Читаем без скачивания Делай со мной что захочешь - Джойс Оутс

Она услышала у входной двери какой-то звук. Застыла в неподвижности.

Потом — ничего.

Она решила, что ничего и не было, ей это почудилось… Потом она услышала, как заработал мотор. Услышала, как отъехала машина. Теперь она уже точно знала, что она дома, в холле с мраморным полом, и ничего не случилось такого, о чем стоило бы помнить.

И все же она пошла назад к двери, так и не сняв влажного пальто. Ей не терпелось посмотреть… Да, его не было. Машины не было. Он уехал, и ничего не произошло, хотя она чувствовала, что подвергалась страшной опасности. На полу, под щелкой в двери, лежала почта. Обычная груда почты.

Она случайно наступила на одно из писем — конверт был мокрый и в пятнах. Она увидела имя адресата: «Марвину Хоу». Другое письмо — реклама — было адресовано: «Миссис Марвин Хоу». Почему-то это было ей приятно. Десятки конвертов ждали ее. Все-таки это что-то значило — вся эта почта. Она уже не раз вскрывала ее. Каждый день груда писем приносила что-то новое, удивительное, и, однако же, она не раз их уже вскрывала и могла бы не удивляться, а только получать удовольствие от внушительности этой груды. Не нагибаясь — она боялась, что у нее опять закружится голова, — она смотрела на конверты, имена, адрес. Адрес-то ведь на всех был один и тот же. Она не раз уже вскрывала письма, но сегодня приятно будет снова этим заняться — совсем как та женщина на рекламе дорогих писчебумажных принадлежностей, — женщина, сидящая в саду, завесившись каскадом только что вымытых чистых волос, — маленький шедевр, реклама чего-то, и она улыбалась в предвкушении, вскрывая почту в саду, который принадлежит ей, а может быть, она принадлежит этому саду, составляет с ним одно целое и сидит в нем, вскрывая утреннюю почту, все эти дорогие конверты, которые она уже не раз вскрывала и читала, или женщина принадлежит этим письмам, которые она сейчас вскрывает, потому что уже не раз их вскрывала и на конвертах стоит ее имя.

Что-то лежало в стороне, отдельно от груды писем. По виду похожее на визитную карточку.

Элина быстро подняла бумажку.

Это и была визитная карточка — с текстом, отпечатанным чуть выпуклыми черными буквами…

НАПОМИНАЕМ ВАМ,

ЧТО ВЫ НАЗНАЧЕНЫ на 12 апр. 1971 в 3 ч. дня.

Д-р Реймонд И. Эдгар.

Офтальмолог.

1663, Макниколс-роуд.

Элина снова посмотрела на карточку, потом перевернула ее. На ней было что-то написано — несколько слов и фамилия, она не могла разобрать почерк. Внизу на карточке был номер телефона — цифры неровные, точно человек писал на весу; вот номер телефона она разобрала.

Девять яхт… и вон там еще десятая… а теперь еще и одиннадцатая — не яхта, а точечка, совсем крошечная, так что и поверить трудно, что это яхта. Элина смотрела и надеялась, что она не перевернется.

Элина считала яхты. Другие суда — катера, и моторки, и баржи — ее не интересовали. Она довольно быстро перестала смотреть на них и все свое внимание сосредоточила на яхтах — яхты приносили ей счастье.

Она сидела на террасе, мечтательно перевесясь через перила. Здесь было очень спокойно. Перила были чугунные, все в завитках и закорючках — полукружия, которые, казалось, вот-вот сомкнутся, но так и не смыкались нигде. Медленно, бездумно Элина вела рукой по перилам, по этим полукружиям, по тугим жестким завиткам, которые, казалось, так стремились к завершенности и не могли ее достичь.

В ясную погоду она без труда насчитывала десять яхт — тогда она знала, что день пройдет благополучно. А в ветреный пасмурный день она могла не увидеть вообще ни одной — лишь длинные, низко сидящие баржи, которые плыли мимо медленно и бесшумно, и тогда она ждала, что что-то случится — зазвонит телефон? — и в конце дня, когда Марвин возвращался домой, внося изменение в ее странную, бесформенную жизнь, испытывала облегчение, чуть ли не радость. Значит, думала она, пасмурный день тоже иногда может стать для нее хорошим.

У озера было не так уж много настроений: оно ведь всегда отражало небо, которое бывало ясным, или испещренным облаками, или пасмурным. Иногда ветер, дувший из Канады, завихрял воду, и на озере поднимались волны — Элина с тревогой следила за тем, как яхты устремлялись назад, к берегу. Она следила до тех пор, пока они благополучно не причаливали: тогда они исчезали из поля ее зрения.

