Читаем без скачивания За горизонтом сна - Яна Дубинянская

— Феликс?!.

— И вся ваша… то есть, наверное, наша… так называемая Эпоха Великих Свершений.

В пруду колыхалось несколько маленьких тусклых звезд. И стареющая луна — как полнозубая издевательская ухмылка. На небе же она казалась спокойным, ко всему равнодушным полукругом сыра. Впрочем, никто не заставлял его смотреть ни на ту, ни на другую. Джерри уронил лицо на руки, скрещенные на коленях.

Он долго, очень долго разговаривал с Феликсом. С героическим прадедом… нет, скорее со старшим братом, который лет на семь больше него понимает в жизни. Говорили об Эпохе Великих Свершений и современности — да, как подумаешь, выходит слово в слово… даже забавно. И становилось глумливо-очевидным, что одна стоила другой.

Не было взлета человеческой мысли и жажды познания — была всеобщая околонаучная истерия, естественное следствие того, что предкризисный экономический виток сделал основным товаром на мировом рынке фундаментальные научные исследования, экспериментальные изыскания, глобальные по замыслу произведения философии и искусства.

В науку и культуру вкладывались колоссальные средства — с тем, чтобы отдача была скорейшей и тысячепроцентной. Один за другим стартовали грандиозные прожекты, масштабами и кричащей оригинальностью компенсировавшие пустоту внутренней сути. Мировая экономика работала на мыльные пузыри, успешно выдаваемые за прогресс, будто бы несущийся вперед семимильными шагами. Мыслители и художники, философы и экспериментаторы, все эти братья-титаны Эпохи Великих Свершений — оказались всего лишь более или менее удачно раскрученными пиар-проектами.

…Александр Нортон. Еще вчера — нет, еще сегодня утром, до встречи с Феликсом, — Джерри Ли стал бы самым счастливым человеком на Земле, лично познакомившись с командиром Первой Дальней. А теперь, всего пару часов назад, он почти равнодушно пожал руку невысокому утомленному человеку, прилетевшему забрать инженера Ли в мобильный лагерь при «Атланте-1». Жестоко обманутый, сам ставший орудием циничного обмана… ничего в нем не было героического, в прославленном командире Нортоне. И ничего командирского тоже не было — только смертельная усталость в глазах и в голосе, начисто лишенном железа…

Феликс отказался лететь с ним. «Все, что у меня осталось, — здесь». Неужели это его, младшего брата-правнука, он имел в виду? Нортон тоже подумал так и предложил переночевать на «Атланте» уже им обоим… и теперь отказался Джерри. Смотреть на великое творение конструктора Улишамова, оказавшееся на самом деле просто очень большим ярмарочным аттракционом?.. Лучше не надо.

…Мистификации нагромождались одна на другую, а наиболее крупной из них была сама новопровозглашенная Эпоха. Тогда, в первые годы ЭВС, это ни для кого не было тайной; находились люди, открыто не приемлевшие этого и протестовавшие единичными голосами. Однако возможность сделать головокружительную карьеру, опираясь исключительно на собственные мозги, работала беспроигрышной приманкой для всех, у кого они были. Псевдопознавальческий бум лавиной тотально захватывал людей, не признавая тормозов вроде здравого смысла или морали.

Те, кто планировал и запускал широко разрекламированный проект под названием «Первая Дальняя экспедиция», заведомо обрекая тринадцать человек на нелепое топтание на месте в пространстве и трагически-бессмысленный прыжок во времени, тоже, наверное, по-своему искренне служили человеческому познанию. А юноша Феликс Ли, чудом попавший в состав экипажа «Атланта-1», был просто счастлив. Щенячьи счастлив — несмотря на то что не носил очков и прекрасно понимал, в какое время живет.

Потом, после того, как фальшивый прогресс взорвался закономерным кризисом, глубоким и безвылазным, военные власти разных частей разодранного мира, не сговариваясь, восславили и канонизировали Эпоху Великих Свершений. Когда у народа практически ничего нет, очень удобно, чтоб у него хотя бы оставались идеалы. Тем более что о конце Эпохи никто никогда не слышал; почему бы не верить, что она таки продолжается и по-прежнему возносит человечество к вершинам… только не здесь, не в провинции, не дома, а где-нибудь подальше, в столице или на соседнем материке…

Другое дело, что уж в наше-то время, в сто девятнадцатом году от ЭВС, в это верят лишь желторотые идиоты, наивные шестнадцатилетние очкарики. У взрослых, выживающих на черных работах и в очередях, на подобные мысли просто нет ни сил, ни времени. Уличные пацаны вроде Фрэнка, являющие собой новое поколение, вполне комфортно чувствуют себя в нынешних реалиях; им не нужна какая-то другая жизнь.

И есть еще один путь, возможно, не самый худший: тот, который выбрала Лили. СОН… да, вечный прекрасный СОН.

…Полукруглая луна незаметно перекатилась на противоположный край неба и перестала отражаться в пруду. Джерри встал. Наверное, надо идти в беседку и попробовать уснуть… он криво усмехнулся. Дрожь нездорового возбуждения сотрясала все тело, как это бывало с ним уже не раз — например, после того вечера с вербовщиками, — и Джерри по опыту знал, что у сна нет никаких шансов. Ничего. Зато он не пропустит того рассветного момента, когда проСНЕтся наконец Лили…

Никогда она не проСНЕтся.

Эта мысль ударила его, словно хлестко брошенная кем-то другим, посторонним. Простая и окончательная, не подлежащая обжалованию. Никогда; и надо быть не очкариком — слепым, чтобы скрывать от себя эту жуткую и очевидную правду. В общем-то ради этого Лили и шла сюда, в Замок спящей красавицы, в то единственное место, где только так и можно жить… существовать?.. Нет, все-таки жить. Красиво, ярко, счастливо. Во СНЕ.

Только об этом она и мечтала, когда чуть более суток — вечность? — назад ложилась спать на берегу пруда, устраиваясь поудобнее, по-детски сворачиваясь калачиком на влажной траве. Не проСНУться больше… И они с Фрэнком были кретинами и циниками, когда тащили ее, спящую, куда-то, перекладывали с места на место, будто безвольную куклу. Лили сама сделала свой выбор. СОН.

И даже если прав Фрэнк, если через несколько дней, недель, месяцев СНА ее маленькое тело Незаметно прорастет корнями, соединяясь с землей… что ж. Это тоже ее выбор. И тоже — по-своему жизнь.

Она сама говорила.

«Ничего ты не знаешь. Ни-че-го. Почему ты решил, что реальность — вот? Может быть, настоящая реальность — мои СНЫ…»

Она имеет право.

Фрэнк громко сопел во сне, и этот звук заполнял собой всю внутренность беседки — не храп, а именно сопение, сосредоточенное, детское. Лунный свет пробивался сквозь стену из плюща; в зыбком освещении Джерри разглядел, что боксер свернулся эмбрионом на боковой скамье, предусмотрительно подобрав под себя руки и ноги. На дощатом же сооружении посреди беседки, неестественно вытянувшись в струнку, спала Лили. Все-таки сделал по-своему. Дурак.