Читаем без скачивания Рокоссовский. Терновый венец славы - Анатолий Карчмит

Рокоссовский смерил долгим взглядом Белозерова, и его осенила мысль: «А может, и правда, пусть летит в Белоруссию. Другая обстановка, другие люди. Он человек общительный… Это может помочь ему вновь обрести крылья». Рокоссовский сел за стол, положил свою руку на руку Белозерова.

— Андрей, обещай мне, когда попадешь к партизанам, будешь беречь себя.

— Обещаю, Костя! — широко улыбнулся Белозеров.

— Я и Пономаренко дадим тебе рекомендации, и завтра утром ты можешь уехать в штаб партизанского движения.

— Спасибо! — Он поправил упавшие на лоб волосы, вслед за Рокоссовским вышел из-за стола.

— Андрей, ты обязательно давай о себе знать, — сказал Рокоссовский, обнимая друга. — Мы должны встретиться после войны. Хорошо?

— Непременно.

В первой половине июня 1943 года командир дивизии 70-й армии генерал-майор Аревадзе Михаил Егорович проверял готовность позиций полков к обороне. На его долю выпал ответственный участок фронта. Он понимал это и с беспокойством, свойственным горячему южному человеку, упорно готовился к тому, чтобы отстоять свои позиции.

Это был широкоплечий, невысокого роста человек лет пятидесяти, с потемневшим от загара лицом, с черными стрелками-усиками. Пышные брови и карие живые глаза придавали ему вид строгого и решительного командира. Но это первоначальное впечатление сразу же менялось, стоило лишь внимательнее присмотреться к его мягкому доброму лицу. Он хорошо владел русским языком, но, когда сильно волновался, говорил с заметным грузинским акцентом.

Когда весной сформировали дивизию из пограничников и, как и всю 70-ю армию, направили на фронт к Рокоссовскому, он уже хорошо был осведомлен о душевных качествах этого полководца и знал, что солдаты на фронте с гордостью называют себя «рокоссовцами».

День и ночь Аревадзе пропадал на передовой и заставлял полки выполнять приказ командующего фронтом — закапываться основательно в землю. Привлекал он для этого в основном пехоту — саперы у него занимались другим делом: строили инженерные заграждения, ставили мины, проводили разминирование.

— О! Как умели строить крепости мои предки! — с восторгом говорил он своим саперам. — В моей родной Имеретии, рядом с нашим селом Сербаиси, на высокой горе до сих пор стоит красавица крепость Вахани. Она построена еще при царице Тамаре, а годится для обороны и теперь. — Он подбадривал своих подчиненных. — Так что стройте, друзья, стройте надежные блиндажи, укрытия. Каждый солдат должен считать, что именно на его голову упадет снаряд или бомба. Запасных голов еще не придумали. Поэтому соображай, как ее, любимую, защитить.

За последние дни генерал много думал о предстоявшем сражении. Затишье, которое уже продолжалось более трех месяцев, обещало впереди грозные события. Переходя из одного окопа в другой, Аревадзе чувствовал, что тем же встревожены командиры и солдаты. Данные разведки подтверждали, что немцы подтягивают к исходным позициям все новые и новые силы, тяжелые танки, артиллерию.

К обеду он добрался до наблюдательного пункта полка, расположенного чуть ниже гребня холма, на который поднималась замаскированная траншея. На самом верху, в щелях, стояли стереотрубы. С командиром полка он вел некоторое время наблюдение за противником, затем, вернувшись на НП, спросил:

— Сколько у нас над головой накатов?

— Три.

— Если в ваш блиндаж попадет солидный снаряд, от вас останется одна пыль. А кому это нужно, вам? Нет. Мне тоже нужен живой и здоровый командир. Немедленно насыпать еще два наката и вечером мне лично доложить.

— Слушаюсь! — козырнул командир полка.

Генерал вышел из блиндажа, посмотрел влево — туда, где раскинулась холмистая зеленая равнина, и, взглянув на карту, уточнил ее на местности, сделал красным карандашом пометки. Командир полка доложил, какие противотанковые средства расположены в этой долине, а Аревадзе тут же нанес их на карту. Подбежал молоденький, высокий, как тополек, связист.

— Шейко, что случилось? — спросил командир полка.

— Генерала вызывают к телефону! — крикнул девичьим голосом тот и мигом скрылся на КП.

Аревадзе спустился вниз, взял трубку. Из штаба армии сообщили, что завтра часам к 10 утра командующий фронтом Рокоссовский будет у него на КП. Надо будет доложить о готовности дивизии к обороне, и, естественно, командующий не упустит возможности посмотреть кое-что лично.