Иногда ветер переворачивал их, а стоит парусам коснуться воды, как яхту уже не выправишь, тогда приходилось высылать к ним спасателей. Случалось, как потом узнавала Элина, люди тонули.

На этом шикарном озере… Утонуть, катаясь на паруснике, который стоит сорок тысяч долларов…

А сколько должен стоить парусник, чтобы не жаль было рискнуть?

У нее, как и у озера, тоже было не так уж много настроений. Она предчувствовала наступление того или иного из них, она не боялась перемены настроения. Была спокойная, деловитая Элина, которая смотрела на предстоящий день, как на протяженность времени, разделенную на определенные отрезки — обычно больше чем на пять, но очень редко больше чем на десять; с каждым из этих отрезков она умело справлялась. И была озадаченная, возбужденная Элина, голова которой полнилась рискованными мыслями, надеждами, которая знала неожиданные, непонятные взлеты радости, потом наступала печаль, а потом все выравнивалось, возвращалось ее обычное естество.

Она думала о том, как тот мужчина вел машину, лавируя по шоссе. Вот так же и она, умело и горделиво, вела свой корабль, лавируя по жизни.

Она так и не позвонила по телефону, который он ей оставил.

Однажды она оторвала листок календаря и увидела, что уже май. Дни стояли такие теплые, что, даже когда небо было затянуто тучами и дул ветер, парусники все равно отваживались плавать, — значит, настала весна, время счастливой удачи. Элина внимательно разглядывала календарь, ведя пальцем по колонкам дней до конца мая. Их можно пересчитать. Они имеют конец, их легко можно себе представить.

На этом календаре, выпущенном одним из банков Марвина, каждый месяц был на отдельном листке. Так что Элина могла не думать об июне и даже не помнить, что за маем последует июнь. Она вышла одна и пошла не спеша по улицам, где стояли особняки, ощущая удовольствие от того, что идет, упражняет свое тело, хотя обычно женщины в Гросс-Пойнте не гуляли: все женщины ездили, даже если проехать надо было всего один-два квартала. Итак, Элина быстро шла, словно у нее была какая-то цель, и смотрела на нарядные фронтоны и на высокие красивые стены владений, отделявшие их, как и дом ее мужа, от улиц — очень обособленных и тихих. Вообще в этой части света было очень тихо. Никто не гулял по улице, никто, как она, не гулял, — Элина слышала лишь, как падают больные вязы, которые валила команда по уходу за зелеными насаждениями города, такая же чужая здесь, как и. Элина.

Поскольку жила она на берегу озера, то гулять могла всего лишь в четырех или пяти направлениях — она быстро запомнила улицы, дома, даже окружающую природу. Она любила представлять себе женщин, которые, должно быть, живут в этих домах, — женщин скорее всего таких же, как она, хотя, наверно, постарше. Женщин, которые замужем за мужчинами вроде Марвина Хоу, хотя менее знаменитыми, чем Марвин Хоу. Но все же мужчинами. Какими-то мужчинами. Когда она шла мимо дома, где жила женщина, которую она знала, воображение ее тотчас перескакивало на следующий дом, и она старалась представить себе, какая там живет женщина. Таинственная, непонятная? Смотрит ли она на календарь с таким же мирным, благодарным спокойствием, как Элина?

Шел май.

Элина избегала улиц, где стояли грузовики городского отдела по уходу за зелеными насаждениями и слышалось жалобное подвыванье пилы. Ей не хотелось видеть, как валят деревья, потому что это изменило бы ход ее мыслей — внезапно изменило, резко. Она ненавидела звук пилы. И боялась идти мимо мужчин, так как стала замечать, что мужчины посматривают на нее, а ей не хотелось на них смотреть.

Гигантский вяз, стоявший в полуквартале от ее дома на дороге, шедшей вдоль озера, министерство здравоохранения пометило в начале мая, наклеив на него желтый билетик; и теперь, видя, что он все еще стоит, Элина считала это хорошей приметой: хоть и больной, а все-таки стоит.

Некоторое время Элина нервничала, подходя к телефону, — все-таки это рискованно — отвечать на звонок, нелепый риск — все равно как приставить к голове незаряженный пистолет и нажать на курок; однако не подойти к телефону она не осмеливалась, потому что ей часто звонил Марвин — даже из своей конторы. Когда же он уезжал из города, то звонил ей регулярно по три раза в день и далеко не всегда в одно и то же время. И ей приходилось отвечать, иначе он бы встревожился. Затем, по мере того как шли недели, она поняла, что тот мужчина не позвонит ей, — значит, она в безопасности. И теперь она стала отвечать на телефонные звонки как обычно, как прежде, и только раз была удивлена и слегка напугана — когда позвонила мать.