Читаем без скачивания Югославская трагедия - Орест Мальцев

Спадал зной, горько-соленая влага морского ветра оживляла пыльную зелень платанов, и неаполитанцы толпились на тесных и грязных тротуарах в ожидании каких-нибудь зрелищ. В эти часы и появлялся Тито в лайковых перчатках, с оливковым прутом в руке вместо трости, в сопровождении атлетов-телохранителей, ослепляя своей белой парадной формой.

Любопытство уличных зевак распалялось: возгласы изумления, овации… Сдержанно раскланиваясь, Тито шагал медленно и важно. Ему и в голову не приходило, что все это нарочно разыгранная чистейшая мистификация, что англичане втихомолку потешаются над ним. Он готов был даже внезапную вспышку зарева над Везувием, ярко осветившую в синеве вечера крыши домов, принять за иллюминацию в свою честь. Не заметил он иронической усмешки Маклина и тогда, когда проходил с ним под старинной триумфальной аркой, воздвигнутой в честь въезда в Неаполь Альфонса Аррагонского. Тито долго всматривался в лепной фронтон, запечатлевший Альфонса на коне, в барельефы на бронзовых воротах, изображающих победы короля Фердинанда I, потом, обернувшись к Маклину, серьезно сказал:

— У себя в Белграде я выстрою такую же арку…

С улыбкой триумфатора Тито встречал завистливые взгляды разных беглых министров без портфелей и генералов без армий, съехавшихся в Неаполь в поисках новых хозяев, новых назначений. Они уныло фланировали по улицам города, никем не замечаемые, и без надежды околачивались у парадных подъездов союзных штабов. Многие из них были в сущности такими же прожженными авантюристами и темными дельцами, как и сам Тито, только оказались менее догадливыми, чем он; они не поняли, что волна, на которой теперь можно всплыть, это — борьба народа за свободу, за демократию, любовь народа к Советскому Союзу, — и поэтому им повезло меньше, чем Тито.

Не давая маршалу опомниться, Маклин неустанно возил его с визитами. То на остров Капри, к некоей госпоже Харрисон Вильяме, давшей, между прочим, спиритический сеанс и предсказавшей Тито по звездам благоволение к нему судьбы, то к знаменитой артистке Ирмионе Рэнферли в ее вычурный домик с садом на берегу Неаполитанского залива, где Тито пил чай в беседке из подстриженных буксусов, пронизанных красным светом угасавшего ветреного дня.

Тито посетил также главу американской разведки в Европе генерала Уильяма Доновэна, специально прибывшего в Неаполь из Лондона. Потом Маклин повез Тито на озеро Больсена в лагерь генерала Александера…

9

Тито через край был полон впечатлениями. Огненные «вина Везувия», толпы веселых услужливых итальянцев; всевозможные безделушки якобы из коллекции Капитолия, которыми были набиты чемоданы; ожерелье и браслет, будто бы украшавшие скелет, найденный в Помпее при раскопках, — подарок Маклина Ольге; и, наконец, ласки самой Ольги, пустившейся на любовные ухищрения, — все это настолько увлекло и заинтересовало Тито, что он не прочь был как можно дольше наслаждаться праздничной и пышной жизнью в Неаполе.

Но Рим… Рим притягивал его с каждым днем все сильнее.

Недаром в его записную книжку Нинчич вписала фразу из прочитанных ею на досуге мемуаров венецианского авантюриста Казановы: «Рим — единственный в мире город, где человек, начав с ничего, может сделаться всем». Он с радостью согласился на приглашение Маклина прокатиться в столицу Италии.

За руль «джипа» сел сам Маклин, рядом с ним старик — гид из Неаполя. А на заднем сиденье расположился с овчаркой Тито. Когда проезжали мимо какой-либо достопримечательности, гид каждый раз вежливо приподнимал шляпу и с легкой усмешкой косился на путешественников:

— Будьте добры, взгляните, синьоры, это Капуя! В Капуе во время второй Пунической войны стояли солдаты Ганнибала. По преданию, они здесь так изнежились, что уже не в силах были бороться с римлянами, и те взяли этот город.

Но туристы почти не слушали проводника. Солнце палило вовсю, на небе не было ни морщинки; путников томило желание, поскорее добраться до следующей придорожной остерии,[77] где под зеленой крышей из виноградных лоз пенится прохладное дженцано.

— А это, пожалуйста, море, синьоры! — продолжал гид через некоторое время. — Вот Гаэта. Тут гарибальдийцы заточили в крепость последних Бурбонов. У нас теперь опять есть гарибальдийцы, — с гордостью добавил старик. — Традиции старых волонтеров живы…

— Да помолчите, ну вас! — перебил его Маклин и перевел рычаг на вторую скорость.

