая новую сигарету. – Вон две недели назад, когда меня с Максом сюда доставили… Ваш двадцатый должен был на Даме идти. А в итоге? Понесла вас нелёгкая на участок соседней дивизии…

– Понятно, – майор докурил в три затяга, сплюнул и выбросил щелчком окурок. – Мы мобильные войска, куда начальство скажет, туда и прёмся. Обычное дело – с участка на участок прыгать, как блохи. Бывало так за ночь загоняют… А там под Даме нас к своим же танкистам из двадцать второго полка на взаимодействие бросили. Двадцать второй из нашей же дивизии…

– Вот я и говорю, – встрял Масканин, – рассчитываешь на вас, а кукиш с маслом в итоге. Кто там у нас справа стоял, Олег? Сто шестидесятая? – увидав кивок Бембетьева, продолжил: – Не могли что ли у соседей несколько батальонов для ваших танков взять?

– Много ты понимаешь, Максимка, – в миг посерьёзнел Полудуб. – Взять у простой махры батальоны? А заодно и артиллерию, и сапёров. Ну-ну. Ты пока поручик, вот станешь капитаном, сам докумекаешь. Ну сами, подумайте: во-первых, кто ж их по собственному желанию даст, батальоны эти? Во-вторых, стрелковые подразделения нихрена не способны грамотно взаимодействовать с танками, на то есть мы – моторизованная махра. Танки ведь не универсальное оружие, им защита и прикрытие нужно. Своя обученная пехота, своя артиллерия и свои спецы. А будь по-вашему, господа поручики, вклинились бы мы не далее трёх-пяти кэмэ. А вышло как?

– Знаем, – отмахнулся Бембетьев, – Грайфсвальд взят на третий день… Майор улыбнулся.

– По пятьдесят кэмэ в день средний темп продвижения. Там где мы с утра были, пехтура на следующий день добиралась.

– Замнём? – предложил Масканин. – Я бы лучше новую байку послушал.

– Ну, Макс, – майор повёл плечами, – я вроде бы все их порассказал.

– Все да не все, – не унялся Масканин. – Что-то там про забулдыгу-трясогуза, тот, что в центральном корпусе прохлаждается…

– А-а… – протянул майор. – Про забулдыгу, говоришь. Это я его так дразню. Слышал что ли?

– Случайно слышал, когда мимо проходил. Запомнилось.

– Это не свежая байка, а давнишняя. Да и не байка на самом деле, а реальная история. Фамилия у него такая – Забулдыго. На 'о' кончается. Рядовой Емельян Забулдыго, бедовый хлопец, два Креста Доблести имеет. И 'Вишенку'.

– И что? Майор пожал плечами:

– Тогда слушайте, господа. Дело было прошлым летом, когда нашу дивизию на Невигерский фронт бросили. Мы там манёвренную оборону держали, а через полтора месяца вывели нас в тыл на переформирование. Так вот, когда нас в тыл отвели, мой батальон расквартировался в одной деревеньке. Малые Кобылицы кажись называлась она. Месяц отдыха, боевой учёбы да и пополнения приходящие принимать… Сами знаете, что такое молодые парни, вышедшие с передовой, к тому же баб давным-давно не видавшие. А тут еще июль жаркий. Деревенские девчата все в сарафанчиках шастают, босые, глазками так и постреливают. Пигалицы, блин… Короче, расквартировали нас по домам. Мест всем хватило. Деревня – дворов шестьсот… А Емелька наш, Забулдыго, парень хоть куда, рослый, плечистый, по всем статьям – атлет. Глаза голубые, зубы как у лошади! Ну, в общем, на него стали засматриваться тамошние красотки. Они как раз все там чернявые, таких как он блондинов, может, и отродясь не видали. И приглянулась же Емельке, дураку пришибленному, не абы кто, а дочка деревенского старосты. Смазливая девка, промежду прочем…

– О-о-о… – понимающе протянул Масканин. – Староста, видали мы их. Староста – фигура в деревне авторитетная, да много о себе мнящая. Бывает, что и на сраной козе не подъедешь. Другое дело у нас в Вольногорье…

