Читаем без скачивания Неизвестный Жуков: портрет без ретуши в зеркале эпохи - Борис Соколов

Останавливаясь на причинах военных успехов Германии в Европе, Сталин говорил об отношении к армии в некоторых странах, когда об армии нет должной заботы, ей не оказана моральная поддержка. Так появляется новая мораль, разлагающая армию. К военным начинают относиться пренебрежительно (словно о сегодняшней России говорил Иосиф Виссарионович! — Б.С.). Армия должна пользоваться исключительной заботой и любовью партии и правительства — в этом величайшая моральная сила армии. Армию нужно лелеять. Военная школа обязана и может вести обучение командных кадров только на новой технике, широко используя опыт современной войны. Кратко обрисовав задачи артиллеристов, танкистов, авиаторов, конников, связистов, пехоты в войне, Сталин подчеркнул, что нам необходимо перестроить нашу пропаганду, агитацию, печать. Чтобы хорошо готовиться к войне, нужно не только создать современную армию, нужно подготовиться политически».

Судя по сохранившемуся в архиве конспекту сталинской речи, Жуков излагает ее в целом достоверно. Однако по цензурным мотивам маршалу пришлось опустить некоторые важные моменты, касающиеся ведения Красной Армией наступательной войны и определения Германии как потенциального противника СССР. Еще в 1944 году появились мемуары бывшего румынского посланника в Москве Григоре Гафенку. Там содержалось утверждение, что в своем выступлении перед выпускниками военных академий Сталин, превознося героизм и боевой дух Красной Армии, подчеркнул, что советские солдаты не должны ограничиваться решением оборонительных задач, а должны быть готовы продемонстрировать свое умение наступать в столкновении с теми державами, что стремятся к мировому господству (здесь подразумевалась Германия). В сохранившемся конспекте, составленном присутствовавшим на встрече К. Семеновым, такой тезис присутствует. А согласно записи писателя Всеволода Вишневского, Сталин заявил: «В кольце против Германии мы играем решающую роль… В 1914–1918 годах наше участие предопределило поражение Германии… СССР развертывает свои силы… В Европе нет ресурсов — они у США и у СССР. Эти мировые силы и определяют исход борьбы». При этом вождь прямо возложил на Германию ответственность за начало Второй мировой войны. На последовавшем же за приемом банкете в ответ на тост одного генерал-майора танковых войск за мирную сталинскую внешнюю политику Сталин бросил красноречивую реплику: «Разрешите внести поправку. Мирная внешняя политика обеспечила мир нашей стране. Мирная политика — дело хорошее. Мы до поры до времени проводили линию на оборону — до тех пор, пока не перевооружили нашу армию, не снабдили армию современными средствами борьбы. А теперь, когда мы нашу армию реконструировали, насытили техникой для современного боя, когда мы стали сильны, — теперь надо перейти к военной политике наступательных действий. Нам необходимо перестроить наше воспитание, нашу пропаганду, агитацию, нашу печать в наступательном духе. Красная Армия есть современная армия, а современная армия — армия наступательная».

Перестройка армейской пропаганды выразилась в проекте директивы «О задачах политической пропаганды на ближайшее время». 4 июня 1941 года его обсудили на Главном военном совете, а 20 июня утвердили как основу, чтобы после доработки направить в войска. В этой директиве, в частности, отмечалось:

«Война непосредственно подошла к границам нашей родины. Каждый день и час возможно нападение империалистов на Советский Союз, которое мы должны быть готовы предупредить своими наступательными действиями (скрытый намек на майский план превентивного удара. — Б.С.)… Опыт военных действий показал, что оборонительная стратегия против превосходящих моторизованных частей никакого успеха не давала и оканчивалась поражением. Следовательно, против Германии нужно применить ту же наступательную стратегию, подкрепленную мощной техникой. Задача всего начсостава Красной Армии — изучать опыт современной войны и использовать его в подготовке наших бойцов. Вся учеба всех родов войск Красной Армии должна быть пропитана наступательным духом…

Германская армия еще не столкнулась с равноценным противником, равным ей как по численности войск, так и по их техническому оснащению и боевой выучке. Между тем такое столкновение не за горами».

Аналогичные пропагандистские установки в германской армии довели до солдат вечером 21 июня, в самый канун вторжения. Вот, например, письмо рядового 102-й немецкой пехотной дивизии К. Франка, отправленное на родину 10 июля 1941 года: «…4 июня наш полк выступил в поход. Мы не знали, куда направляемся. Первоначально нам было указано направление на Польшу, а затем — Восточную Пруссию. Но 19 июня мы подошли к русской границе. Каждый из нас задавался вопросом, что мы здесь ищем? Начали говорить, что в России нас погрузят и повезут в Ирак, чтобы вместе с русскими ударить под коленки англичанам… 21 июня около 8 часов вечера роту собрали на политическое занятие. Наш ротный сказал о ходе войны с Англией и о международном положении, потом заговорил о нашей работе у русской границы. А в конце занятия наш капитан произнес настоящую речь. Он сказал: „Товарищи! Советский Союз намерен 18 июля напасть на наше Отечество. Благодаря нашему фюреру и его мудрой дальновидной политике мы не будем дожидаться нападения, а сами перейдем в наступление…“.

Константин Симонов записал в дневнике: «Двадцать первого июня (41-го года. — Б. С.) меня вызвали в Радиокомитет и предложили написать две антифашистские песни. Так я почувствовал, что война, которую мы, в сущности, все ждали, очень близка». После войны он так прокомментировал эти слова: «В тот вечер, когда поэтов вызвали в Радиокомитет писать антифашистские песни, произошло такое экстраординарное событие, как переход к нам через юго-западную границу перебежчика Альфреда Лискофа, сообщившего час нападения немцев. Происходили и более рядовые события — получение очередных развед-донесений от штабов пограничных округов». По Симонову получается, что Сталин и Тимошенко, вплоть до вечера 21 июня, несмотря на тревожные сводки с границы, не решавшиеся отдать приказ о приведении войск в боевую готовность, тем не менее озаботились срочным созданием антифашистских сочинений. Не логичнее ли предположить, что Константина Михайловича и его товарищей вызвали в Радиокомитет в рамках разработанного задолго до этого дня плана подготовки нападения на Германию, которому требовалось соответствующее пропагандистское обеспечение, в том числе и песни?

Сталин твердо знал, что Красная Армия превосходит вермахт по численности личного состава, что танков и самолетов у советских войск гораздо больше, чем у противника, и они по качеству не уступают немецким. «Кремлевский горец», в армии никогда не служивший (если не считать короткого пребывания в запасном полку накануне революции), верил, что по боевой выучке красноармейцы и их командиры не уступят германским солдатам и офицерам. А вот это-то и было роковым заблуждением. Адмирал Н.Г. Кузнецов писал в первом издании своих мемуаров «Накануне», вышедшем в 1966 году: «И.В. Сталин представлял боевую готовность наших Вооруженных Сил более высокой, чем она была на самом деле. Совершенно точно зная количество новейших самолетов, дислоцированных по его приказу на пограничных аэродромах, он считал, что в любую минуту по сигналу боевой тревоги они могут взлететь в воздух и дать надежный отпор врагу. И был просто ошеломлен известием, что наши самолеты не успели подняться в воздух, а погибли прямо на аэродромах». В последующие издания эти слова не попали. Вероятно, цензоры спохватились, что сообразительные читатели могут прийти к крамольным выводам: раз Иосиф Виссарионович преувеличивал боеготовность Красной Армии, то вполне мог думать и о нападении на Германию.