Когда перевалили через невысокие горы, проводник снова заговорил:

— Итри, смотрите, пожалуйста. Здесь родился знаменитый разбойник Фра-Диаволо… Внимание! Въезжаем в Центральную Италию.

Немного погодя дорога вильнула к морю и гид объявил:

— Синьоры! А это мыс волшебницы Цирцеи, дочери Солнца, где временами жил Цицерон. Он любил есть устрицы… А вот, пожалуйста, Понтийские болота.

Тито с тоской озирал полупустыню между горами и морем. В воздухе стоял запах застойных вод и болотных испарений.

— Вон те арки — это акведуки древнего Рима, — продолжал гид.

— Рим? — встрепенулся Тито.

— Акведуки, — повторил старик.

Тито понимающе наклонил голову. Его подмывало спросить, что такое акведук, но он не хотел показаться невеждой. «Надо стараться придавать своим действиям и словам внешний отпечаток мудрости, величия и важности», — вспоминал он поучение Макиавелли.

— Когда же Рим? — не вытерпел он, вытирая платком потное лицо.

— А вот, пожалуйста, вот и Рим! — провозгласил, наконец, гид, указывая на серевшие вдали громады зданий. — Мы едем по Виа-аппиа — древнейшему шоссе в Италии.

Но увидев Рим, Тито испытал даже некоторое разочарование. Выщербленная стена, обросшая мохом, торчащие статуи… Рыжие камни тяжелых кубических домов… Колонны, похожие на огромные обглоданные кости каких-то доисторических животных…

Однообразные улицы были почти пустынны. Одни войска…

— Куда же мы сейчас, генерал? — хмуро спросил Тито.

— К святому Петру! — скомандовал Маклин, как будто уже заранее знал, с чего следует начать осмотр Рима.

Гид указывал путь.

Проехали по мосту св. Ангела через мутный, замусоренный Тибр. На площади, окруженной колоннадой с обелиском и фонтанами посередине, Маклин резко затормозил и остановил машину перед портиком такого колоссального храма, что Тито ахнул.

— Собор святого Петра, пожалуйста, — восторженно сказал проводник. — Здесь совершаются посвящения в папы и канонизация святых…

— Довольно! — отмахнулся Маклин. — Останьтесь, пожалуйста, здесь с собакой.

И, выйдя из машины, повел Тито, почтительно взяв его под руку.

Обиженный старик был в недоумении: он никак не ожидал, что туристы обойдутся без него при осмотре собора.

Тяжелое оцепенение, унылое чувство подавленности охватило маршала, когда он вошел внутрь огромного здания, в котором поместилась бы вся Авала[78] вместе с памятником неизвестному солдату. От величественных колонн, уходящих ввысь, от застывших плоских изваяний Бернини, похожих на шпаги, веяло холодом смерти. Запах воска и ладана, неживой свет, лившийся из узких окон в беспредельной вышине; распростертое на гробнице бронзовое тело с черным лицом и длинным носом, выступающим из-под высокой тиары, и гигантская статуя святого Петра с пяткой, почти стертой поцелуями верующих, — жутко!

«Зачем я здесь?» — с неудовольствием подумал Тито.

Гулко топая башмаками по каменистым плитам, вызывая ропот суровых монахинь и пилигримов, пришедших на поклон к святому Петру, Маклин с беспечным любопытством осматривался вокруг.

На хорах, словно по заказу, заиграл орган, началась вечерняя торжественная месса.

Тито почувствовал себя лучше и снисходительно посмотрел на подошедшего к нему тучного человека в сутане.

— Вы… маршал Тито? — ласковым голосом спросил тот по-английски, вглядываясь в костюм маршала с золотыми звездами и дубовыми листьями.

— Да, я Тито.

— Благодарите господа и пречистую деву, сын мой. Святой престол к вам благосклонен.

— Что еще такое, в чем дело? — недовольно буркнул Тито.

— Вы имеете редкую и счастливую возможность быть удостоенным приема в резиденции его святейшества.

Тито быстро взглянул на Маклина, догадываясь, что это он все подстроил, но тот казался всецело углубленным в рассматривание статуй и алтарей.

— Вас ждут, сын мой, — настойчиво повторил прелат, жестом приглашая следовать за собой.

Тито колебался. Что ему до резиденции папы? Но, в конце концов, почему же и не пойти, хотя бы из простого любопытства, черт возьми! Кроме того, опасных свидетелей нет, в Югославии не узнают… И он, еще раз оглянувшись по сторонам и на генерала, ушедшего в благоговейное созерцание, важной поступью направился вслед за прелатом к выходу из собора…