– Вот, вот, – согласился майор, – такой староста и был. Хоть ты весь наизнанку вывернись, а не подъедешь. Стал наш Емелька в дом того старосты захаживать, дров там нарубить, воды натаскать, картошку покопать. Он парень хозяйственный, я его старшиной роты поставил, так с тех пор горя не знаю. В общем, охмурил он дочурку, девица как раз в том возрасте была, что на выданье называется. Темпераментная, а в глаза ей посмотришь, так и видно – от избытка гормонов челюсть сводит. Темнело там поздно, часов в десять, лето, да и нездешняя широта как-никак. И стал наш красавец после отбоя захаживать к ней прямиком через окошко. Втихаря, когда родители молодицы улягутся. И все бы ничего, но как-то раз одним тихим вечерком мои унтера не доглядели, а дружки Емелькины раздобыли самогонку и нажрались как сволочи. Он тогда только-только свежепроизведённым младшим сержантом стал, психологии унтерской набраться не успел. Нет, ну понятно, парни молодые, боевые, выпить охота – пейте, но меру знайте же. Я потом, кстати, ту каргу, что на десять рыл пятилитровую бутыляку продала, нашёл. Пистон такой ей вставил… Все запасы самогона и сахара конфисковал. А Емеля в ту ночь, вот не спалось же ему, мудаку… Взял он шоколад и сгущёнку из пайка. Попёрся амур крутить. Залез в окошко. Лето же, духота, окна не заперты, лезь не хочу. Залез наш идиотик, снял с себя портки, потом трусы и айда на кровать. Да со словами: Маруська, мол, люблю тебя, аж невтерпёж батькиного согласия дожидаться!.. А тут такой визг поднялся! Говорят, петух в курятнике с перепугу до утра кукарекал, но может и врут, я не проверял. Короче, забегает в комнату ошалелый староста. И что же наблюдает наш самый важный и самый гордый человек на селе? А наблюдает он такую картину: на его благоверную супругу лезет полуголый придурок, подбивавший клинья к дочке! Старосту переклинило, за топором метнулся, но к счастью, не попался ему топор под руку. Он-то мужик в драке крутой, с кулаками накинулся на Емельку. Наш бедолага, чёрт его знает как быстро сообразил, что окном ошибся, может и протрезветь успел, да только кубарем вылетел из окна и угодил прямиком в репейник, что под самым окном рос. Староста давай за ним, тот с перепугу сиганул через трёхметровый забор. И упал снова же в репейник, а там ещё собачонка какая-то приблудная спала, которую кондрашка от свалившейся на неё туши хватила. Псина, видать, разрыв сердца получила, но укусить успела. Шум поднялся на всю деревню, тут вам и соседские собаки, и староста матом гнёт во всю глотку. Люди начали в окошки посматривать, кое-кто на двор выходить, чтобы оттуда, со дворов, поглазеть на причину переполоха. Представьте себе такую картину: бежит красный запыхавшийся молодец, ниже пояса голый с сапогами подмышкой, а за ним попятам их староста с оглоблей увесистой, да не отстаёт и орёт: 'Я тя, сучий потрох, щас так уделаю, век стоять не будет!! Я те покажу, кобеляка, как честных женщин позорить!' Это самое приличное, что он тогда орал. Таким вот макаром, под дружное улюлюканье и свист добежал наш Емелька до 'своей' хаты. А там, как на зло, командир его в лице вашего покорного слуги, тогда ещё капитана Полудуба, стоял. Я тоже вышел на шум, поглядеть, что за бедлам творится. Емелька как вкопанный передо мной встал, но не надолго, крики за спиной через секунды три растормозили его. Он – шасть, предусмотрительно за моей спиной спрятался. Староста, видя такое дело, что Емельку ему не достать, кроме как напролом через меня, бить, однако, меня оглоблей не стал. Запыхавшись, он мат на мате поведал мне ситуацию. Я, постарался изобразить каменное лицо. Пообещал разобраться с нарушителем своей властью. Староста помялся-помялся, попыхтел и, уходя, сказал Емельке: