Читаем без скачивания Поле мечей - Конн Иггульден

Цезарь нахмурился.

— Тебе бы больше понравилось, напиши я «галлы все еще представляют серьезную опасность, но есть надежда на примирение»? Вряд ли такие слова вдохновили бы наших поселенцев на переход через Альпы.

— А я не стал бы говорить даже о надежде на примирение. Куда правдивее было бы сказать, что эти дикари приносят столько неприятностей, что невозможно и сосчитать. На протяжении долгих лет — да что там, многих поколений — они дрались между собой, пока не нашли в римской армии общего врага, против которого и объединили усилия. И вот теперь мы по локоть засунули руки в осиное гнездо, такое большое, каких мне еще не доводилось видеть. Вот это, по крайней мере, правда.

— Ладно, Брут. Все равно дело уже сделано и исправить ничего нельзя. Ситуацию я знаю не хуже тебя. Те из племен, которые никогда не слышали о римских легионерах, скоро увидят, как мы строим дороги по всей стране. Если сенат сможет воспринимать меня как завоевателя Галлии, то разговоров о моем возвращении в Рим, а тем более о долгах, больше никто не осмелится завести. Там, дома, смогут сосчитать то золото, которое я послал им, и тех пленных-рабов, которые работают на их полях. Теперь я свободен и, если захочу, смогу отправиться за море. Это моя дорога, Брут. Разве ты не видишь, что я наконец-то обрел ее? Ради нее я и родился. Мне нужно всего несколько лет, может быть, пять, и тогда Галлия действительно будет усмирена. Говоришь, они о нас никогда не слышали? Так я завоюю те земли, которые и не представляют о существовании Рима! Над их городами, словно мраморная скала, вознесутся храмы в честь Юпитера. Я принесу с собой цивилизацию, науку, искусства и отдам их тем людям, которые живут в бедности и запустении. Приведу легионы туда, где земля встречается с морем, и даже дальше. Кому известно, что кроется вдали, какие берега? Ведь у нас даже нет карт тех стран, а есть лишь доставшиеся от греков легенды о затаившихся на самом краю земли туманных островах. Неужели все это не распаляет твое воображение?

Брут молча смотрел на друга, не зная, стоит ли вообще отвечать и нужен ли Цезарю ответ. Юлий и раньше приходил в подобное восторженно-приподнятое настроение, и порою оно даже казалось трогательным. Сейчас, однако, центурион не на шутку встревожился. Судя по всему, Юлий и не думал об окончании военных походов и завоеваний. Даже ветераны сравнивали молодого полководца с Александром Великим, а Марк Антоний льстил без зазрения совести. Когда претор впервые высказался в подобном духе на военном совете, Брут ожидал, что Цезарь трезво оценит неприкрытое низкопоклонничество, но тот лишь довольно улыбнулся и положил руку на плечо Марка Антония, а потом наполнил кубки.

Всю долину гельветов поделили на отдельные земельные наделы, которые раздали переселенцам из Рима. Цезарь был чрезмерно щедр на обещания. Теперь же, чтобы их выполнить, ему приходилось то и дело брать в руки оружие. Одна лишь необходимость регулярно выплачивать легионерам жалованье серебром заставляла опустошать города и сражаться не ради доблести и славы, а лишь для того, чтобы наполнить казну и отослать необходимую часть добычи сенаторам. Конца подобным действиям видно не было, и Брут первым из членов совета начал сомневаться в истинности целей той войны, которую вели легионеры. Оставаясь до мозга костей гражданином Рима, он мог понять и принять разрушения во имя мира, однако разрушения ради удовлетворения тщеславных стремлений Цезаря не приносили ни радости, ни вдохновения.

Сомневаться Юлий просто не умел. Хотя весной коалиция племен белгов, собрав значительные силы, вероломно напала на римлян, легионерам все же передалась доля уверенности военачальника, и враги были безжалостно разбиты. Казалось, римские воины избраны богами и не могут потерпеть поражение. Время от времени сила характера друга действовала и на Брута. В такие моменты он вместе со всеми принимался восторженно приветствовать отважного полководца, и ему чудилось, что вокруг железного шлема Цезаря светится божественный нимб. Но ведь он знал скрывавшегося за забралом человека — знал слишком хорошо, чтобы ходить вокруг него на цыпочках, как это делали легионеры. Одерживая победы благодаря собственной отваге, силе и стремительности, воины искренне приписывали все заслуги Цезарю и отдавали ему все почести. Никто не сомневался, что пока он ведет войско за собой, оно непобедимо.

