Читаем без скачивания Лион Измайлов - Измайлов Лион Моисеевич

Эстрадный артист, куплетист Н. Рыкунин когда-то отдыхал в «Империале». Вышел на улицу и увидел, как к санаторию подъехал шикарный автомобиль. Из него вышел молодой человек и спросил:

— Вы, наверное, русский? Только русские так рассматривают автомобили.

— Да, — признался Рыкунин, — я из Москвы.

— А вы знаете Прута?

— Это мой друг, — сказал Рыкунин. Молодой человек отдал Рыкунину свою машину на целый месяц.

Это был сын школьного друга Иосифа Леонидовича Прута.

Когда Прут однажды приехал в Лозанну, местная газета написала: «Из Советского Союза приехал господин Прут. Не вздумайте говорить при нем тайное по-французски. Он этот язык знает лучше нас».

Прут сказал мне:

— Никита Богословский у меня вот здесь, — и показал кулак.

— Почему?

И я услышал такую историю.

Однажды Пруту позвонил Павел Лисициан и попросил послушать его концерт, который будет по радио после двенадцати ночи.

— Тебя, — сказал Прут, — я готов слушать и после двенадцати.

Прут сел в кресло и стал слушать. Объявили «Вступление к трем неаполитанским песням» и заиграли мелодию песни «Темная ночь».

Прут тут же позвонил Богословскому и объявил:

— Ты говно.

— Кто это говорит? — спросил спросонья Богословский.

— Весь город говорит. Я только что слушал «Вступление к неаполитанским песням».

А дальше Прут сказал мне:

— Хорошо ему теперь знать, что Прут у него всегда в тылу? Это даже немцам не нравилось.

А это четверостишие Прут сам сочинил и спел в ОДРИ в присутствии Соловьева-Седого на мотив «Хризантем»:

Соловьев, Соловьев, Соловьев ты седой, Только песни твои вот с такой бородой. В восемьсот девяносто четвертом году Отцвели уж давно хризантемы в саду.

В «Империале» одна женщина пожаловалась Пруту, что не может здесь спать, поскольку фонари ночью с улицы светят ей прямо в окно.

Прут сказал мне:

— О, это то, что я себе сам сделал в Москве. У нас возле дома не горели фонари. Я позвонил начальнику милиции и сказал ему, что, если мне ночью встретится академик из соседнего подъезда, я его зарежу.

— Почему? — спросил начальник.

— Я буду думать, что это бандит, а отвечать придется тебе.

— Почему?

— Потому что я знаком с министром МВД, а ты нет.

Вечером все фонари перед домом горели, и никто в доме не мог спать, в том числе и Прут.

Наум Лабковский, переводчик и сатирик, перевел с украинского на русский Остапа Вишню.

Прут сказал: «Перевел с малорусского на еще менее русский».

Память у Иосифа Леонидовича и в восемьдесят пять была потрясающая. Он помнил логарифмы разных чисел и даже число пи до восьмой цифры. Я проверял.

Поэт Рудерман, написавший песню «Тачанка», жил на Тверском бульваре. Пошел на улицу Горького покупать диван. В магазине ему дали тележку, и он повез свой диван на тележке.

В это время улицу Горького оцепили — по ней ехал какой-то высокий гость.

Рудерман подошел к постовому и сказал:

— Я писатель Рудерман. Я купил себе диван.

Милиционер подумал, что это какой-то чокнутый, и отмахнулся от него, послал к капитану.

Рудерман подошел к капитану:

— Вы товарищ капитан? Я писатель Рудерман. Я купил себе диван.

Капитан послал его вместе с диваном. Хорошо, что оцепление через час сняли. Это про Рудермана, который болел туберкулезом, Светлов сказал:

— Если бы не туберкулез, он бы уже давно умер.

Дело в том, что туберкулезникам давали дополнительное питание.

Никита Богословский однажды пришел на собрание композиторов и сказал:

— Я у вас отниму всего одну минуту. — Вынул ноты и спросил: — Кто может сыграть с листа?

Кто-то вышел и по нотам сыграл песню «В лесу прифронтовом».

— Что это? — спросил Богословский.

Все ответили:

— «В лесу прифронтовом» Блантера.

— А теперь прочтите, что написано на нотах. Там стояло: «Вальс из оперетты «Черная пантера». Композитор Имре Кальман».

