Читаем без скачивания Сокол Ясный - Елизавета Дворецкая

Костер уже было ясно видно, видно и поляну вокруг него, но на поляне стояла тишина. Выйдя на опушку, Младина заметила людей, сидящих кругом костра на бревнах. Они расположились на самой грани тьмы и света, и только когда ветром колебало пламя, отсветы выхватывали из тьмы чьи-то головы, чьи-то лица. Но своего отца она видела ясно: Лютомер сидел на лучшем месте, лицом к лесу, и не на бревне, как прочие, а на скамье, благодаря чему возвышался над всеми. Младина сразу узнала его, но вздрогнула невольно: его лицо было закрыто личиной из высушенной волчьей морды, и волчья шкура покрывала его голову, плечи и спину. В руке он держал высокий посох с головой бородатого деда в навершии. Сейчас это был не он, угренский князь Лютомер Вершиславич, а Белый Князь Волков. У ног его сидели, будто псы, двое подростков лет четырнадцати-пятнадцати. Когда Младина подошла, они с любопытством вскинули к ней глаза, и она догадалась, что это, должно быть, ее братья: Вершилад и Семидар. Ей успела рассказать о них мать. Лютомер кивнул ей, какой-то из отроков подвинулся, давая ей место рядом с отцом. Она была единственной женщиной на поляне, да и вообще единственной, кроме Молигневы, кому разрешалось пребывать на этом острове.

Кроме них, возле костра сидели еще с десяток отроков и парней разного возраста. Все они тоже посмотрели на Младину, иные переглянулись, но ей они только молча поклонились. Между ними на бревнах оставались свободные промежутки. Младина окинула их лица быстрым взглядом, но никого знакомого не увидела и ощутила разом разочарование и облегчение. Он еще не пришел. Нужно было ждать.

Издали доносился волчий вой, но Младина легко определила: воют те волки, что ходят на двух ногах. Голоса подавали сразу с нескольких сторон; казалось, невидимые хищники смыкают круг, сжимают кольцо все теснее. Простому человеку было бы жутко, но Младина чувствовала лишь волнение.

Через какое-то время темнота за гранью света зашевелилась. Появилось нечто крупное, темное. Кто-то, тоже с волчьей личиной на лице и шкурой на плечах, вышел и сел прямо на снег, так что свет костра едва позволял его заметить. Он нес с собой что-то тоже довольно крупное. Лютомер кивнул ему и молча указал посохом место. «Волк» встал и вышел к огню; на плечах он нес тушу косули. Лютомер указал на дуб на краю поляны, где же висели голова, ноги и шкура молодого лося – подношение его собственной стаи. Пришелец отнес туда же свою добычу – в дар богам. Младина всматривалась в каждое его движение, но быстро поняла, что этот не тот, кого она ждала. Походка выдавала человека уже немолодого, да и ростом он был ниже.

Гость сел на указанное место. Через какое-то время с другой стороны появился еще один, тоже в личине и шкуре. И тоже с подношением. Приняв дар, Лютомер так же молча сделал знак посохом. Оба пришельца встали и вышли на свободное пространство возле огня, где снег был плотно утоптан и посыпан рубленой хвоей, и явно приготовились к схватке. Лютомер еще раз двинул посохом – и они набросились друг на друга, сцепились в рукопашную, обхватив один другого и пытаясь опрокинуть на снег.

По рядам сидевших парней прошло оживление, но все молчали, никто не подбадривал борцов. Младина бросила быстрый взгляд на ближайшего к ней подростка; в его лице виднелось явное сходство с княгиней Семиславой, но который это из братьев, Младина не знала. Отрок кивнул ей: дескать, так и должно быть. Ну, конечно, сообразила она. Выбор нового Одинца производится через поединки; надо думать, кто всех одолеет, тот и будет избранником богов.

Вот один из «волков» изловчился и бросил противника спиной на снег. Лютомер быстро двинул вверх конец посоха, знаменуя окончание первого поединка. Противники разошлись: один сел справа, другой слева. Тут Младина заметила, что на границе тьмы и света сидят уже трое новых пришельцев. Лютомер сделал знак, и двое из них заняли место первой пары на площадке.

Так и пошло: пришедшие Одинцы боролись по двое, победители усаживались особо, чтобы потом, отдышавшись, схватиться между собой. Младина увлеклась зрелищем, развеселилась, но не забывала посматривать на лес. Каждый раз, когда из тьмы появлялась новая фигура, она вздрагивала и всматривалась. Все были в личинах, но она не сомневалась, что узнает Хорта, едва увидит, в любом облике!

Боролась уже четвертая пара, и еще пятеро сидели на снегу, ожидая своей очереди, когда Лютомер вдруг наклонился к ней.

– Ступай в избу и вари кашу жениху, – глухо шепнул он из-под личины. – Позови – и он к тебе придет.

