Читаем без скачивания Кавказская война. Том 3. Персидская война 1826-1828 гг. - Василий Потто

“Кратковременное прекращение военных действий,– писал Паскевич государю,– не отвлечет нашего внимания от неприятельских движений. Если он в мое отсутствие в значительных силах и обложит Аббас-Абад, или просто перейдет на эту сторону Аракса, то я быстро спущусь на равнину и, с Божьей помощью, разобью его. Между тем, кроткое обхождение с племенами, населяющими занятые области, частые сношения с жителями и роспуск по домам некоторых пленных подготовят нам расположение народа и по ту сторону Аракса. Отдых же в местах прохладных, укомплектование войск и возобновление запасов дадут мне способы открыть осеннюю кампанию еще с большим блеском”. Дело было спешное, и оно закипело в руках Паскевича. Уже 18 июля из-под Аббас-Абада вышли транспорты и больные, а двадцать третьего числа и последние войска покинули Аббас-Абад и потянулись в горы, к селению Кара-Бабе, прославленному кровавым боем, который здесь выдержал генерал Несветаев в 1808 году; Кара-Баба – один из тех уголков Кавказа, где русский солдат написал своей кровью в летописи кавказской войны знаменательный урок неустрашимости и самоотвержения,– урок, переходивший еще тогда по преданию к молодому поколению в рассказах стариков, свидетелей и очевидцев страшного боя. Войска расположились в Кара-Бабе до наступления осенней прохлады.

Но общим ожиданиям и надеждам не пришлось оправдаться и здесь. Не благорастворенный горной прохладой воздух, а ту же знойную, удушливую атмосферу, еще усиливавшуюся в каменных раскаленных ущельях, встретили в Кара-Бабе войска,– и болезненность в них не уменьшилась, а увеличилась. Официальные источники говорят, что войска привезли с собой сюда тысячу восемьсот человек больных,– и по происшествии четырехнедельной стоянки число их возросло до тысячи девятисот пятидесяти человек. К тому же войска терпели во всем большой недостаток. Один участник похода рассказывает, что Паскевичу приходилось платить по сто рублей за пуд сахара, а офицеры давно уже не видели ни чаю, ни водки.

“Лучше бы было в сто раз,– говорит этот участник похода,– если бы вместо несчастной, нездоровой стоянки у Кара-Бабы, Паскевич, по взятии Аббас-Абада, не останавливаясь повел бы нас прямо к Тавризу. Перейдя Аракc, мы нашли бы хлеб уже сжатым, местность здоровую, жары менее знойными”. Тавриз, с его Азербайджанской областью, действительно славился в Персии хорошим климатом и плодородием там, только фруктов, которые в умеренной полосе не так роскошны и изобильны, как в знойной долине Аракса. Но отсутствие их было одним из залогов уменьшения болезней.

Пока войска стояли в Кара-Бабе, Паскевич приводил в подданство России обитателей левого берега Аракса, и небольшие русские колонны то и дело ходили по разным направлениям, чтобы защищать покорное население от курдов и карапапахов.

Один из самых выдающихся предводителей разбойнических шаек, наделавших русским так много хлопот, был в то время некто Керим-хан, последний правитель города Нахичевани, происходивший от одной из древнейших фамилий края, которая владела некогда наследственно всем Нахичеванским ханством. Когда Аббас-Абад был взят, Керим явился к Паскевичу и предложил ему свои услуги, а в то же время и те же услуги предложены были им персидскому правительству, и дело шло о том, кто больше заплатит. Паскевич постарался, конечно, избавиться от него, и Керим сделал тогда своей специальностью набеги на мирных жителей Нахичеванской области,– ремесло, доставившее ему барыши, которые далеко превосходили и русское, и персидское жалование в сумме. Обстоятельства сложились так, что нашелся и ревностный сторонник России, ставший опасным противником Керима. Это был отважный Насиб-Эксан-хан, владелец Урдабадский, командовавший в Аббас-Абаде, во время осады его, батальоном нахичеванских сарбазов. Когда крепость сдалась, Эксан-хан открыто принял русскую сторону и остался в своем Урдабаде, городке небольшом, но с хорошо устроенной крепостью-замком. Паскевич предупредил его, что он не должен рассчитывать на русские войска, которые не могут защищать Урдабада, так как он выходит из плана военных операций. Но Эксан-хан, желая спасти город и жителей, решился держаться в нем своими силами до последней крайности. Керим не замедлил открыть против него военные действия.

