Читаем без скачивания Бикини - Януш Вишневский

Санбери, Пенсильвания, вечер, понедельник, 24 декабря 1945 года

Из гаража, находившегося в подвале дома Стэнли на Парк-авеню, они выехали около полудня. Стэнли во что бы то ни стало хотел оказаться в Санбери раньше, чем «на небе появится первая звезда». Дорис не поняла, что он имеет в виду. Когда они проехали Ньюарк, на автостраде уже начинались пробки. А между тем Стэнли вновь вернулся к теме «первой звезды».

— Моя бабушка, мама моей мамы, родилась в Польше. Она приехала в Америку из Ирландии. А в Польше Рождество начинается тогда, когда на небе появляется первая звезда, — объяснял он Дорис.

— Почему?

— В память о Вифлеемской звезде, которую увидели на небе волхвы.

— Какие волхвы, Стэнли? Какая звезда?

Анна про себя улыбнулась. Они в Дрездене тоже садились за рождественскую трапезу только после первой звезды. А когда небо было затянуто тучами, появление первой звезды определяла бабушка Марта. Маленькой Анне всегда казалось, что эта звезда появляется на небе слишком поздно. Мало того, что весь день пришлось поститься, так еще и подарки под елкой ждут не дождутся, когда их оттуда достанут.

— Дорис, это всего лишь такая польская традиция.

— А ты откуда знаешь?! — воскликнула Дорис.

— Моя бабушка была полькой, то есть наполовину полькой.

Анна давно не чувствовала себя такой счастливой и спокойной, и нежно поглаживала живот сидевшей рядом Дорис, пока Стэнли рассказывал о своих рождественских вечерах в Санбери.

— И обязательно должны быть пироги с капустой и селедка, — сказал он.

— И такой красный суп, — добавила Анна. — Очень вкусный...

Бензоколонка на трассе при въезде в Санбери была вся в снегу. На деревянной скамье у дома сидели, закутавшись в пальто, двое. Когда Стэнли свернул с дороги в сторону заправки, женщина вскочила и бросилась им навстречу. Стэнли резко остановил машину. Анна видела, как дрожат его руки. Она приподнялась с заднего сиденья и шепнула ему на ухо:

— Оставь нас здесь. Беги...

За стол на кухне они сели, когда стемнело. Стэнли долго сидел с отцом в гостиной. Женщины помогали накрывать на стол. В квартире пахло «красным супом» и пирогом с маком. Под льняной скатертью по углам стола лежали пучки сена, а вокруг него стояло семь стульев. Улучив момент, Дорис шепнула Анне:

— Эта звезда давно успела бы погаснуть. Боже, как здесь вкусно пахнет! Я такая голодная! Мы кого-то ждем, как ты думаешь? Видишь, семь стульев...

Анна знала, кого они ждут.

— Это еще одна польская традиция. За столом должно быть одно лишнее место и одна лишняя тарелка с приборами — для случайного путника. В этот вечер никто не должен оставаться один.

— Какой чудесный обычай! — заметила растроганная Дорис. — Но здесь два лишних стула и два лишних прибора.

Анна набралась храбрости и прямо спросила мать Стэнли:

— Эндрю тоже будет с нами в этот вечер?

— Да. Но он, видимо, задержался в пути. Он в последнее время очень много работает.

Они сели за стол, и отец Стэнли прочел молитву. Потом протянул руку к плетеной корзиночке, разломал прямоугольный белый, очень тонкий хлебец и раздал всем присутствующим. Анне все это было хорошо знакомо. Бабушка Марта, разламывая облатку, тоже читала молитву. Не уловив смысла происходящего, проголодавшаяся Дорис захрустела облаткой. Стэнли подошел к ней, обнял и поздравил с праздником. Потом с облаткой в руке подошла его мать, и Дорис громко расплакалась.

Когда время подходило к одиннадцати, мать Стэнли внезаппо выскочила из-за стола. Анна как раз рассказывала Дорис, что на Рождество в польском доме должно быть двенадцать блюд, по числу апостолов. В неурожайные годы и во время войны за отдельные «блюда» считали воду и соль. Дорис начала что-то спрашивать, но Анна не разобрала вопроса: рядом с ней вдруг сел Эндрю Бредфорд. Тогда Анна встала, взяла в прихожей сумочку и отправилась в туалет. Там она подкрасила губы, поправила прическу, сбрызнула духами плечи и запястья. Вздохнула. Она чувствовала возбуждение, настолько интимное, что не хотела признавтаься в этом никому, даже Дорис. То же самое она почувствовала, когда Эндрю позвонил ей и извинился. Тогда она нарочно, чтобы насолить ему, притворилась, что ждет звонка от Стэнли. А после того как он бросил трубку, упала спиной на кровать, развела ноги, послюнявила пальцы и засунула их в себя...

Когда Анна вернулась в гостиную, все уже стояли под елкой.

