Читаем без скачивания Бикини - Януш Вишневский

Когда позвонил Эндрю, Анна все еще читала. Он ждал ее внизу, у здания редакции. Она быстро подошла к шкафу, подкрасила губы и побрызгала ладони и шею духами. В лифте поправила прическу. Эндрю она увидела сквозь стеклянную дверь. Какой будет их встреча? Они виделись всего два раза. И каждый раз она с ним ссорилась. Но теперь это был другой Эндрю. Она уже хорошо знала его по письмам. Они писали друг другу об очень интимных вещах, но одно дело писать, и совсем другое — встретиться лицом к лицу, помня о том, что было написано. Анна задержалась у двери и некоторое время наблюдала за Эндрю. В распахнутом пальто с поднятым воротником, без шарфа, в белой рубашке. В шляпе он казался еще более высоким, чем ей представлялось раньше. Он держал в руке маленький букет цветов и нервно озирался по сторонам. Она вышла и встала у двери. Он заметил ее, но она не двинулась с места. Он медленно подошел, снял шляпу и сконфуженно протянул ей букет.

— Анна... здравствуй. Наконец-то, — сказал он, глядя ей в глаза.

Она часто пыталась представить себе, как звучит его голос, когда он произносит ее имя. Вид у него сейчас был как у Гиннера, когда они впервые встретились у пруда в саду Цвингертейх в Дрездене...

— Пойдем, нас ждет такси, — сказал Эндрю, показывая рукой на желтый автомобиль, стоявший у тротуара, и начал было спускаться по ступеням, но, сделав несколько шагов, оглянулся.

Она не последовала за ним. Он вернулся и подошел к ней, испуганно спросил:

— Что-то случилось?

— Поцелуй меня, пожалуйста. Сейчас... — прошептала она.

Он прикоснулся ладонью к ее щеке, осторожно убрал со лба прядь волос. Взял широкой ладонью за затылок, притянул ее голову к своим губам и нежно поцеловал в веки. Она откинула голову и замерла, почувствовав на шее его дыхание. Он взял ее за руку и увлек за собой. Они сели в такси.

— Езжайте в Вилледж. Спешить не обязательно! — крикнул он водителю.

— Гринидж Вилледж? — справился таксист.

— Само собой.

— А если точнее, сэр?

— В ресторан.

— Но в какой, мистер? — рассмеялся шофер.

— Как это в какой? В самый лучший.

— «Вэнгард» подойдет, сэр?

Анна сидела, прижавшись к Эндрю, и прислушивалась к разговору. Когда таксист произнес название ресторана, она вспомнила разговор с Дорис. Да! Это там, в «Вэнгарде», Стэнли напоил Дорис, и она «использовала» его сначала в такси, а потом в лифте.

— Поехали, я знаю это место. По рассказам, — шепнула она Эндрю.

Они тронулись. Он целовал ее лоб, и волосы, и руки. Она привстала с сиденья, приподняла платье и села к нему на колени. Облизала пальцы и ласкала ими его губы. Он закрыл глаза. Открыл рот. Она медленно протолкнула свой язык сквозь его зубы. Он слегка прикусил его. Потом он кусал уже только ее губы. Она соскользнула с его колен, когда такси остановилось.

«Вилледж Вэнгард» на самом деле трудно было назвать рестораном. Они вошли в задымленное помещение, напоминающее убежище. Вслед за официантом протиснулись между круглыми столиками и уселись напротив небольшой площадки, освещенной софитами. Анна вспомнила, что Дорис упоминала про музыку. Эндрю был несколько ошарашен.

— Анна, ты уверена, что ты хочешь здесь остаться? — спросил он, оглядывая зал.

Она не успела ему ответить. На сцене появился мужчина в смокинге и объявил:

— Только для вас поет несравненная Билли Холидэй.

Раздались аплодисменты. Анне было знакомо это имя. Его знал каждый, кто слушал радио в Нью-Йорке. Она взяла Эндрю за руку. На сцену вышла негритянка с вплетенными в волосы цветами. Она щелкнула пальцами, дав знак пианисту, подошла к микрофону и прошептала: «Good morning, heartache...» Анна знала слова этой песни. В последнее время под нее она писала ему письма! Она еще крепче сжала его руку, встала и запела вместе с залом:

Good morning, heartache,You old gloomy sight.Good morning, heartache,Though we said goodbye last night10.

Анна оглянулась на Эндрю. Он сидел и смотрел на нее потрясенно. Она опустилась на пол и положила голову ему на колени.

— Эндрю, я так долго тебя ждала...

Билли Холидэй выходила на сцену еще несколько раз. Анна курила одну сигарету за другой. Они пили вино и разговаривали. Иногда Эндрю наклонялся и целовал ее. Просто так. Когда он говорил, она смотрела на его руки. Иногда, особенно когда говорил о своей физике, Эндрю произносил слова, которых она не понимала. Тогда Анна прерывала его, и он спокойно объяснял ей их значение. Именно в такие моменты у него были самые голубые на свете глаза. Иногда, притворяясь, что слушает, Анна размышляла, не прикоснуться ли к нему под столом ногой. Но каждый раз что-то ее удерживало. Раздались громкие аплодисменты. Холидэй пела прощальную песню. Анна встала, протянула Эндрю руку, и они вышли танцевать.

