Читаем без скачивания Новый Мир ( № 9 2010) - Новый Мир Новый Мир

“Пожалуй, я не согласен со своими многочисленными — мертвыми и живыми — родичами ни в чем. Вот и они никогда не поддерживали меня в моих устремлениях и занятиях. И все-таки, и все-таки, мгновенно считывая презрение с брезгливостью, адресованные моему незадачливому сословию, я внутренне бросаюсь на их защиту. У меня темнеет в глазах от ярости. Не трогайте моих родных. Победа все равно будет за нами. Пепел Клааса стучит в моем сердце. Наши мертвые нас не оставят в беде, наши павшие, как часовые. Вероятно, я продолжаю писать и печататься только потому, что загадочным образом улавливаю их потусторонние голоса, их просьбы о помощи, о защите и о реабилитации”.

Микробное дело. Беседу вела Наталия Лескова. — “Итоги”, 2010, №  18, 3 мая < http://www.itogi.ru >.

Говорит директор Палеонтологического института РАН академик Алексей Розанов: “Мы по-прежнему доподлинно не знаем, каким образом все получилось из „первичного бульона”, могли ли биохимические процессы во Вселенной дать такой результат, какой мы сегодня имеем счастье наблюдать, и каким образом. Это вопрос, тоже не имеющий точного ответа: как возникла жизнь во всем ее разнообразии? „Мельчайшая бактерия гораздо больше похожа на человека, чем смеси химикатов, — писала по этому поводу профессор биологии американка Линн Маргулис. — Ведь у бактерии уже есть свойства биологической системы. Поэтому проще бактерии превратиться в человека, чем смеси аминокислот превратиться в эту бактерию””.

“Пока что вопросов больше, чем ответов: ведь наука, изучающая историю давностью в миллиарды лет, сама родилась всего 15 лет назад! Но важные открытия уже есть. Например, до недавнего времени считалось, что нефть образовалась только в палеозойскую эру, и раньше ее не было. Оказывается, это не так. Нефть была практически всегда, что в корне меняет уже привычную картину формирования биосферы нашей планеты. Другой важный вывод: жизнь, по всей видимости, зародилась не на нашей планете”.

“Доставку бактерий осуществляют кометы. И метеориты тоже, но в этом случае микробы попадают на Землю уже мертвыми. Видите кусочек камня — это обломок метеорита, возраст которого исчисляется миллиардами лет. Он значительно старше Земли. А бактерии в нем по форме ничем не отличаются от современных. Только они  — окаменевшие. С кометами — совсем другое дело. Ледяное „тело” кометы — водная среда, в которой бактерии прекрасно могут сохраняться и становиться „кирпичиками” для построения основ будущей жизни и биосферы на нашей планете. Именно на бактериальных космических данных строятся современные представления о том, что многое из того, что есть на Голубой планете, прилетело из космоса и намного старше ее. Есть гипотеза, что некоторые из ледяных „пришельцев” — комет — дали толчок земным эпидемиям”.

Юрий Милославский. Поцелуй смерти. Из отрывков о Бродском. — “Частный корреспондент”, 2010, 24 мая < http://www.chaskor.ru >.

“Почти единственной характеристикой, прилагаемой поэтом ко всему сословию русистов-славистов, мною когда-либо от него слышанной, было: полное говно . Я пытался возражать, приводил примеры, называя если не блистательных ученых, то по крайней мере благодатно отравленных Русской цивилизацией знатоков. Бродский иногда уступал. По снисхождению идя мне навстречу, он разделил русистов на две категории: понимающих, что они являются полным говном , и тех, кто по естественным причинам понять этого не желают или не могут. Исключения из правила если и признавались, то только в индивидуальном плане”.

“Сеансы брутального надмения, которые время от времени устраивал Бродский своим коллегам (а ведь и он за пределами сочинительства и получения премий был и оставался до конца своих дней не более чем американским профессором-славистом!), до добра не довели. На исходе 80-х — к началу 90-х  годов в этой своей, условно говоря, профессиональной среде он стал не то чтобы фигурой одиозной (это чересчур сильно для славистики и оттого неверно), но фактором раздражающим и отталкивающим. Иногда забывают, что И. А. Бродский диссертаций не защищал, правом на аббревиатуру Ph.D. не обладал и, строго говоря, не мог занимать профессорскую кафедру какой бы то ни было литературы”.

