Читаем без скачивания Жизнь, учения и изречения знаменитых философов - Диоген Лаэртский

О Сократе и о том, что он сказал на сочинение Гераклита, которое ему принес Еврипид (как об этом сообщает Аристон), мы сказали в разделе о Сократе.[702] А грамматик Селевк сообщает (со слов некоего Кротона в книге "Ныряльщик"), будто первым эту книгу принес в Элладу некий Кратет, сказав при этом, что нужно быть делосским водолазом, чтобы не захлебнуться в ней. Иные дают ей заглавие «Музы», иные — "О природе", а Диодот

"Правило негрешимое уставу жить";

называют ее также "Указатель нравам" и "Единый порядок строю Всего". Говорят, на вопрос, почему он молчит, Гераклит ответил: "Чтобы вы болтали".

Знакомства с ним пожелал сам Дарий и написал ему так:

"Царь Дарий, сын Гистаспа, Гераклиту, мужу эфесскому, шлет привет. Тобою написана книга "О природе", трудная для уразумения и для толкования. Есть в ней места, разбирая которые слово за словом видишь в них силу умозрения твоего о мире, о Вселенной и обо всем, что в них вершится, заключаясь в божественном движении; но еще больше мест, от суждения о которых приходится воздерживаться, потому что даже люди, искушенные в словесности, затрудняются верно толковать написанное тобой. Посему царь Дарий, сын Гистаспа, желает приобщиться к твоим беседам и эллинскому образованию. Поспешай же приехать, дабы лицезреть меня в моем царском дворце. Эллины, я знаю, обыкновенно невнимательны к своим мудрецам и пренебрегают прекрасными их указаниями на пользу учения и знания. А при мне тебя ждет всяческое первенство, прекрасные и полезные повседневные беседы и жизнь, согласная с твоими наставлениями".

"Гераклит Эфесский царю Дарию, сыну Гистаспа, шлет привет. Сколько ни есть людей на земле, истины и справедливости они чуждаются, а прилежат в дурном неразумии своем к алчности и тщеславию. Я же все дурное выбросил из головы, пресыщения всяческого избегаю из-за смежной с ним зависти и по отвращению к спеси. Потому и не приеду я в персидскую землю, а буду довольствоваться немногим, что мне по душе". Вот каков был он и перед самим царем.

Деметрий в «Соименниках» говорит, что презирал он даже афинян, хотя пользовался у них большой славой, и предпочитал жить на родине, хотя эфесцы пренебрегали им. Упоминает о нем и Деметрий Фалерский в "Апологии Сократа". Толкованием его сочинения занимаются многие: и Антисфен, и Гераклид Понтийский, и Клеанф, и стоик Сфер, равно как и Павсаний, прозванный «гераклитовцем», и Никомед, и Дионисий; а из грамматиков — Диодот, который уверяет, что сочинение это было не о природе, а о государстве и о природе в нем говорилось только в виде примера. А Иероним сообщает, что Скифин, ямбический поэт, взялся излагать его учение в стихах.

О нем существует много эпиграмм, в том числе такая:

Я — Гераклит. Что вы мне не даете покоя, невежды? Я не для вас, а для тех, кто понимает меня. Трех мириад мне дороже один; и ничто — мириады. Так говорю я и здесь, у Персефоны в дому.[703]

А другая такая:

Не торопись дочитать до конца Гераклита-эфесца — Книга его — это путь, трудный для пешей стопы, Мрак беспросветный и тьма. Но если тебя посвященный Вводит на эту тропу — солнца светлее она.[704]

Гераклитов было пятеро: первый — наш философ; второй лирический поэт, которому принадлежит хвалебная песнь двенадцати богам; третий — элегический поэт из Галикарнаса, которому Каллимах посвятил такие стихи:

Друг Гераклит, мне сказали о том, что ты уже умер. Слезы из глаз полились. Вспомнил я, сколько мы раз Вместе беседуя, солнца закат провожали. А ныне Ты уже давний прах, галикарнасский мой гость! Но еще живы твои соловьиные песни: жестокий, Все уносящий Аид рук не наложит на них.[705]

Четвертый был лесбиец, написавший македонскую историю; пятый — писатель в серьезном и смешном роде, прежде занимавшийся игрой на кифаре.

Ксенофан Колофонский, сын Дексия (или, по словам Аполлодора, сын Орфомена), с похвалою упоминается Тимоном, который говорит:

И Ксенофан, Гомеровых кривд бичеватель задорный…

Изгнанный из отечества, он жил в сицилийской Занкле, [был участником выселения в Элею, учил там],[706] жил также в Катане. Некоторые говорят, будто он ни у кого не учился, некоторые — что он учился у Ботона Афинского, некоторые — что у Архелая; а сам он был современником Анаксимандра[707] (так говорит Сотион). Писал он эпические стихи, элегии и ямбы против Гесиода и Гомера, нападая на их рассказы о богах, и сам был певцом своих сочинений. Говорят, выступал он также против мнений Фалеса и Пифагора, бранил и Эпименида. Жизнь его была на редкость долгою, о чем он сам говорит в одном месте:

Солнце уже шестьдесят и семь кругов совершило, Как я из края и в край мысль по Элладе ношу. От роду было тогда мне двадцать пять и не боле, Ежели только могу верно об этом сказать.

