Читаем без скачивания Кенилворт - Вальтер Скотт

Гонец пустился в путь, — а приятели продолжали пить и веселиться, пока он не вернулся с ответом, что мистер Фостер сейчас придет.

— Выиграл, выиграл! — закричал Лэмборн, бросаясь к закладу.

— Нет, подождем: пусть сначала он явится, — возразил лавочник, преграждая ему дорогу.

— Какого черта! Он уже у порога, — настаивал Лэмборн. — Что он сказал тебе, мальчик?

— С позволения вашей милости, — ответил гонец, — он высунулся из окна с ружьем в руках, а когда я со страхом и трепетом передал ваше поручение, он состроил кислую рожу и заявил, что ваша милость может отправляться в загробные сферы.

— Иными словами — в преисподнюю, — сказал Лэмборн. — Туда он отправляет всех, кто не входит в конгрегацию.

— Совершенно верно, — подтвердил мальчишка. — Я употребил другое выражение, как более поэтичное.

— Сообразительный юнец! — заметил Майкл. — На, хлебни, отточи свою поэтическую свистульку… А что еще сказал Фостер?

— Он позвал меня обратно и велел передать, что, если у вас есть что сказать, вы можете прийти к нему сами.

— А дальше что?

— Он прочел письмо, слегка заволновался и спросил, не под хмельком ли ваша милость, на что я ответил, что вы говорили немножко по-испански, как человек, побывавший на Канарских островах.

— Пошел вон! Ах ты неполная пивная кружка, отродье жульнического счета! — вскипел Лэмбори. — Прочь отсюда! Нет, постой, а что он сказал еще?

— Проворчал, что если не пойдет, то ваша милость того и гляди выболтает все, что следует держать за зубами. Поэтому он взял свою потрепанную шляпу, потертый синий плащ и, как я уже говорил, незамедлительно прибудет сюда.

— А ведь в его словах есть доля истины, — процедил про себя Лэмбори. — Башка моя опять сыграла со мной скверную шутку. Однако — corragio, note 86 пусть приходит! Я так долго шатался по белу свету не для того, чтобы бояться Тони Фостера, пьян я или нет. А ну-ка, тащи сюда кувшин холодной воды; сейчас я окрещу свой херес!

Пока Лэмборн, которого приближение Фостера заставило несколько прийти в себя, занимался приготовлениями к встрече с ним, Джайлс Гозлинг незаметно прокрался к разносчику: тот в волнении расхаживал взад и вперед по комнате.

— Вы так внезапно покинули компанию, — обратился хозяин к гостю.

— Еще бы не покинуть, когда среди вас появился дьявол, — ответил разносчик.

— С вашей стороны не очень-то любезно так честить моего племянника, — заметил Гозлинг, — и мне не следовало бы даже отвечать вам, но, по правде говоря, Майка и впрямь можно признать сатанинским отродьем.

— Да нет, я говорю не об этом хвастливом буяне, а о втором, который, как мне известно… Но когда они уедут? Зачем приехали?

— Ей-богу, на эти вопросы я вам ответить не могу, — сказал трактирщик. — Но послушайте, сэр, вы привезли мне подарок от достойного мистера Тресилиана — славный камешек…

Он вынул кольцо, поглядел на него и, пряча снова в кошелек, добавил, что это слишком щедрая награда за те услуги, которые он в силах оказать достойному дарителю. Гозлинг объяснил также, что находится у всех на виду и ему не подобает вмешиваться в чужие дела. Он уже говорил, что ему ничего не удалось разузнать, не считая того, что леди по-прежнему живет в Камнор-холле в строжайшем уединении и что тем, кому случайно удавалось видеть ее, она казалась грустной и подавленной своим одиночеством.

— Но сейчас, — добавил он, — если вы желаете порадовать вашего хозяина, вам представляется редчайший случай. Тони Фостер направляется сюда, а Майклу Лэмборну достаточно понюхать еще флягу вина — и никакой королевский приказ не сдвинет его с места. Таким образом, они застрянут тут на час-другой. Так вот, если вы захватите с собой короб, что послужит для вас лучшим оправданием, то, может, вам и удастся уломать сторожа и он, зная, что хозяина нет дома, впустит вас. Пусть он позволит вам предложить товары самой леди, и тогда вы сможете разузнать о ней больше, чем сумею сказать вам я или кто другой.

— Вы правы, ей-богу правы, — ответил Уэйленд, ибо это был он. — Превосходный совет, но, по-моему, несколько опасный. А вдруг Фостер неожиданно вернется?

— Очень возможно, — подтвердил хозяин.

— Или вдруг, — продолжал Уэйленд, — леди не захочет меня видеть?

— И это возможно, — согласился Джайлс Гозлинг. — Удивляюсь, что мистер Тресилиан так заботится о женщине, которой до него и дела нет. Как в том, так и в другом случае я могу попасть впросак, а потому мне не очень-то нравится ваш совет.

— Согласитесь, однако, любезный мистер слуга, что дело это касается вашего хозяина, а не меня; вам лучше знать, чем вы рискуете, а уж тем более — готовы ли вы пойти на такой риск. Но вам нечего ждать, что другие осмелятся сделать то, на что не решаетесь вы.

— Погоди, погоди, — прервал его Уэйленд, — скажи мне только одно… тот старик тоже едет в Камнорхолл?

— Думаю, что да, — сказал хозяин. — Их слуга говорил, что должен доставить туда их пожитки; но эль подействовал на слугу так же, как Канарское на Майкла.

— Довольно, — решительно заявил Уэйленд. — Я расстрою козни этого старого злодея. Его гнусная рожа перестает внушать мне страх, и во мне растет лютая ненависть. Помоги мне взвалить на спину мой короб, любезный хозяин… Берегись, старый Альбумазар, в твоем гороскопе есть зловещий знак, и находится он в созвездии Большой Медведицы.

С этими словами он взвалил на плечи свою ношу, вышел, в сопровождении хозяина, через боковую калитку «Черного медведя» и самой незаметной тропинкой направился в Камнор-холл.

Глава XX

Крестьянин. У этих разносчиков имеется такое, сестрица, такое, чего ты и вообразить не можешь.

«Зимняя сказка», акт IV, сц. 3 note 87

Стремясь выполнить настоятельное требование графа блюсти его тайну, а также по причине собственной нелюдимости и скупости, Энтони Фостер, судя, по его образу жизни, старался не только оградить себя от назойливого любопытства окружающих, но и вообще избегал давать пищу для каких бы то ни было разговоров. Так, например, вместо многочисленной челяди для личных его надобностей и для охраны замка он постарался, насколько это было возможно, уменьшить число слуг. Таким образом, когда в замке не было спутников графа или Варни, единственными слугами в доме были старик и две пожилые женщины, занятые уборкой покоев графини. Именно одна из этих старух открыла дверь, когда постучался Уэйленд, и в ответ на его просьбу разрешить показать свои товары дамам разразилась потоком брани на каком-то грубом диалекте. Разносчик нашел средство прекратить этот крик, сунув ей в руку серебряный четырехпенсовик и посулив материи на чепец, если леди купит что-нибудь из его товаров.