Читаем без скачивания Печать Медичи - Тереза Бреслин

— Они так и сделали, — сказала Элеонора. — Но по дороге он был спасен и сумел бежать в Мантую.

Я сразу подумал о том, как отнеслись к этим новостям Пьеро Содерини и флорентийский Совет. Верят ли они в то, что народная милиция Никколо Макиавелли сможет защитить их? На стороне Папы — испанцы, профессиональная армия с отличной артиллерией. Я вспомнил Равенну и хитрого военачальника испанцев Рамона де Кардону. У него была пушка, по величине почти равная той, что отлил герцог Альфонсо. И я видел, что случалось с городом, взятым после долгой осады. Например, с Равенной и Болоньей. Захватчики убивали всех подряд и варварски крушили все прекрасное. Что сделают они с Флоренцией, этой жемчужиной Тосканы?

Я попытался вообразить себя на их месте. С какой стороны они подойдут к Флоренции? Я представил себе холмы, которые окружают город, расположенный в долине Арно. Я видел город сверху, когда пришел из Мельте, я видел его с холма во Фьезоле, где был вместе с маэстро, с перевала у Кастель-Барты и теперь со стороны виллы дядюшки Элеоноры. С какой стороны наиболее открыт путь для армии, состоящей из солдат и артиллерии? Откуда им легче будет захватить город?

Я вспомнил, как ходил с Леонардо да Винчи по улицам Имолы, а он измерял его шагами и зарисовывал улицы и дома: угол каждого поворота, соединения всех углов. И в результате появилась карта, сделанная словно с высоты птичьего полета. Если бы я был птицей и мог бы рассмотреть эту территорию с такой высоты, какой путь выбрал бы я?

А потом я вдруг понял нечто совсем иное, и совершенно отчетливо. Медичи считали Флоренцию своей. Они не хотели бы видеть ее разрушенной — ни осадой, ни мечом. Они предпочли бы захватить какой-нибудь городок поблизости и разрушить его до основания в назидание флорентийцам, чтобы показать непокорным горожанам, что будет их ждать, продолжай они сопротивляться.

— Я знаю, что они сделают, — сказал я вслух. — Они нападут на Прато.

Я повернулся к Элеоноре. Покрыл поцелуями ее лицо, шею, веки.

— У меня в Прато друзья. Надо пойти и предупредить их.

— Нет! — вскричала она. — Маттео, не надо! Это опасно для тебя!

Она обвила руками мою шею, и я почувствовал, как мое чувство долга ослабевает. Но потом я заговорил, и хотя она и плакала, но все же прислушалась к моим словам.

— Я обязан отправиться в Прато, — сказал я. — Если бы Паоло оказался на моем месте, он пришел и спас бы меня.

— Лишь благодаря его находчивости и храбрости я сижу сейчас здесь и говорю с тобой, а не лежу мертвым на горном перевале.

— Но я потеряю тебя! — зарыдала она. — Тебя убьют! И тогда я тоже умру!

— Не плачь! — старался я утешить Элеонору и осушить ее слезы. — Я обязательно вернусь. А ты пока должна подумать кое о чем. Насчет нас. У меня ведь нет никакого дохода.

— К чему ты говоришь мне об этом?

— От этого зависит, как все у нас будет.

— Почему ты думаешь, что для меня имеет значение, сколько денег может предложить мужчина? — спросила она.

— Деньги могут оказаться полезны, — улыбнулся я. — Добыча хлеба насущного облегчается его наличием.

— Не смейся надо мной! — сверкнула она глазами.

— Я и не думал смеяться над тобой. Просто хотел шуткой разрядить ситуацию. Хотя бы чуть-чуть.

— Какие тут шутки! Ты — мужчина и можешь сам строить свою жизнь. А значит, можешь и позаботиться о таких вопросах! А женщина — нет.

— Прости, что обидел тебя.

Я попытался притянуть ее к себе, но она сопротивлялась. Тогда, отпустив ее, я сказал серьезно:

— Элеонора, я без промедления должен ехать в Прато и помочь моему названому брату Паоло и его сестре Элизабетте.

— Прости меня за то, что обидел тебя. Не ссорься со мной. Я не могу расстаться с тобой, пока мы не помиримся. — Я подошел к ней и нежно поцеловал в губы. — Как только Паоло и Элизабетта окажутся в безопасности, я вернусь сюда и поговорю с тобой и твоим дядей. А ты можешь пока подумать над тем, примешь ли предложение лейтенанта кондотьеров, у которого в кармане — ни гроша.

Я быстро направился к двери сада, боясь, как бы решимость не оставила меня. Но у подножия холма я не удержался и оглянулся.

Она стояла и тихо плакала. Такой она и запомнилась мне.

Я пошел искать своего коня и на этот раз шел куда медленней, потому что теперь уже мои глаза были полны слез.

Глава 84

Было уже за полночь, когда я добрался до того дома в Прато, где поселилась Элизабетта.

Я думал, что у меня возникнут трудности при въезде в город, но оказалось, что Паоло предупредил коменданта крепости: меня ждали и сразу позволили мне въехать в город.

Элизабетта и Паоло сидели рядом в саду и тихо беседовали.

