Читаем без скачивания Песочные часы - Ольга Романовская

Когда вошла в столовую, гости уже собрались и, ожидая угощения, завязали беседу по интересам.

Естественно, моё появление не осталось незамеченным — сразу же по рядам пошёл шёпоток: «Кто это? Сашер завёл новую любовницу и успел обрюхатить?». А потом и другой, с подачи одного из друзей хозяина: «Как, торха? Почему она одета как аверда? Почему не в сером?». Всеобщее недоумение усилилось, когда виновник торжества встал, подошёл ко мне, замершей на пороге под прицелом десятка глаз, и провёл во главу стола, к норине Мирабель. И не сел, пока не села я. Даже стул отодвинул.

— Сашер, тебе не кажется, что это уже слишком? — не выдержав, поднялся с места сэр Тиадей. — Мы рады, что она носит твоего ребёнка, но она торха. И ты сажаешь её за один стол с нами, её, рабыню, — рядом с супругой? Какое неуважение к виконтессе Тиадей! Если так хочется, чтобы торха была рядом, пусть сядет у ног.

Я дёрнулась, чтобы встать, но хозяин удержал, погладил по руке и гневно бросил дяде:

— Она будет сидеть здесь, и это не обсуждается. Если кто-то испортит ей настроение, будет произносить тосты в другом месте.

И, обернувшись к супруге, спросил:

— Мирабель, тебя оскорбляет, что Иалей сидит с нами за одним столом?

— Разумеется, нет. Право, не знаю, как сэр Тиадей мог такое подумать.

К этому времени отношение госпожи ко мне потеплело, хотя я не раз ловила на себе тоскливый взгляд. Но ни словом, ни делом чувств она не высказывала, наоборот, принимала деятельное участие в оберегании «драгоценного плода» в моём животе.

— Я не узнаю тебя, племянник. Ты приравниваешь рабыню…

— Ещё слово — и мы поссоримся. И вы прекрасно знаете, дядя, что прощения придётся просить вам. Сделайте одолжение, не портите праздник. Либо уходите, либо ведёте себя пристойно.

Захлебнувшись словами от такой наглости, сэр Тиадей сел на место и велел налить себе рашита. Весь вечер я ощущала его злобные взгляды, исподтишка, потому что племянник тоже пристально наблюдал за ним.

Я ела из той же посуды, что и гости, те же яства, только нежирные, пила гранатовый сок и вместе со всеми поднимала бокалы, разумеется, без вина. Непривычно, когда куски отрезали и накладывали слуги, а сок в фужер подливал хозяин.

Госпожа тихо подсказывала, каким прибором пользоваться (многие были мне незнакомы, у нас в семье пользовались только ножом и вилкой) и провожала в туалет.

— Тебе очень идёт платье, — шепнул, пользуясь тем, что гости не слышат, после одного из моих возвращений норн. — Да, без серого ты совсем другая.

— Спасибо, хозяин. Но оно бы лучше подошло госпоже, оттенило её красоту.

— Брось, Лей, ты очень красивая. И Мирабель — вовсе не эталон женской привлекательности.

— Вы льстите мне, хозяин.

— В зеркало посмотри, дурочка, — улыбнулся он. — Сейчас ты ещё восхитительнее, чем пять лет назад. Чувствуешь себя как, не устала?

Я действительно утомилась и хотела прилечь.

Хозяин помог встать и передал в руки одной из служанок, прислуживавших за столом.

Фей раздела и расчесала меня, помассировала стопы, помогла с вечерним омовением и, оставив на столе тарелку с миндальным печеньем и стакан молока, удалилась. Я пыталась удержать её, сказав, что она может спать в комнате. Но хыра лишь покачала головой: без разрешения хозяина или госпожи ей нельзя ночевать в господских комнатах, только на подстилке в коридоре.

Я часто думала о госпоже и хозяине.

Случайно выяснилось, что он отсутствует по ночам. А я-то наивно полагала, что норн ночует у супруги. Видимо, пытался что-то в ней пробудить, а потом плюнул и отправился получать удовольствие за деньги. Если бы к любовнице, то дома не ужинал и до утра бы у неё остался.

Не понимаю его. Госпожа — такая симпатичная женщина, моложе меня, норина. Ну да, не родит детей, но разве для араргца такого происхождения это проблема!

Жаль её. Она ведь достойна любви, поклонения, заботы — а всё это было только во время беременности. Живущая с чувством вины, видящая холодную вежливость мужа, который сажает рядом с ней рабыню, целует её, что-то шепчет…

Что у госпожи было в жизни, кроме её положения, драгоценностей, платьев? Она тоже вещь, её тоже продали, не дали выбрать, с кем связать судьбу. Наверное, потому что мы похожи, у нас и сложились доверительные отношения.

Даже ревновать не умеет — пробовала, но недолго продержалась. Или не настолько нужен муж, чтобы ревновать? Просто неприятно и обидно.

Но после родов всё изменится. Моего ребёнка госпожа невзлюбит: он лишит Ангелину места в сердце отца. И мне заодно достанется — как матери того или той, кто эту любовь отнял. А ведь моей вины в этом нет, я хозяина не приманивала, не очаровывала, он сам…

В середине апреля во мне проснулась тяга к чистоте. Выпрашивая у служанок тряпку, смахивала пыль, переставляла мелкие вещи.

Настроение улучшилось, мучившие страхи отступили, даже отражение в зеркале не казалось таким уродливым. И животик мне нравился. Только ходить с ним тяжело. И дышать. И не наклонишься…

Словом, перестала волноваться, даже не считала дни, оставшиеся до рождения малыша. Он сам напомнил о себе. Тридцатого апреля.

Когда всё началось, расставляла флакончики по полкам в ванной госпожи. Сначала даже не обратила внимания на приступ резкой боли — такие периодически случались в последние недели. По словам врача — обычное дело. Переждала острый момент, немного посидела и продолжила заниматься делами. Но примерно через час боль повторилась, на этот раз сильнее.

Забеспокоилась, когда меня согнуло в третий раз, а бельё намокло, будто у младенца.

Попросив Фей скрыть последствия конфуза, пошла переодеться. Разумеется, у самой ничего не вышло, пришлось звать на помощь. И сжимать зубы от очередного мучительного приступа. Четвёртого.

Отлежаться не дали — доложили госпоже. Та немедленно послала за врачом и акушеркой, той самой, что принимала норину Ангелину, и приказала переодеть меня в ночную рубашку. Только тогда поняла, что рожаю. И запаниковала, потому что оказалась к этому не готова.

Вспомнились роды норины Мирабель, её стоны — скоро и я буду так же кричать.

Шоан, как же страшно! Вдруг не смогу: я же не знаю, как надо. Вдруг ребёнок не родится и умрёт? Вдруг как-то наврежу ему?

Приехал хозяин, сменил у постели супругу. Переживал жутко, говорил всякую чепуху и сжимал руку, когда меня сводила судорогой боль.

Врач сказал, что до самих родов ещё долго, и, оставив вместо себя акушерку, отправился домой обедать.

Меня тоже через силу накормили бульоном — ничего другого желудок не принимал.