Читаем без скачивания Штурм - Роман Глушков

Огилви отреагировал на гибель Мерлина столь же бурно… вот только никто не понял, что он сказал. Так же как непонятен был выкрик Вады по-японски. Со смертью Древнего компаньоны лишились возможности говорить друг с другом на одном языке без переводчика. Что являлось катастрофической утратой, поскольку отныне они не могли координировать свои действия. А общаться в бою одними знаками было, разумеется, нельзя. В бою успевать бы следить за многочисленными противниками, а не за тем, какие сигналы посылают тебе соратники.

Глупо было рассчитывать на то, что победитель Мастера Игры вдруг возьмет и воскреснет. А исчезновение взаимопонимания стало последней каплей, от которой отчаяние и обреченность у компаньонов хлынули через край. Чем ближе подступала пехота, тем все яснее становилось, что второй раунд схватки им не пережить. Это был конец, и сейчас им оставалось лишь выбрать собственную смерть. То есть решить, пасть им от мечей римлян или пятиться до тех пор, пока враг не скинет их в пропасть.

Еще ни разу за всю Игру, начиная с Дубая, Кальтер не ощущал горечь поражения настолько остро. Раньше, когда он балансировал на грани гибели, у него все равно оставался шанс поднапрячь силы и вырваться из западни. Здесь такого шанса уже не было. Нападай на него хотя бы десять или даже двадцать противников, он еще придумал бы, как от них отделаться. Но счет его нынешних врагов шел на тысячи, они перекрыли ему все пути для бегства, и прорываться сквозь их строй было все равно что биться лбом о каменную стену.

Первым сдали нервы у японца. Огилви еще пытался обрисовать соратникам на пальцах какую-то тактику, но Вада его уже не слушал. Стиснув зубы и гневно сопя, он смотрел из-под насупленных бровей на приближающихся легионеров. И когда те подошли настолько, что стало возможно различать их лица, Кан издал яростный вопль, поднял меч и рванул в контратаку. Не затем чтобы воевать, а затем чтобы принять достойную смерть от их мечей. Такую, которую он хотел принять на мосту, в битве с великаном, и которая в итоге дала ему отсрочку на сутки. Хотя дело того определенно стоило – наверняка самураю было гораздо почетнее умереть так, чем быть размазанным по камням великанской ножищей.

Разгневанный тем, что его главный напарник решил умереть в одиночку и даже не попрощался, Джон разразился ему вслед потоками брани. После чего обернулся к калекам, похлопал по плечу того и другого – вроде как поблагодарил их за все и извинился за невежливость Кана, – и с яростным рычанием бросился вслед за ним.

– К черту все это! Надоело! Все выходят из Игры, а я чем хуже! – прокричал Сквозняк, заразившийся смертельным фатализмом самурая и горца. – Нет выхода, и не надо! Один раз я уже умер, умру и во второй! Не так уж это страшно на самом деле! Прощай, Кальтер! Не скажу, что был рад тебя встретить, но в любом случае мы славно покуролесили! Ну, не поминай лихом!..

И Кальтер остался стоять в одиночестве у валяющихся на траве вещмешков, которым было уже не суждено дождаться своих хозяев…

Не было смысла стоять и ждать, когда ощетинившаяся копьями живая лавина столкнет тебя в пропасть. Время раздумий, сомнений и поисков миновало. Настало время действовать, пусть даже в этой суете не было абсолютно никакого смысла.

Для Кальтера, в отличие от Огилви и Вады, не имело значения, как погибнуть, – ему были чужды любые воинские предрассудки. И все же он решил, что будет разумнее не отбиваться от коллектива. При всей безнадежности ситуации, выход отсюда находился все-таки не в пропасти, а позади римского войска. И если в его рядах вдруг образуется просвет, он рванет в него изо всех сил, какие в нем еще остались.

– Удачи! И вам, и мне! – напутствовал Кальтер ринувшихся в бой компаньонов. И, проверив напоследок, надежно ли прикреплен к протезу «молот», побежал туда же, куда и все. Без воинственный криков и проклятий – просто побежал. Не быстро, но и не медленно, стараясь, пока есть время, покрепче обуздать страх и сохранить ясность рассудка. Обе эти задачи были неимоверно сложны. Но, поскольку в своей жизни Кальтер с успехом решал их не раз и не два, то предполагал, что справится с ними и теперь.

Кан врезался в щиты римлян, когда Сквозняк только распрощался с Кальтером, а сам Кальтер еще не тронулся с места. При всем сумасбродстве этой атаки Вада продолжал оставаться матерым воином и не стал бросаться грудью на копья. Ловко отразив их мечом, он тут же ткнул им поверх щита в шею оказавшегося на пути легионера. И ударом ноги в тот же щит повалил свою первую жертву навзничь. А затем стремительно ворвался в проделанную им брешь в стене щитов, пока те снова не сомкнулись.

В обычных условиях намеренно кидаться в гущу врагов было бы, конечно, очень глупо. Но только не для самурая, отмеряющего последние шаги на пути смерти. Бегать перед строем, тыча мечом поверх щитов и отмахиваясь от копий, пока одно из них рано или поздно не пронзит его, Ваду не устраивало. Он не хотел тратить последние мгновения жизни на несолидную для истинного воина беготню. Кан стремился перед смертью нырнуть с головой в настоящую битву. И он осуществил свое желание, прорвав первую шеренгу римлян и получив шанс вонзить меч еще в нескольких из них.

Катана Вады засверкала столь же яростно, как тогда, когда он рубил ею первый отряд легионеров. Долго бы он, разумеется, там не протянул, но тут к нему подоспел Огилви. Который как бежал, так и шарахнул с ходу по противнику Белым Быком.

Артефакт пробил в рядах врага просеку аккурат рядом с Каном. И не успели еще сбитые с ног римляне попадать на землю, а оба компаньона снова рубились вместе, стоя спиной к спине. Возможно, это шло вразрез с планами самурая принять смерть в одиночку, но он не стал возражать против вмешательства в его битву горца. Да и когда ему было возражать? И у него, и у Огилви теперь не было времени на то, чтобы болтать. Безостановочно нанося удары и отражая клинки римлян, они замахали мечами в таком темпе, что бегущему к ним Кальтеру даже почудилось, будто у них взаправду хватит сил перерубить вражескую армию вплоть до последнего солдата.

Когда в бой ввязался Сквозняк, у их ног валялась уже как минимум дюжина трупов. А когда Серега начал бесцеремонно рубить сзади тесаком окруживших Джона и Кана легионеров, пакаль в руке шотландца вновь был готов к выстрелу. И выстрелил, повалив наземь врагов там, откуда они наседали на компаньонов сильнее всего.

Нырять в эту кровавую звеняще-орущую круговерть Кальтеру не хотелось. Но еще больше ему не хотелось отделяться от соратников. Потому что без них римляне моментально его окружат и прикончат, прежде чем он угробит хотя бы одного из них. Поэтому Кальтер по примеру Сквозняка тоже набросился сзади на тех легионеров, что окружали горца и самурая. После чего взялся обездвиживать их «молотом» и лупить палицей по головам. Раз за разом обездвиживать и лупить. И иногда перехватывать и ломать железной рукой вражеские клинки. А также раздирать этой же рукой вражеские глотки, когда он мог до них дотянуться.