Монологи реалиста. Беседу вел Евгений Белжеларский. — “Итоги”, 2010, №  20, 17 мая.

Говорит Евгений Гришковец: “Я понял, что кино снимать не умею. Мучился месяц, спать не мог. И понял, что я несамостоятельный. Увы. Я могу ориентироваться только на другие фильмы и давать задание оператору примерно так: „Сделайте мне, как у Акиры Куросавы”, „Сделайте мне, как у Ким Ки Дука” или „Сделайте мне, как у Никиты Михалкова”. Я понял, что абсолютно не обладаю тем нужным видением, какое у меня есть в литературе или в театре, где я просто знаю, как организовать художественное пространство, время, язык, и могу быть ответственным за каждую деталь. В кино мне такого не дано. Это было мучительное признание”.

“Сейчас время не поэтическое. Поэтическое слово не имеет ровно никакого значения, оно несовременно. В 20 — 30-е  годы поэты были тем же самым, чем сейчас является рок-н-ролл. На них даже ходили, как на рок-н-ролл. В 70-е поэтическое слово и поэзия имели еще очень большое значение. Сейчас — какого бы уровня ни был поэт, хоть та же Вера Павлова, — это невозможно”.

“Просто сейчас нужно внятное и прямое высказывание, реалистическое”.

Анатолий Найман. Поэт между календарей. — “Коммерсантъ/ Weekend ”, 2010, №  19, 21 мая < http://www.kommersant.ru/weekend >.

“Для таких фигур после смерти открывается другой счет календаря: следующей датой назначается 100, потом 150, 200. При условии, что до этих сроков сохранится русский язык, и сама поэзия, и интерес к стихам, и вкус к таким фигурам”.

“В кодексе средневековых добродетелей наряду с благородством, отвагой, щедростью, верностью была юность. Вот такой юностью был он [Бродский] молод и в 30, и в 50. Что не противоречило трезвому взгляду, которым он смотрел на жизнь и людей. От него можно было услышать неприятные вещи. Это создает репутацию неприятного человека — абсолютно несправедливо: худа вещь, а не тот, кто ее называет худой. Интеллектуальная ясность в нем переплеталась с органически присущей чистотой наивности, напоминавшей детскую. Все это одних притягивало, других отталкивало”.

Неигровое кино: имитация реальности. Ведет “круглый стол” Даниил Дондурей.  — “Искусство кино”, 2010, №  1.

Говорит Александр Расторгуев: “Фактически документальное производство — это десять режиссеров, имеющих какое-то отношение к профессии, и десять тысяч неудачников, которые не имеют другой возможности заработать. Неудачники размывают значение, и качество, и уровень разговора, которые предлагают эти десять режиссеров. Таким образом, складывается некий процесс, в котором нет смысла. Непрофессиональные люди, которые хотят зафиксировать реальность и свое отношение к ней, все равно подсознательно опираются на существующие образцы. У них нет контекстов, от которых можно либо отказаться, либо вступить во взаимодействие”.

Говорит Виктор Матизен: “Я сидел в зале, где показывали картину, снятую на мобильный телефон. Часть аудитории просто никак это не воспринимала. Считала ужасным, чудовищным, а я понимал, что это просто совершенно другая эстетика. Мы сейчас находимся в процессе смены рецепторов. И то, что воспринималось раньше как хорошее кино, теперь может восприниматься как плохое. Поставлено хорошо, снято грамотно, аккуратно подсвечены фигуры, четкая артикулированная речь, ясная авторская позиция  — все это сметается непосредственной реальностью, которую фиксирует мобильник”.

Андрей Немзер. Черновик “Главной книги”. Издан двухтомник дневниковых записей Твардовского. — “Время новостей”, 2010, №  83, 18 мая < http://www.vremya.ru >.

“Если „творческая” составляющая тетрадей интересна в первую очередь филологам и тем немногим искушенным ценителям поэзии, для которых процесс „вырастания” стихотворения важен почти так же, как „конечный результат”, то часть „хроникальную” не минует ни один историк (включая, конечно, и историков литературы) 60-х. Ибо, во-первых, Твардовский пишет далеко не только о „Новом мире”, а во-вторых, летопись величия, противоречий и гибели журнала зримо выражает болезненный и печальный исторический период, серьезное изучение и осмысление которого (как и всего русского ХХ  века) — дело сколь насущное, столь и далекое от завершения”.