Младина вздрогнула и огляделась. Нет, никто из этих не был похож на Хорта, хотя, пожалуй, среди самых рослых и было несколько довольно молодых. Но, возможно, Лютомер как-то чует его приближение? Младина не удивилась бы, если бы оказалось, что он видит через лес и тьму на целый дневной переход.

Без единого слова она послушно встала и направилась по уже знакомой тропинке назад в избу Молигневы. Сердце стучало, руки дрожали. «Он к тебе придет», – сказал Лютомер. Осталось чуть-чуть.

В избе она сбросила кожух, развязала платок, зажгла лучину, развела огонь в очаге, достала проса из мешка и стала толочь. От работы скоро стало жарко, дрожь унялась. Вспомнилось, как она варила кашу в избе Угляны. Потом Угляна рассказывала ей, как такие дела делались в старину. Невеста угощала кашей не только духов и ведунью. В ночь ей предстояло встать на пороге и позвать «того, кто в лесу». И к ней приходил «медведь» – одетый в шкуру волхв или старейшина, чтобы открыть ей тайны брака и наделить даром производить на свет потомков рода. Так было, пока жили своими родами, не смешиваясь с чужими и не имея нужды делиться на пары. Когда каждый муж стал приводить из чужих людей собственную жену, от этого обычая постепенно отказались, хотя какие-то его остатки бытовали и сейчас почти повсеместно. Поэтому ведуны хорошо знали, что в этом случае делать и что говорить.

Она поставил кашу вариться и села на скамью. Теперь, когда руки были не заняты, ее снова стала пробирать дрожь волнения. Чтобы успокоиться, она стала напевать:

Ох как солнышко-то ведрышко в закат пошло,

Эхо-хо, эхти мне!

А я, молоденька, одна да во лесу!

Эхо-хо, эхти мне!

У меня, молоденькой, мати не добра,

Шлет меня мати в темные леса,

В темные леса, в пустую избу,

В пустую-то избу, сыру рожь молотить,

Рожь молотить да в ступе колотить,

В ступе колотить да кашу варить.

Когда каша была готова, Младина встала, разгладила поневу, оправила пояс. Пересекла избушку, толкнула дверь, нагнулась, вышла в сени. Каждый шаг отдавался в ушах. До Хорта оставалось совсем чуть-чуть – только руку протянуть. Еще несколько мгновений…

Она открыла внешнюю дверь, выглянула. Снаружи был только темный лес, казавшийся белым от света почти полной луны, с резкими черными тенями.

– Кто… – Младина сглотнула, одолевая волнение, и с усилием заставила себя кричать громче: – Кто в лесу, кто в темном? Приходи ко мне кашу есть, ночь ночевать!

И замерла, прислушиваясь. Отзвуки ее голоса разлетелись по лесу и пропали. Она закричала снова:

– Кто в лесу, кто в темном?

Стояла тишина. Но лес не был пустым. Кто-то видел ее, кто-то слышал призыв. Но молчал и не шевелился.

Прокричав в третий раз, она постояла еще. Волнение сменилось нетерпением. Она всей кожей чувствовала на себе чей-то пристальный взгляд, но этот кто-то почему-то не хотел показаться ей на глаза. Было ощущение, что на нее смотрит не человек, а иное существо, боящееся людских глаз.

Младина отступила назад, вернулась в избу, села у огня, не зная, что делать. Может, пойти поискать его? Но нет, ей нельзя ходить, положено ждать. Но ведь если бы Хорт был здесь, разве он не бежал бы к ней с тем же нетерпением, с каким она шла к нему все эти месяцы?

Вдруг скрипнула внешняя дверь, и Младина едва не подпрыгнула от неожиданности. Слышалось шуршание, шум крадущихся, но нелегких шагов. Она облилась дрожью, холодея от ужаса. Что-то темное, неведомое, нечеловеческое вышло на ее зов. Тот, кто в лесу…

Колыхнулась внутренняя дверь. Младина невольно отскочила подальше в угол, прижала руки к груди, будто пытаясь поймать готовое выскочить сердце.

Дверь отодвинулась от косяка. Из темноты показалось нечто огромное и мохнатое. Невольно ойкнув, Младина села – ее не держали ноги. Это был… настоящий медведь.

Но тут она увидела ногу в кожаном башмаке, и от сердца чуть отлегло. Это все-таки был человек… ну, скорее всего. Его лицо прятала личина из медвежьей морды, медвежья шкура покрывала голову и плечи. Он вошел, закрыл за собой дверь, но остался стоять, будто не решаясь пройти дальше, в свет очага. Он был так огромен, что едва помещался под низкой кровлей. Младина смотрела на него со страхом и недоумением, не понимая, кого это вызвала из леса. Она ждала своего жениха… Хорта… Не может быть, чтобы это был Хорт! Пришедший к ней был еще выше ростом, еще шире… хотя, может быть, это из-за шкуры?