Читаем без скачивания Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Закономерность - Николай Вирта

Лев слышал лишь прерывистое дыхание Мити.

Стук повторился.

Лев вскочил и бегом бросился в мастерскую.

Не зажигая света, он снова прислушался. И опять постучали четыре раза.

Лев ухмыльнулся.

— Наконец-то!

В дверном проеме стоял высокий человек в макинтоше. Он торопливо сказал Льву несколько слов.

Лев жестом пригласил его в мастерскую, выглянул на улицу.

Дождь хлестал по мостовой, порывистый ветер раскачивал деревья, они глухо шумели.

Ни души…

Лев вытер платком мокрое лицо и хотел зажечь свет. Гость остановил его. Он стоял около рабочего стола и пытался закурить. Намокшие спички не зажигались.

— Вот черт, — сказал он, — насквозь прохватило.

— Вы что, пешком?

— Да. Две станции не доехал до вашей столицы, черт бы ее побрал. Ну и грязи у вас!

— За вами гнались?

— Да. Брр, дьявол! Думал, кончено.

«Ишь ты, как трясет его, — подумал Лев. — Каждый за жизнь цепляется».

А вслух сказал:

— Снимите плащ. Чаю хотите?

— Нет. Поговорим, сосну часа два и обратно. Вы один?

— Один. Там малец лежит, но он болен.

— У вас водка есть?

— Спирт.

— Один черт. Только скорей. Полстакана.

Лев нашел бутылку чистого спирта, отлил в стакан, развел водой.

Одноглазый гость сбросил макинтош, нащупал стул, сел. Лев подал ему стакан.

— Есть хотите?

— Нет, не надо. Дымом закусываю.

Он единым духом проглотил смесь и затянулся папиросой; огонек осветил жесткие, короткие усы, нос с горбинкой и черную повязку на глазу.

Это был тот самый человек, что сманил некогда Льва в Грузию.

— Вам привет, — переводя дух, сказал Одноглазый. — От вашего друга, от Петра Ивановича Сторожева. И от Апостола. Спрашивает, не пора ли Петру Ивановичу вернуться на родину.

— Думаю, пора.

— Ну и отлично. Советую черкнуть Петру Ивановичу пару строк.

— Я хочу сам встретить его на границе. Можно рассчитывать и на вашу помощь?

— Конечно. Это даже лучше. Сторожев верит вам, как богу. — Одноглазый рассмеялся. — Странный человек. Превосходный служака, но немного помешан.

— Да, я знаю. Он без меня никуда не пойдет. Он писал, что без меня провалится.

— Странный человек. Скиф. Ну, а у вас как дела?

— Плохо.

— Черт возьми!

— Понимаете, просто не везет. Все расползается. Под ногами жижа. Все к чертовой матери…

Одноглазый сидел молча, огонек папиросы то вспыхивал, то гас. Из задней комнаты доносилось бредовое бормотание Мити. Порой он кричал что-то.

Гость не обращал внимания ни на Льва, ни на выкрики Мити.

— Что мне делать?

— Пока основное — зажиточный мужик… А там посмотрим. — Одноглазый задумался и прибавил: — Может быть, и троцкисты. Самое лучшее — переправить сюда вашего друга и начинать работать среди мужиков.

— Правильно. Я уже сказал, сам встречу на границе Петра Ивановича.

— Превосходно. Пункт и другие подробности сообщил Апостол.

— Письмо я сейчас напишу. Вы его отправите обычным путем?

— Не беспокойтесь. Это мой тринадцатый рейс.

— Да… Знаете, я, пожалуй, письмо писать не стану».

— Вы просто дикарь. Вы, может быть, и черной кошки боитесь?

— Я вам устрою постель и напишу письмо. Вас разбудить?

— Нет, я умею вставать вовремя. В семь меня здесь не должно быть.

Лев приготовил гостю постель.

Тот лег. Некоторое время вспыхивал огонек его папиросы. Затем гость уснул.

Лев прошел в заднюю комнатку, зажег свет и сел за письмо. Вот что он написал:

«Дорогой друг. Твой привет получил и с этим же человеком отправляю ответный. Как ты уже знаешь, поручения все выполнил. Не моя вина, что они выполнены не так, как бы хотелось, но что делать. Митя живет у меня. Сейчас он прихворнул, немного простудился. Он останется здесь с хорошими людьми.

Теперь мы можем рассчитывать, главным образом, на деревню. Там есть еще силы. Ты знаешь, они запахали твою землю около озера, отдали ее разной рвани — какому-то Козлу и Леньке, которых ты не добил. Ленька служит в пограничной заставе, до сих пор помнит о тебе и мечтает расквитаться.

Мы вместе вернемся сюда, дорогой друг; я приду за тобой, жди меня, время настало».

Лев кончил писать, расстелил на полу кожаное пальто — он все носил на себе память о Якубовиче — и лег. Через полчаса он заснул, убаюканный шумом ветра и дождя. Его разбудил гость: тот уже встал и оделся. Было темно. Дождь все еще шел.