Увидев меня, Элизабетта тут же поднялась, сердечно поздоровалась со мной и предложила ужин.

— На ужин нет времени, — сказал я после того, как мы обнялись. — Мы уезжаем немедленно. Медичи собираются вернуть себе Флоренцию.

— Мы слышали новости, Маттео.

— Совсем скоро здесь начнется сражение, — предупредил я.

— И это мы знаем, — ответил Паоло. — Макиавелли собирает милицию, и я решил остаться и воевать за Флоренцию.

Я повернулся к Элизабетте:

— Но ты не можешь оставаться здесь!

— Нет, я не могу уехать, — ответила она.

— Элизабетта! — сказал я, взяв ее за руку. — Послушай меня. Я участвовал в осадах городов, причем с обеих сторон. Своими глазами видел, что бывает с их жителями. Ты должна уехать.

— Я не уеду, — твердо сказала она. — Донна Козма, хозяйка этого дома, слишком больна, чтобы ехать. Она и ее супруг взяли меня к себе, когда у меня не было ни гроша за душой, и позаботились обо мне. Супруг ее недавно скончался, и я ни за что не оставлю ее в столь трудный час.

— Паоло! — обратился я к нему. — Скажи своей сестре, что надо уезжать, пока не поздно.

— Я спорил с ней несколько часов, — печально ответил Паоло, — и не смог заставить ее изменить свое мнение.

— Давно прошли те дни, когда я подчинялась любому приказанию брата, — рассмеялась Элизабетта. — Ну, так как насчет ужина, Маттео?

Мы поели и легли спать, боясь даже думать о том, что ждет нас завтра.

Мы с Паоло постелили себе на первом этаже. Паоло по-прежнему носил отцовский меч и на ночь клал его рядом с собой. Мы заснули не сразу и долго еще говорили, вспоминая ночи перед теми битвами, в которых нам довелось сражаться плечом к плечу. Но мы понимали, что завтрашняя битва будет последней. Мы оба знали это. Если Прато падет, Флоренция больше не будет республикой: Медичи восстановят свою власть над городом.

Через какое-то время мы замолчали, и теперь каждый думал о своем. Я вновь вернулся мысленно к схватке с Сандино.

Облегчение, вызванное его смертью, улетучилось, и теперь меня мучила загадка. Откуда мне было известно про охотничий замок в деревне Кастель-Барта? Почему рисунок на полу показался мне знакомым? Должно быть, он всплыл из каких-то неведомых глубин памяти. Но сколько я ни рылся в памяти, был бессилен что-либо вспомнить. Тогда я стал думать об Элеоноре, о том, как мы целовались в саду ее дядюшки, и мое сердце забилось быстрее, душа воспряла, наполнившись надеждой на то, что я как-нибудь прорвусь и увижу ее снова.

Паоло, должно быть, задремал, потому что внезапно вскрикнул:

— Дарио!

— Тише! — прошипел я. — Женщин разбудишь.

— Он здесь! — сказал Паоло, усевшись на тюфяке.

В эту жаркую ночь ставни были отворены, поэтому в лунном свете мне было видно, что мы совершенно одни. Но Паоло был так возбужден, что я поднялся и подошел к нему.

— Здесь нет никого, кроме нас, — попытался я успокоить его.

Он вытянул руку вперед, словно хотел взять за руку кого-то, стоящего перед ним. Потом наконец очнулся и посмотрел на меня, стоящего на коленях у его постели. Он попробовал обратить это в шутку, но было видно, что его сотрясает дрожь.

Я налил нам обоим вина, и мы вышли во двор.

На небе светились яркие звезды. Взошедшая над горизонтом полная луна казалась таинственной и мистической на ночном небе. «Интересно, покрыта ли она водой, как считает Леонардо? Может, это серебряное сияние дает поверхность огромных озер, отражение которых возвращается на Землю прозрачным блеском? А может, там кроется что-то другое, какой-то иной мир, полный серебра и света? И что лежит за этим небесным телом? Может быть, Царство Небесное?» — думал я.

— Я помню, как мой братишка Дарио только родился, — неожиданно сказал Паоло. — Мне было девять или десять лет. Перед ним матушка потеряла нескольких детей: один родился мертвым, а двое прожили всего несколько дней. Поэтому, когда матушка носила его, своего последнего ребенка, отец очень волновался, и я был уже достаточно взрослым, чтобы понимать почему. А Дарио появился на свет таким здоровеньким и крепким, что родители заплакали от радости. Я стоял в дверях и видел это, а они заметили меня и забеспокоились, что я начну ревновать их к малышу. Но едва я увидел Дарио, как тут же полюбил его. Каждый день я подходил к колыбельке и смотрел на него. Я хотел, чтобы он скорее вырос. Я хотел научить его всему, что умею, всему тому, что должен знать мальчишка, объяснить ему, что правильно, а что нет и как надо себя вести. Потом он перестал быть младенцем, начал ходить и говорить, и я уже мог делиться с ним своими знаниями. Он ходил за мной с утра до ночи, слезая с колен матери сразу, как только видел меня. А она смеялась и жаловалась, притворно, конечно: «Вот я и потеряла сыночка! Дарио любит Паоло больше, чем меня!»