Дядя Прута умер в Париже в возрасте ста лет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Когда ему было девяносто восемь, позвонила секретарша врача и стала заполнять анкету: адрес, диагноз, этаж, код и наконец возраст.

Дядя сказал:

— Девяносто семь лет.

Прут спросил:

— Зачем ты соврал, тебе же девяносто восемь.

Дядя ответил:

— Врачи не любят лечить стариков.

Прут на встрече с труппой Карловарского театра рассказывал:

— Меня часто спрашивают, как мне удалось прожить столько лет. Обычно я отвечаю так. Я был женат несколько раз. Каждый раз, женившись, я говорил жене: «Я человек тихий, не скандальный, если ты будешь повышать на меня голос, я тут же уйду на улицу».

Итак, я всю жизнь живу на свежем воздухе.

Прут инсценировал «Театральный роман» Булгакова, который, как известно, не окончен.

В «Театральном романе» есть сцена с пистолетом. Прут с нее начал инсценировку и пистолетом закончил.

Отнес инсценировку жене Булгакова. Она прочла и попросила не отдавать пьесу в театр.

— Почему? — удивился Прут.

— Вы знаете, почему Михаил Афанасьевич не закончил роман?

— Нет.

— Потому что он не мог придумать концовку. А вы придумали, поэтому не надо.

Прут так и не отнес пьесу в театр.

Я спросил Прута:

— Наверное, Михаил Афанасьевич был очень сложный человек?

— Да.

— Обидчивый?

— Нет, он считал, что обижаться — это унижать себя. Я тоже ни на кого не обижаюсь. Человек, равный мне, не может меня обидеть намеренно, а обижаться на неровню не стоит.

Когда о Пруте плохо написала английская газета, лорд Болингброк спросил:

— Почему вы не ответили?

Прут сказал:

— Я вам удивляюсь, ведь вы лорд и знаете, что нельзя драться на дуэли с лакеем.

А однажды Прут сказал мне:

— Надо сделать все, чтобы умереть здоровым.

Я ответил:

— Мне это уже не удастся.

Когда Луначарский ушел с поста министра культуры, на его место назначили начальника Политуправления. А тот поставил во главе реперткома заведующего гаражом.

Прут привел к нему М. Булгакова с новой пьесой. Бывший завгар сказал, что пьеса Булгакова не пойдет, как и все последующие.

— Как это так? — возмутился Прут.

— Атак, — сказал бывший завгар. — Бул Гаков, и нема Гакова.

Восьмидесятилетний Иосиф Леонидович Прут пошел на лекцию о долголетии. Врач Путовкин говорил о средней продолжительности жизни вообще и о том, что у нас она в связи с чудовищным улучшением условий жизни дошла аж до семидесяти лет. Потом почему-то вдруг заговорил о неграх и спросил чисто риторически:

— Ну кто может быть несчастнее безногого нищего негра в США?

— Только безногий нищий негр в СССР, — сказал Прут.

Лектор нервно рассмеялся и кивнул на Прута: — Какой остроумный молодой человек.

Прут победоносно посмотрел вокруг себя. А лектор продолжал говорить о пользе умеренности. О вреде излишеств.

— Вот посмотрите, среди вас сидит молодой человек довольно преклонного возраста. Он наверняка сдержан в своих жизненных проявлениях. Как говорится, «живи просто, доживешь до ста». Вы курите? — спросил он у Прута.

— Нет, — ответил Прут.

— Вот видите! — обрадовался лектор. — А пьете?

— А как же!

— Но уж наверняка всю жизнь прожили с одной супругой?

— Женат в четвертый раз! — гордо заявил Прут.

— Ну что ж, бывают исключения, — сказал лектор и стал рассказывать о том, что надо каждый вечер пить кефир и есть поменьше мяса.

— Вот наш любезный э-э-э… долгожитель наверняка не ест мяса и обожает кефир.

— Мясо ем каждый день, — сурово сказал Прут, — а кефир терпеть не могу.

Тут лектор потерял терпение:

— Вот вы и выглядите на семьдесят лет.

— Спасибо, — улыбнулся Прут, — мне уже восемьдесят.

Прут ездил во Францию и Швейцарию к своим родственникам и всегда привозил оттуда чемодан лекарств — д ля всех своих друзей и знакомых.