К вечеру Аревадзе возвратился к себе на КП. Он составил план доклада командующему фронтом, продумал до мелочей порядок встречи, затем попросил адъютанта принести посылку, которую передала вчера грузинская делегация из Имеретии, приезжавшая к своим землякам, служившим в соседней дивизии.

В посылке были грецкие орехи, сушеные фрукты, две бутылки местного вина «Саперави» и письмо.

Генерал поцеловал письмо, положил его на стол и закурил. Он посмотрел влажными глазами на керосиновую лампу, потом снова перелистал письмо, будто хотел еще что-то прочитать между строк. Он сделал несколько шагов по деревянному полу землянки и опять сел за стол. Письмо навеяло воспоминания о доме, о детях, о его далекой Имеретии.

Он видел горы Звинодауры. Серые остроконечные горные вершины тянулись беспорядочными нагромождениями, будто их когда-то небрежно высыпали с неба, до самого туманного горизонта. В предгорьях темнели вековые деревья, среди которых прошло его детство.

Аревадзе вспомнил, как перед войной со своим малышом Годердзи он ловил форель в темном сыром ущелье. Притаившись за каменными валунами, они незаметно забрасывали леску, и форель в одно мгновение хватала наживку и тут же трепетала на золотом песке. Малыш был на седьмом небе от счастья, когда видел, как форель преодолевала пятиметровые водопады.

Последний звонок вновь окунул генерала во фронтовую обстановку. Из штаба армии сообщили, что встреча с командующим фронтом состоится в 9 часов на стыке правого фланга с соседней дивизией. Аревадзе переговорил с начальником штаба и после трехчасового сна уехал на передовую.

В условленное время состоялась встреча с Рокоссовским, одетым в полевое обмундирование без знаков различия. Только потом понял Аревадзе, зачем ему был нужен этот камуфляж: командующий фронтом уже неделю проводил рекогносцировку местности на направлении предполагаемого главного удара противника, изучал нашу оборону и давал распоряжения на перегруппировку сил.

После организации взаимодействия на стыке обороны двух дивизий командующий фронтом продолжал знакомиться с системой обороны соединения генерала Аревадзе.

Стояла июньская жара. Над дорогой за каждой машиной, словно пар из гейзеров, клубилась пыль. Рядом с водителем «Виллиса» сидел Аревадзе, а на заднем сиденье находился Рокоссовский. Дорога то поднималась вверх, то падала вниз, в глубокую котловину.

— Как вы думаете, Михаил Егорович, — спросил Рокоссовский, — можно надеяться на вашу дивизию? Она устоит перед танковой мощью противника?

— Товарищ командующий, я бы отказался командовать дивизией, если бы не был в этом уверен.

— Ну что ж, уверенность командира — это немало для успеха в бою.

Машина шла от переднего края, где генералы более двух часов беседовали с солдатами и офицерами, в глубь обороны дивизии. Командующему фронтом хотелось увидеть ее как бы в разрезе.

Перед его глазами одна за другой тянулись артиллерийские позиции, которые с воздуха не могли просматриваться, мелькали капониры с тяжелыми гаубицами. Длинные хоботы пушек тоже были прикрыты маскировочными сетками. Неподвижно стояли зарытые в землю танки. Везде чувствовалась крепкая хозяйская рука командира дивизии. Рокоссовский, исподволь наблюдая за генералом, заметил, что при обнаружении малейшего недостатка в обороне командир сжимал губы и подергивал правой стрелочкой уса. Машина остановилась возле невидимого противотанкового района.

— Давай, дорогой, показывай, как обустроен этот район, — сказал Рокоссовский, вылезая из машины. Генералы поглядывали то на карту, то на местность.

— Видите, — говорил Аревадзе, — две расположенные параллельно высоты и ложбину между ними?

— Вижу.

— Это оборонительный узел, приспособленный для круговой обороны. Вот противотанковый ров. Справа от нас луг — тут могут пройти танки, если сохранится такая сухая погода.

— Что вы предприняли, чтобы танки не прошли?

— Мы в центре этого луга построили ямы — ловушки. Видите кусты?

— Да вижу, их много.

— Так вот, это маскировка. Под каждым кустом находятся ямы-ловушки.

Рокоссовский подошел к кусту, поднял его и, увидев глубокую яму, улыбнулся:

— Молодцы, хорошо придумали.

Улыбка до ушей озарила лицо командира дивизии. Они проехали около двух километров, и их остановил часовой.