Читаем без скачивания Грезы президента. Из личных дневников академика С. И. Вавилова - Андрей Васильевич Андреев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
25 декабря 1946
Воображение. Призраки. Радио из Англии, рождественские гимны, колокола, орган. Здесь ничего. Помню старое московское Рождество лет 40 назад. Оно было во всех и на всем – явление природы. Где же граница между этими призраками и реальностью?
30 декабря 1946
Так ясна эфемерность. Спектакль, декорации, актерство. А есть ли что-нибудь настоящее? Порой кажется, что все: Платон, Эвклид, Декарт, Менделеев, Эйнштейн – только «детали». Главного, самого интересного, касающегося сознания не понял никто. И можно ли вообще понять? Я потерял платформу и все время в неустойчивом полете. Отсюда недалеко до сумасшествия, а после этого в сущности кончается все. Человек – только «в своем уме».
31 декабря 1946
Сижу сейчас на мягком старом зеленом кресле, и прошедший год в полном тумане. Как-то ничего не осталось. Только общий грустный вывод о временности всего. Мир из кусочков, атомов, электронов, нейтронов, сочетание которых, по Демокриту и Эпикуру, дает звезды, людей, понемножку разваливающихся и потом опять возникающих, как в детских игрушках вроде «<нрзб>». Так ли это или, может быть, еще хуже, ничто не повторяется. «Я» – фиктивный абсолют, будто бы всегда остающийся. Конечно, это надувательство природы. По-видимому, все летит, все меняется и остающегося нет ничего (вероятно, даже энергия, заряд и пр.). Это, по-видимому, основной вывод философии 1946 г.
1947
1 января 1947
30 лет тому назад ровно вернулся в Луцк из отпуска. В Питере только что на Мойке убили Распутина, и было ясно, что Россия перед грозой.
Отгремело тридцать лет этой грозы, больше полжизни, гроза не унялась. Повергнуты все прежние кумиры. Совсем другое, другие люди, другие идеалы и надежды.
У меня ясное чувство, что основное, главное в моей жизни прожито. Доживаю остатки. ‹…›
Мало сил. Страшный релятивизм, отсутствие абсолюта, точки опоры. Усталость. Тени прошлого.
18 января 1947
А люди все кажутся – облаками, временно собравшимися – и сам такое же облако. Материализм, доведенный до конца.
19 января 1947
Странное чувство. Все люди как призраки во сне, «облака». «Я» становится мелочью, а с ним все – жизнь, вещи.
‹…› …ездил по книжным и комиссионным магазинам. Странное чувство. Как будто все питерцы начинают понимать суету и призрачность вещей. Громадный Barrochio «Nativita»[351] за 600 руб., прекрасные книги, которые никому не нужны.
23 января 1947
Почему-то мерещатся питерские мокрые кладбища, постепенно пустеющий и спускающийся в провинцию гордый стройный город. Сам себе кажусь совсем бесконечно малым. Казалось бы, во мне есть основы для какого-то неосуществленного grand oeuvre[352]. Но нет его, распадается все на бесчисленную мозаику мелочей всякого рода, научных, организационных, бытовых. Одним словом, старые строки, написанные еще в Кельцах 32 года назад:
Шар земной ничтожный и презренный
Неизменный совершает путь,
И оков таинственных вселенной
Не дано навеки разомкнуть.
Люди кажутся без души, и все мираж, облака, сон и затем ничего.
2 февраля 1947
Полное отсутствие научной свободы. Полностью захвачен паутиной заседаний, «генеральских» советов, академической мозаикой квартир, юбилеев. Совсем машинная жизнь и машинная усталость. Завидую наивным старикам и молодым людям. Противно существовать режиссером, знающим все закулисные секреты и истинную цену происходящего.
Отдыхаю на музыке (радио), на Доменикино и Кранахе на стене – напротив. Неужели нельзя вылезти из трясины и последний десяток лет жизни прожить так, что вышел бы настоящий толк для людей.
‹…› Кругом – книги. Столько книг, которые хотелось бы прочесть. Но в большинстве случаев – разочарование. И нет времени. Муки Тантала.
Вчера – годичное собрание Академии. Опять – «вступительное слово» на тему «папашу надо слушать».
4 февраля 1947
Вчера совсем неожиданно умер Н. Д. Папалекси. Сегодня похороны. Рядом с Л. И. Мандельштамом. Мерз у могилы. Всем страшно, всем грустно. И не знают, как примирить. Что-то страшное и вопиющее этот конец «я». Как его понять? Как «разлетание облака»[?] Но тогда весь спектакль ни к чему. Или и надо смотреть как на спектакль (по-видимому, единственно «проводимое» до конца). А другое – «улетевшая душа». Сейчас на кладбище – ни бога, ни души. Бессмысленные камни. И так вот, как всегда на бесчисленных похоронах, никакого решения.
Сегодня годовщина смерти Олега, обрушившегося где-то у Алибека.
Ехал из Академии в «ЗИС» е, и казалось, что тоже вот-вот умру, как Папалекси, за шахматами.
‹…› Где же якорь спасения? Почему-то вот только тянет «Лютер» Кранаха на стене. Так жалко его потерять.
5 февраля 1947
Очень простая истина: сознание не может быть без «я». Но может быть, в ней и все дело.
16 февраля 1947
…некогда заглянуть в бездны природы и себя самого. Так вот к смерти и приближаюсь. Апатичное, совсем не вдохновенное состояние.
28 февраля 1947
Так ясна человеческая служебная роль и полная фикция «я». А для чего служба – неизвестно.
1 марта 1947
Странное чувство отрыва ото всего и всюду. Как будто бы природа готовит к концу. Смотрю на неубранные на полках книги, их много, читать большинство из них и даже трогать больше не придется. Какая-то отмирающая плоть. Питер, Академия с уходящей стариной.
Сам я растолстел, и наконец начинает пропадать то чувство молодости и мальчишества, которое так долго не покидало.
2 марта 1947
…все яснее «облачность» «я» и полная подчиненность ветрам. Самое тяжелое – некогда сосредоточиться. Нет настоящего дела, работы.
Ехал по снегу набережной Невки. Почему-то вспоминался старый Петербург, совсем неуютный. В городе остался волшебный, колдовской скелет, а люди бездарны, провинциальны.
7 марта 1947
Ко мне неотвязно привязался образ людей как облачек, собирающихся и разлетающихся. Ничего не было в начале, ничего не осталось в конце. Это страшно, когда думаешь о могилах на Ваганьковом, обо всех, кого знал, с кем жил за 56 лет. Все разлетелось бесследно, как облака. Случайные обрывки памяти, бумаги, письма, портреты. Но все это может сгореть, исчезнуть и ничего! Игра мировой статистики. Из миллиардов случаев кто-нибудь зацепится и перетянет нить к другим мирам и т. д. Цепь[353] – эволюции.
