Читаем без скачивания Том 4. Проза. Письма. - Михаил Лермонтов

Экспромтом написал я вам эти стихи, любезная Софья Александровна, и не имею духу продолжать таким образом. – В самом деле; не знаю отчего, поэзия души моей погасла;

По произволу дивной властиЯ выкинут из царства страсти;Как после бури на песокВолной расшибенный челнок; –Пускай прилив его ласкает;Не слышит ласки инвалид:Свое бессилие он знаетИ притворяется, что спит;Никто ему не вверит болеСебя иль ноши дорогой;Он не годится, и на воле!Погиб – и дан ему покой!

Мне кажется, что это недурно вышло; пожалуста, не рвите этого письма на нужные вещи. – Впрочем, если б я начал писать к вам за час прежде, то, быть может, писал бы вовсе другое; каждый миг у меня новые фантазии…

– Прощайте, дражайшая.

– Я к вам писал из Твери и отсюда – а до сих пор не получил ответа.

Стыдно – однако я прощаю.

– И прощаюсь. –

М. Lerma.

Тетеньке и всем нижайшее мое почтение.

Пишите – что делается, и слышится, и говорится.

У Демидовой был,[186] дома не застал; она была у какой-то директорши, – бог знает; – я письма не отдал и на-днях поеду опять. – Не имею слишком большого влечения к обществу: надоело! – Всё люди, такая тоска, хоть бы черти для смеха попадались.

9. М. А. Лопухиной

<28 августа 1832 г. Из Петербурга в Москву>

S.-Pétersb<ourg> le 28 Août.

Dans le moment où je vous écris, je suis très inquiet, car grand’maman est très malade, et depuis deux jours au lit; – ayant reçu une seconde lettre de vous, c’est maintenant une consolation que je me donne: – vous nommer toutes les personnes que je fréquente? – moi, c’est la personne que je fréquente avec le plus de plaisir; en arrivant je suis sorti, il est vrai assez souvent, chez des parents avec lesquels je devais faire connaissance, mais à la fin j’ai trouvé que mon meilleur parent c’était moi; j’ai vu des échantillons de la société d’ici, des dames fort aimables, des jeunes gens fort polis – tous ensemble ils me font l’effet d’un jardin français, bien étroit et simple, mais où l’on peut se perdre pour la première fois, car entre un arbre, et un autre, le ciseau du maître a ôté toute différence!..

– J’écris peu, je ne lis pas plus; mon roman devient une œuvre de désespoir; j’ai fouillé dans mon âme pour en retirer tout ce qui est capable de se changer en haine – et je l’ai versé pêle-mêle sur le papier: vous me plaindriez en le lisant!.. à propos de votre mariage, chère amie, vous avez deviné mon enchantement d’apprendre qu’il soit rompu (pas français); – j’ai déjà écrit à ma cousine que ce nez en l’air n’était bon que pour flairer les alouettes – cette expression m’a beaucoup plu à moi-même. Dieu soit loué que ça soit fini comme cela, et pas autrement! – Au reste n’en parlons plus; on n’en a que trop parlé. –

– J’ai une qualité que vous n’avez pas; quand on me dit qu’on m’aime, je ne doute plus, ou (ce qui est pire) je ne fais pas semblant de douter; – vous avez ce défaut, et je vous prie de vous en corriger, du moins dans vos chères lettres.

– Hier il y a eu, à 10 heures du soir, une petite inondation et même on a tiré deux fois du canon à trois différentes reprises, à mesure que l’eau baissait et montait. Il y avait clair de lune, et j’étais à ma fenêtre qui donne sur le canal; voilà ce que j’ai écrit! –

Для чего я не родилсяЭтой синею волной? –Как бы шумно я катилсяПод серебряной луной,О! Как страстно я лобзал быЗолотистый мой песок,Как надменно презирал быНедоверчивый челнок;Всё, чем так гордятся людиМой набег бы разрушал;И к моей студёной грудиЯ б страдальцев прижимал;Не страшился б муки ада,Раем не был бы прельщен;Беспокойство и прохладаБыли б вечный мой закон;Не искал бы я забвеньяВ дальном северном краю;Был бы волен от рожденьяЖить и кончить жизнь мою! –

– Voici une autre; ces deux pièces vous expliqueront mon état moral, mieux que j’aurais pu le faire en prose;

Конец! Как звучно это слово!Как много, – мало мыслей в нем!Последний стон – и всё готовоБез дальних справок; – а потом?Потом вас чинно в гроб положутИ черви ваш скелет обгложут,А там наследник в добрый часПридавит монументом вас;Простив вам каждую обиду,Отслужит в церкви панихиду,Которой – (я боюсь сказать)Не суждено вам услыхать;И если вы скончались в вереКак христианин, то гранитНа сорок лет по крайней мереНазванье ваше сохранит,С двумя плачевными стихами,Которых, к счастию, вы самиНе прочитаете вовек. –Когда ж чиновный человекЗахочет место на кладбище,То ваше тесное жилищеРазроет заступ похоронИ грубо выкинет вас вон;И, может быть, из вашей кости,Подлив воды, подсыпав круп,Кухмейстер изготовит суп –(Всё это дружески, без злости).А там голодный аппетитХвалить вас будет с восхищеньем;А там желудок вас сварит,А там – но с вашим позволеньемЯ здесь окончу мой рассказ;И этого довольно с вас.

– Adieu… je ne puis plus vous écrire, la tête me tourne à force de sottises; je crois que c’est aussi la cause qui fait tourner la terre depuis 7000 ans, si Moïse n’a pas menti.