— Вы бы поели на дорогу, — предложил Лев.

— Некогда. Если есть еще спирт, дайте.

Лев снова налил гостю полстакана спирта, тот проглотил его, словно это была вода, закурил.

— Ну, я поехал.

— Вы осторожнее — не дай бог…

— Обойдется! Мне еще пять городов объехать надо. Попадаться нельзя.

— Счастливо.

Лев пожал руку Одноглазому, запер за ним дверь, прошел к Мите, лег рядом.

Он не мог заснуть, и мысли его были невеселы. Он сделал все, что мог.

Оставалось еще одно дело: убрать Сергея Ивановича.

Около девяти часов Митя проснулся, заворочался, попросил воды.

Лев подошел к нему.

Мальчишка лежал с широко открытыми глазами и дрожал. Впрочем, бред прекратился, и Митя связно ответил Льву на вопрос о здоровье.

— Ну вот, Митя, приказано мне выгнать тебя на улицу. Сейчас от Сергея Ивановича прискакал милиционер, приказ привез. Если, пишет, не выгонишь — посажу в тюрьму.

Митя заплакал.

— Злой какой у тебя дядька, ведь это черт знает что! Прямо не знаю, что с тобой делать. Придется тебе, брат, уходить.

— Куда? — прошептал Митя.

— Это уж не мое дело. Да ведь и в городе он тебя найдет. Не иначе, прикончить тебя хочет.

Митя неслышно плакал.

Льву на мгновение стало жаль его, но он взял себя в руки.

— Видишь ты, какое оно дело. Разорил вас, землю отнял, отца прогнал и до тебя добирается.

Митя со стоном привстал и привалился спиной к стене.

Лев ушел во двор.

Митя сполз с дивана, оделся, обул сапоги, зашел в мастерскую, сунул в карман нож. Он решил: дядю Сергея надо убить.

Он бежал, спотыкаясь, падая и поднимаясь.

Бредовое состояние снова завладело сознанием Мити. Но одна мысль не терялась среди хаоса других, стремительно бегущих, клубящихся, неясных и страшных — либо уйти от дяди Сергея, либо убить его.

На углу Дубовой Митя остановился и задумался, стараясь понять, где он, что с ним, куда он идет. Тут ему показалось, что за деревом стоит дядя Сергей и смотрит на него.

Он вынул нож… Теперь вокруг было много, много деревьев, и за каждым стоял дядя Сергей. Он улыбался и манил к себе. Митя снова побежал. Услышав за собой топот ног, обернулся и завизжал — за ним гналась сотня дядей Сергеев.

Каждый из них был в шляпе, каждый держал во рту трубку, каждый кричал что-то такое, чего Митя не мог разобрать.

Он очнулся, сидя около забора, тяжело дышал, тер лоб и старался припомнить что-то очень важное. Вспомнил: надо найти и убить дядю Сергея. Да, да, скорее убить, а то дядя Сергей пошлет за Митей милиционера, тот плеткой погонит его в тюрьму, где крысы и вода. Вода поднимается все выше, она холодная, она не выпускает его…

Снова пришел в себя Митя на скамейке у калитки какого-то дома. Улица была пустынна. С реки потянуло ветром, становилось все холодней, Мите показалось, что это не ветер, что это вода окружает его и никуда ему из воды не выплыть. Он привстал, но темнота заволокла его глаза, снова стала леденеть кровь, ручонки сжимались в кулаки, ноги подгибались.

В этот миг он опомнился и с ужасом увидел, что это дом, где живет дядя Сергей. Ноги не держали Митю. Он снова сел на скамейку. Рваная фуражка упала в грязь.

— Да ведь это Митя! Петров Митя! — услышал мальчик знакомый голос.

Митя открыл глаза. Перед ним стоял дядя Сергей в шляпе, с трубкой во рту. Митя застонал, забился, потом, вспомнив то, самое главное, вынул нож. Не заметив этого жеста, Сергей Иванович взбежал по лестнице наверх и уже у двери крикнул:

— Оля, Ксения, скорей, скорей вниз.

И вернулся на улицу. Но у калитки никого не было.

Митя полз в овраг, кусты царапали его лицо, он падал, но полз, потому что слышал позади топот многих ног и крик:

— Митя, Митя!

Черная вода мчалась за ним, она настигла его, он упал в бездонную яму.

…Около калитки Сергей Иванович нашел Митину рваную фуражку. Он побежал было к оврагу, но вернулся — там была непролазная грязь, — снова стремглав поднялся к себе, дрожащими руками сорвал трубку телефона, яростно крикнул телефонистке номер, вызвал начальника милиции и приказал ему немедленно обыскать овраг.

И, усталый, опустился на стул.

Жена подошла к нему, поправила прилипшие к потному лбу волосы.

— Ты не ошибся?

— Нет. Вылитый Петр. Петра я такого же помню, — стоит перед глазами.