Good morning, heartache,You old gloomy sight.Good morning, heartache,Though we said goodbye last night...

Он целовал ее волосы. Она прижалась к нему. Закрыла глаза...

Они танцевали, прижавшись друг к другу, и ей казалось, что это ее первый бал. Все вертелось у нее перед глазами. И черепа, и гробы, и горящие свечи, и его лицо, и его скрипка. Когда неожиданно наступила тишина, и капли пота, стекавшие с его лица, смешались на губах с ее слезами, она склонила перед ним голову и растерянно огляделась, словно надеясь увидеть кого-то из близких...

Когда вернулись за столик, они заказали виски.

— Лучше ирландский! — крикнула Анна вслед уходящему официанту.

Из «Вилледж Вэнгард» они вышли далеко за полночь. Анна с наслаждением вдохнула свежий воздух. У Бруклинского моста Эндрю спросил ее, почему она плакала во время танца. За Бруклинским мостом она ответила, что плакала, потому что слышала скрипку. Эндрю удивился: в оркестре не было скрипки. И еще больше удивился, когда она сказала, что только скрипку и слышала. На Флэтбуш-авеню он спросил, что будет с ними дальше. Анна не знала.

В парке с платанами и кленами, напротив ее дома, они сели на скамейку.

— Ты любишь кошек, Эндрю? — спросила вдруг Анна.

— Не знаю. Я не особенно жаловал наших котов в Санбери. А Мефистофель меня не любит. Но почему ты спросила?

— Просто так, — ответила Анна, взяв его за руку.

Они поцеловались. Он засунул руку в вырез платья и прикоснулся к ее груди, к соскам. Она закрыла глаза.

— Ты напишешь мне завтра? — спросила она.

— Я напишу еще сегодня, — прошептал он.

— У меня новый проект в «Таймс», я на какое-то время уеду из города.

— Надолго?

— Точно не знаю. Мне сейчас не хочется об этом...

— Я тоже уеду, это уже давно запланировано, мы работаем над...

— Я хочу тебя, Эндрю, — прошептала она, не дав ему закончить фразу.

Анна приподняла платье и села Эндрю на колени верхом. Расстегнула ему брючный ремень. Он еще приподнял ее платье, а она широко расставила ноги.

— Я хочу тебя, Эндрю, очень-очень... — повторяла она.

Она опять слышала скрипку...

Вдруг проскакивает искра, прикосновения, страсть, поцелуи, минута, мгновение, влажные губы, переплетение судеб, путаные мысли и еще более путаные чувства. И мир, пульсирующий жизнью, пробужденный весной, одурманенный маем, всё живет, бежит, мчится дальше, а они пребывают здесь и сейчас. Потеряться, ничего при этом не теряя. Просто целиком и полностью раствориться в этом мгновении...

Они попрощалась у дома Астрид, но Эндрю не уходил. Анна целовала его, взбегала вверх по ступенькам и через мгновение спускалась снова. Наконец она прошептала:

— Эндрю, тебе пора. Иди. Иначе я совсем потеряю голову. А я этого не хочу. Не сегодня. Иди. И напиши мне...

Заснуть она не смогла. Когда уже начало светать, подошла к окну. Смотрела на пустую скамейку в парке с платанами и тихонько напевала:

Good morning, heartache,You old gloomy sight.Good morning, heartache,Though we said goodbye last night.

Нью-Йорк, Бруклин, утро, понедельник, 18 февраля 1946 года

Анна заснула только в шесть утра, а будильник был заведен на семь, и звонка она не услышала. Вскочила только в десять и рассердилась на себя: она не любила приходить в редакцию позже Стэнли. Кроме того, сегодня Артур собирался поговорить с ней о Бикини. Чтобы прийти в себя, она приняла контрастный душ.

Эта ночь была такая длинная. Чудесно длинная. Анна вышла из душа и посмотрела в зеркало. Губы распухли от поцелуев. Она улыбнулась. Под глазами залегли тени, но это не страшно. Такое часто случалось, когда она работала до поздней ночи, много курила или плакала.

Она сбежала по лестнице вниз. Астрид, одетая в розовый шелковый пеньюар, с папильотками в волосах, стояла на пороге гостиной и строго отчитывала молодую негритянку, которая, стоя на коленях, видавшей виды тряпкой протирала паркет в прихожей.

— Ну, детка, устроила ты нам сегодня ночку, — с упреком сказала Анне Астрид. — Если тебе нравится бегать к своим любовникам по лестнице туда-сюда, поменяй хотя бы обувь! Ты стучала каблуками, как пьяный кузнец по наковальне. Я не могла спать. И мои жильцы, вероятно, тоже...