Он утверждает, что есть четыре основы сущего, что миры бесчисленны, но неизменны. Облака образуются оттого, что солнце вздымает испарения и возносит их в окрестный воздух. Сущность бога шаровидна и нисколько не схожа с человеком; он весь — зрение и весь — слух, но Дыхания в нем нет; и он весь — ум, разумение и вечность. Он же первый сказал, что все возникающее подвержено гибели и что душа есть дыхание.

Это он сказал, что большинство слабее, чем ум, и что с тиранами нужно говорить или как можно меньше, или как можно слаще.[708] Эмпедокл однажды сказал ему, что невозможное дело — найти мудреца. "Конечно, — ответил Ксенофан, — ведь нужно самому быть мудрецом, чтобы признать мудреца". А Сотион говорит, будто он первый заявил, что все непостижимо, но Сотион ошибается.

Он сочинил поэму "Основание Колофона" и "Выселение в Элею Италийскую" — всего 2000 стихов. Расцвет его был около 60-й олимпиады. Деметрий Фалерский (в книге "О старости") и стоик Панэтий (в книге "О бодрости") говорят, будто он, подобно Анаксагору, своими руками похоронил своих сыновей.[709] По-видимому, он был продан в рабство [и выкуплен] пифагорейцами Пармениском и Орестадом (так говорит Фаворин в I книге "Записок").

Был также и другой Ксенофан, с Лесбоса, сочинитель ямбов.

Таковы разрозненные философы.

Слушателем Ксенофана был Парменид Элейский, сын Пирета (а сам Ксенофан — слушателем Анаксимандра, как сказано в «Обзоре» Феофраста). Однако хотя он и учился у Ксенофана, но последователем его не стал, а примкнул к пифагорейцу Аминию, сыну Диохета (так говорит Сотион), человеку бедному, но прекрасному и благородному; и ему он следовал гораздо ближе, а по смерти его воздвиг ему святилище, так как сам был родом знатен и богат: Аминий, а не Ксенофан обратил его к душевному миру.

Он первый заявил, что земля шаровидна и что место ее в середине. Существуют две основы, огонь и земля, и первый служит творцом, вторая веществом. Род человеческий первое начало свое имеет от солнца, но жар и холод, из которых все состоит, сильнее и солнца. Душа и ум — одно и то же (об этом упоминает и Феофраст в «Физике», где у него изложены мнения едва ли не всех философов). Философию он разделил надвое — на философию истины и философию мнения. Поэтому он и говорит в одном месте:

…Все тебе должно уведать: Истины твердое сердце в круге ее совершенном, Мнение смертного люда, в котором нет истинной правды.[710]

Философию он излагал в стихах, подобно Гесиоду, Ксенофану и Эмпедоклу. Критерием истины называл он разум, в чувствах же, — говорил он, — точности нет. Вот его слова:

Да не постигнет тебя на стезе твоей опыт привычный Правиться глазом бесцельным и слухом, отгулами звучным, И языком, — будь лишь разум судьей многоспорному слову!

Потому и Тимон говорит о нем:

Высокоумную мощь Парменида, чуждателя мнений, Освободившего мысль из обманного воображенья.

Это о нем написал Платон диалог, озаглавленный "Парменид, или Об идеях".

Расцвет его приходится на 69-ю олимпиаду. По-видимому, он первый открыл, что вечерняя звезда и утренняя звезда одно и то же светило (так говорит Фаворин в V книге «Записок»; иные приписывают это Пифагору, но Каллимах утверждает, что стихотворение это не Пифагорово[711]). Говорят, что он и законы дал для сограждан (так сообщает Спевсипп в книге "О философах"), и первый стал предлагать рассуждение об Ахиллесе[712] (так сообщает Фаворин в "Разнообразном повествовании").

Был также и другой Парменид — ритор, сочинитель учебника.

Мелисс Самосский, сын Ифегена. Он был слушателем Парменида, но посещал и беседы Гераклита; это он представил Гераклита эфесцам, которые его не хотели знать, подобно тому, как Гиппократ представил абдеритам Демокрита.[713] Он участвовал в государственных делах, и сограждане удостоили его одобрением: он был избран флотоводцем[714] и своею доблестью стяжал еще большее восхищение.

Мнение его было, что Вселенная беспредельна, неизменна, недвижима, едина, подобна самой себе и полна. Движения нет, лишь кажется, будто оно есть. Даже о богах, по его словам, высказываться не подобает, ибо познание их невозможно.