Mes compliments à tout le monde.

– Votre ami le plus sincère

M. Lerma.

С.-Петерб<ург> 28 августа.

Пишу вам сильно встревоженный тем, что бабушка очень больна и уже два дня как в постели; отвожу душу ответом на второе ваше письмо: назвать вам всех, у кого я бываю? Я сам – вот та особа, у которой я бываю с наибольшим удовольствием; правда, по приезде я выезжал довольно часто к родным, с которыми должен был познакомиться, но в конце концов нашел, что лучший мой родственник – это я сам; видел я образчики здешнего общества: любезнейших дам, учтивейших молодых людей – все вместе они производят на меня впечатление французского сада, очень тесного и простого, но в котором с первого раза можно заблудиться, потому что хозяйские ножницы уничтожили всякое различие между деревьями!

Пишу мало, читаю не больше; мой роман становится произведением, полным отчаяния; я рылся в своей душе, чтобы извлечь из нее всё, что способно обратиться в ненависть, – и в беспорядке излил всё это на бумагу: читая его, вы бы пожалели меня! Кстати, о вашем замужестве, милый друг: вы угадали мой восторг при вести, что он расстроился (не французский оборот); я уже писал кузине, что этот господин был способен только на то, чтобы держать нос по ветру и вынюхивать журавля в небе – это выражение мне самому очень понравилось. Слава богу, что это кончилось так, а не иначе. Впрочем, не будем больше говорить об этом – и бед того уж много говорили.

У меня есть свойство, которого нет у вас: когда мне говорят, что меня любят, я больше не сомневаюсь или (что хуже) не показываю вида, что сомневаюсь; у вас же этот недостаток есть, и я вас прошу от него избавиться, по крайней мере в ваших милых письмах.

Вчера, в 10 часов вечера, было небольшое наводнение, и даже трижды было сделано по два пушечных выстрела, по мере того, как вода убывала и прибывала. Ночь была лунная, я сидел у своего окна, которое выходит на канал; вот что я написал!

Для чего я не родился…

Вот другое; эти два стихотворения выразят вам мое душевное состояние лучше, чем я бы мог это сделать в прозе;

Конец! Как звучно это слово…

Прощайте… не могу больше писать вам, голова кружится от глупостей; думаю, что по той же причине и земля вертится вот уже 7000 лет, если Моисей не солгал.

Кланяйтесь всем.

Ваш искреннейший друг

М. Лерма.

10. М. А. Лопухиной

<2 сентября 1832 г. Из Петербурга в Москву>

2 Septembre.

Dans ce moment même je commence à dessiner quelque chose pour vous; et je vous l’enverrai peut-être dans cette lettre – savez vous, chère amie, comment je vous écrirai – par moments! – une lettre durera quelquefois plusieurs jours, – une pensée me viendra-t-elle je l’inscrirai; quelque chose de remarquable se gravera-t-il dans mon esprit – je vous en ferai part – êtes-vous contente de ceci? –

Voilà plusieures semaines déjà que nous sommes séparés, peut-être pour bien longtemps, car je ne vois rien de trop consolant dans l’avenir, et pourtant je suis toujours le même, malgré les malignes suppositions de quelques personnes que je ne nommerai pas. – Enfin, pensez vous que j’ai été aux anges de voir Наталью Алексеевну, parce qu’elle vient de nos contrées; – car Moscou est et sera toujours ma patrie. – J’y suis né, j’y ai beaucoup souffert, et j’y ai été trop heureux! – ces trois choses auraient bien mieux fait de ne pas arriver… mais que faire!

Mademoiselle Annette m’a dit qu’on n’avait pas effacé la célèbre tête sur la muraille! – pauvre ambition! – cela m’a réjoui… et encore comment! – cette drôle passion de laisser partout des traces de son passage! – une idée d’homme, quelque grande qu’elle soit vaut-elle la peine d’être répétée dans un objet matériel, avec le seul mérite de se faire comprendre à l’âme de quelques-uns; – il faut que les hommes ne soient pas nés pour penser, puis qu’une idée forte et libre est pour eux chose si rare! –

Je me suis proposé pour but de vous enterrer sous mes lettres et mes vers; cela n’est pas bien amical ni même philantropique, mais chacun doit suivre sa destination.

Voici encore des vers, que j’ai faits au bord de la mer:

Белеет парус одинокойВ тумане моря голубом. –Что ищет он в стране далекой?Что кинул он в краю родном?

* * * Играют волны, ветер свищет,И мачта гнется и скрыпит;Увы! – он счастия не ищет,И не от счастия бежит! –

* * * Струя под ним светлей лазури,Над ним луч солнца золотой: –А он, мятежный, просит бури,Как будто в бурях есть покой!………………

– Adieu donc, adieu – je ne me porte pas bien: un songe heureux, un songe divin m’a gâté la journée… je ne puis ni parler, ni lire, ni écrire – chose étrange que les songes! Une doublure de la vie, qui souvent est plus agréable que la réalité… car je ne partage pas du tout l’avis de ceux qui disent que la vie n’est qu’un songe; je sens bien fortement sa réalité, son vide engageant! – je ne pourrai jamais m’en détacher assez pour la mépriser de bon cœur; car ma vie – c’est moi, moi, qui vous parle, – et qui dans un moment peut devenir rien, un nom, c’est à dire encore rien. – Dieu sait, si après la vie, le moi existera! C’est terrible, quand on pense qu’il peut arriver un jour, où je ne pourrai pas dire: moi! – à cette idée l’univers n’est qu’un morceau de boue. –