Брут вздохнул. Наверное, легионеры правы. Вся восточная Галлия лежала у их ног, а дороги протянулись уже на сотни километров. Риму становилось тесно на этой территории, и семя перемен посеял именно Цезарь. Брут взглянул на друга и увидел на его лице то выражение воинственной гордости, которое так хорошо знал. Кроме поредевших волос и глубоких шрамов, никаких изменений во внешности Юлия заметно не было. И все же легионеры упорно твердили, что их военачальник избран богами и несет на себе их благословение. Одно его присутствие на поле битвы стоило целой когорты; завидев Цезаря, бойцы бросались в битву с удвоенной энергией. В такие минуты Бруту становилось стыдно за собственную мелочность и раздражительность, которые он старался подавить.

Публию Крассу полководец доверил командование двумя легионами и приказал двигаться на север. Сын сенатора с честью выполнил задание и добился полной капитуляции тамошних племен. Теперь открывался путь к морю. Брут оспаривал эту идею, но прекрасно понимал, что ничто не сможет помешать Юлию довести своих отважных воинов до побережья. Он уже мнил себя вторым Александром Великим и мечтал добраться до края света.

Военный совет собрался в самом большом помещении укрепленного лагеря. Оглядев командиров, Брут заметил, как они изменились. За годы кампании Октавиан и Публий Красс утратили последние следы юности. Обоих теперь украшали шрамы, придававшие их облику мужества и силы. Цирон теперь командовал когортой и проявлял такую преданность полководцу, что нередко напоминал верного пса. Сам Брут порою обсуждал возникавшие сомнения и опасения с Домицием и Рением, однако Цирон покидал общество товарищей при первом же намеке на критику военачальника. Вообще, Брут и Цирон заметно недолюбливали друг друга, однако из уважения к Цезарю упорно скрывали разногласия и неприязнь.

Как мы лицедействуем перед ним, думал о себе и своих товарищах Брут. В присутствии Цезаря подчиненные старательно разыгрывали роль близких друзей, почти братьев, на время забывая обо всех разногласиях. Казалось, члены совета до смерти боятся разочаровать полководца собственными спорами.

Ожидая, пока кубки наполнятся вином, Цезарь разложил на столе заметки. Он уже запомнил все доклады и отчеты, так что возвращаться к ним смысла не было. Несмотря на весь свой скептицизм, под внимательным взглядом голубых глаз Брут невольно подтянулся и расправил плечи. Остальные реагировали так же, и центуриону пришло на ум сравнение со сворой верных гончих. Он потянулся к кубку.

— Твой договор с венетами распался, Красс, — обратился Цезарь к молодому римлянину. Сын сенатора недоверчиво и расстроенно покачал головой, и полководец продолжил: — Собственно, я и не ожидал, что он окажется долговечным. Это племя слишком сильно своим флотом, чтобы подчиняться нашей воле, а цель договора заключалась в том, чтобы умиротворить их, пока мы не направимся на северо-запад. Чтобы иметь выход в море, я непременно должен получить власть над побережьем.

Глядя в одну точку, Цезарь задумался о будущем. Потом, словно опомнившись, встряхнулся.

— Они захватили пленных — из той когорты, которую ты оставил для обеспечения нашего влияния, а теперь взамен требуют освобождения своих заложников. Чтобы склонить это племя к переговорам, нам придется сначала победить их на море. Судя по всему, они считают, что римляне способны сражаться только на суше, однако кое-кто из нас твердо знает, что это не так.

Члены совета улыбнулись, а полководец встретился взглядом с Цироном.

— Я нанял корабельных плотников и строителей. Скоро у нас будет и порт, и корабли. Помпей поможет: найдет команды, способные пройти сквозь Геркулесовы столбы и обогнуть Испанию, чтобы встретить нас на севере. Это вполне совпадает с моими планами, так что нарушители клятвы будут примерно наказаны. Мхорбэйн говорит, что другие племена, словно ястребы, с нетерпением ждут нашей малейшей промашки и готовы наброситься в любой момент.

— Сколько времени уйдет на строительство кораблей? — поинтересовался Рений.

— Если удастся найти достаточно денег, к следующей весне они уже будут готовы. Я написал письмо в сенат с просьбой оплатить расходы новых легионов. Красс же пообещал, что если сенаторы не пойдут навстречу, то он сам даст нужную сумму. Но мне кажется, что законодатели довольны нашими успехами, а потому решат раскошелиться. Если зима в этом году окажется не такой суровой, готовиться к выходу в море мы сможем и в темные месяцы. — Цезарь замолчал и начал задумчиво барабанить пальцами по столу. — У меня есть донесение от разведчика с Рейна. На нашем берегу высадились германские племена, так что необходимо немедленно их уничтожить. Я отправил туда пять галльских всадников, чтобы они проверили данные и оценили численность противника. Нельзя позволять ему проникнуть на нашу территорию. Больше того, победив, я планирую пересечь реку и отогнать варваров. Так нужно было поступить еще со свевами. Нельзя позволять диким племенам нападать на наши фланги всякий раз, как они почувствуют малейшую слабость. А потому я отвечу так, что помнить будут несколько поколений, и накрепко запру двери к Рейну.