— Мы ждем тебя, Анна! — воскликнул Стэнли. — Пришло время подарков.

Она тоже приготовила для всех подарки. Стэнли получил от нее альбом с репродукциями картин и гравюр Дюрера. Дорис обрадовалась пластинке со скрипичными концертами Паганини, а родителям Стэнли она вручила настенный календарь на Новый 1946 год, на страницы которого приклеила фотографии Стэнли. Две кельнские, остальные — нью-йоркские. Эндрю Бредфорда Анна тоже не забыла. Она предполагала, что он может здесь появиться, и в фирменный конверт с эмблемой Принстонского университета положила фото Эйнштейна. То, что не отдала редакции «Таймс». На этом фото Эйнштейн улыбался ей, высунув язык. И подписала: «© Анна Марта Бляйбтрой доктору Эндрю Бредфорду. Не все права защищены».

В тот рождественский вечер она старалась не оставаться с ним наедине. Было уже совсем поздно, когда Анна мыла на кухне посуду. Родители Стэнли уже легли. В квартире звучала музыка Рахманинова. Дорис и Стэнли, обнявшись, сидели на диване в гостиной.

— Я приехал сюда из-за вас, — услышала Анна голос Эндрю.

Он неслышно подошел сзади и встал так близко, что она чувствовала тепло его тела. Анна мыла тарелку, и от неожиданности выронила ее в тазик с чистой посудой. Тарелка с грохотом разбилась. Дорис крикнула из гостиной:

— Это на счастье!

Анна повернулась к Эндрю и сказала:

— Интересно! А я-то думала, вы приехали проведать мать. Не отца, это точно, я успела заметить. Ваша мать сидела на скамейке возле дома и вглядывалась в каждый проезжавший автомобиль. Она была счастлива, когда приехал Стэнли. Но обрадовалась бы еще больше, если бы первым приехали вы. А вы появились только после того, как мы поделились облатками, хотя прекрасно знаете, как важен этот ритуал для вашей мамы. К тому же вас сюда привезли. Вы опоздали, чертовски опоздали. И даже не пытались оправдаться. Вы вошли в комнату как тот, перед кем должно раздвинуть свои воды Красное море. Получилось не по-праздничному, господин Бредфорд. А теперь можете ехать домой. Бедный водитель, что сидит в машине, наверняка обрадуется. Не могу понять, как вы могли оставить его в такой вечер одного. Не понимаю...

Анна отвернулась, взяла следующую тарелку и не смогла удержать в руках. Выглянув в комнату, крикнула Дорис:

— Нет, не на счастье!

Отстранив Эндрю, Анна подошла к елке, взяла конверт с фотографией Эйнштейна и разорвала его, роняя на ходу клочки бумаги. А потом направилась к лестнице, ведущей наверх.

Нью-Йорк, Бруклин, вечер, четверг, 14 февраля 1946 года

Она протянула к нему руки. Улыбнулась. Два круглых, черных, как угли, глаза внимательно всматривались в нее.

— Я расскажу тебе, Лукас. Расскажу. Пока мы еще живы.

— Можно ту же самую, что вчера?..

Она нежно погладила растрепанные волосы мальчика.

— Я больше не упаду на улице. Обещаю.

— Маркус принес тебе воды и сигарету...

Она встала. Маркус протянул ей кружку. Вдруг она услышала взрыв. Посмотрела наверх. Бетонная балка падала на сидевших под ней мальчиков. Она рванулась вперед, вытянув перед собой руки...

Анна проснулась, сжимая в руках подушку. «Это всего лишь сон, Аня», — шептала тетя Аннелизе.

Анна встала. Умылась. Села на подоконник и закурила. Платаны в парке напротив молилитвенно протягивали в небо обрубки ветвей. Парк был покрыт свежим снегом. Год тому назад, когда после второго налета они с матерью стояли на площади у Анненкирхе и курили, тоже выпал первый снег. Это было так давно и так недавно! Прошлое прорывалось к ней проблесками воспоминаний или во сне, таком, как этот, от которого она только что очнулась вся в испарине. А иногда — с приступами необъяснимого страха, когда она слышала детский плач, гул пролетающих над городом самолетов, сирены «скорой помощи», полиции или пожарных. Правда, теперь Анна уже не пыталась бежать в бомбоубежище, но всегда плотно закрывала окно, чтобы ее больше не будили эти звуки.

Сегодня ей хотелось побыть одной. Она хотела мысленно вернуться в Дрезден и рассказать самой себе то, чего никто другой не понял бы. Ни Дорис, ни даже Стэнли, который имел некоторое представление о тех днях. Сегодня Анна хотела остаться наедине со своей тоской и скорбью. Около девяти она позвонила Лайзе.

— Что-то случилось? Ты заболела? — заботливо спросила та, когда Анна сказала, что останется дома.

— Нет, Лайза, я здорова, не беспокойся. Я просто хочу сегодня остаться дома и переждать этот день. Передай это, пожалуйста, Стэнли.