Уже 17 июля, когда войска стояли еще под Аббас-Абадом, от Эксан-хана пришло донесение, что большие толпы персиян готовятся напасть на него; он извещал, что будет защищаться в городе и на людей своих надеется, но что если семейства преданных ему сарбазов, находящиеся по деревням без всякой защиты, будут захвачены персиянами, то возникнет опасность, что и большая часть гарнизона уйдет за своими семействами. Паскевич поставлен был в весьма затруднительное положение. Помочь Урдабаду было нужно во всяком случае. С одной стороны этим показана была бы готовность охранять население, искавшее защиты русских, и в то же время спасен был бы город, который мог послужить передовым постом в случае нападения персиян с Тавризской дороги. А с другой стороны систематическая защита населения, разбросанного на обширном пространстве, вела за собой бесконечное раздробление войск и в будущем служила бы только неминуемо причиной вечных тревог и часто напрасных походов. Надо было приискать среднюю меру. И вот Эксан-хан взялся собрать часть бывшего батальона, еще недавно защищавшего с ним Аббас-Абад, и таким образом организовать свою собственную вооруженную силу, с тем, однако, чтобы ему даны были ружья и пушки. “Я должен был согласиться на это,– говорит Паскевич в своем донесении,– ибо, в противном случае, оставшись без оружия, он, Эксан-хан, поневоле должен бы был сдаться неприятелю”.

19 июля Тифлисский полк, с черноморской бригадой и шестью конными орудиями, под начальством генерал-майора князя Вадбольского, уже вступал в Урдабед. Вадбольский имел поручение сдать Эксан-хану четыреста персидских ружей и четырехфунтовую пушку, взятые в Аббас-Абаде, а затем, если городу не предвидется особенная опасность, немедленно возвратиться в лагерь. Паскевич не хотел, да и не мог разбрасывать свой малочисленный корпус.

Вадбольский нашел в окрестностях Урдабада полное спокойствие. Он узнал, что неприятель далеко и сделает ли нападение – еще неизвестно. Целый день он посвятил, однако, устройству тамошних дел, назначил Эксан-хана нахичеванским наибом, а 21 июля выступил из Урдабада обратно. С ним вместе вышли много армян, и в том числе семейство брата владельца, Ших-Али-бека. Сам Эксан-хан со своими сарбазами остался в городе.

Спокойствие, найденное князем Вадбольским, было, между тем обманчиво. Не успел он вернуться в лагерь, как двадцать третьего числа Керим с конной партией появился верстах в пятнадцати от Урдабада, угрожая угнать на персидскую сторону ближайшие армянские деревни. Жители успели бежать, но скот и часть имущества попали в руки персиянам. Пока разбойники забирали добычу, человек семьдесят с самим Керимом бросились на армянское селение Сиары, лежавшее уже вблизи Урдабада. Эксан-хан с шестьюдесятью сарбазами подоспел на помощь к жителям,– и Керим был разбит; преследуя его, сарбазы сбили также спешивший к нему сильный резерв и взяли в плен Али-Акбер-султана Даранского,– “человека,– как выражается Паскевич,– здесь довольно известного”.

“Таким образом,– писал главнокомандующий в донесении государю,– бывшие персидские подданные, будучи предоставлены самим себе, в первый раз обратили оружие свое против врагов Вашего Величества”.

Неудача, однако, только озлобила Керима,– и он снова двинулся на Урдабад с трехтысячной партией. После сильной перестрелки форштадт был занят, и положение Эксан-хана становилось опасным. Два батальона персидских сарбазов с орудиями окружали теперь замок, в котором заперся хан, а конница блокировала город с другого берега Аракса. Внезапность нападения не позволила принять какие-либо меры к обеспечению татарских семейств, оставшихся в городе, и надо было ожидать, что если неприятель захватит их, то и гарнизон оставит Эксан-хана.

Исход блокады и страшная участь, которая угрожала самому Эксан-хану, если бы он попался в руки персиян, встревожили Паскевича, и в Урдабад форсированным маршем двинулся второй батальон Грузинского полка с сотней казаков и двумя орудиями, под начальством полковника барона Фридерикса. Особым вспомогательным эшелоном, в тот же день и по той же дороге, был выслан к нему и генерал-майор князь Багратион с армянской сотней и конным грузинским ополчением.

31 июля, ночью, явился к Фридериксу бежавший из Урдабада армянин с известием, что положение Эксан-хана отчаянное. Восемь дней с горстью своих приверженцев выдерживал он блокаду в Урдабадском замке, и последние тридцать шесть часов не имел воды. Гарнизон уже колебался и помышлял о сдаче. По словам армянина, у неприятеля пехоты было не более семисот человек, но он располагал зато большой конницей; в составе последней находились, впрочем, целые тысячи невооруженных кочевников, приведенных Керимом исключительно для грабежа окрестных селений. Фридериксу нужно было торопиться,– и армянин немедленно отправлен был назад, чтобы ободрить гарнизон известием о приближении русских.