Читаем без скачивания Очерки времён и событий из истории российских евреев [том 6] (1945 – 1970 гг.) - Феликс Кандель

Суд снял обвинение в измене родины, однако после вынесения приговора в газете "Красная звезда" опубликовали статью "Тетушка Дора действует": живописный рассказ о том, как она, "бренча золотыми кольцами, приходила в церковь и какому-то иностранцу шептала номер части, в которой служил ее племянник".

Тина Бродецкая:

"Я ехала месяц в вагоне для заключенных по пересыльным тюрьмам. Это страшные тюрьмы. В общей камере с убийцами, с извращенцами. Вплоть до Мариинска, куда меня привезли. Кемеровская область, Мариинские лагеря…

Копала котлован. Работала на лесоповале. На шпалорезке. На скотном дворе. В жару на сенокосе. В морозы открывала силосные ямы. Кайлила. Кирковала. Грузила по 16–20 возов дров и вагонетки по 500 килограммов.

На сенокосе были змеи, при рубке леса – рыси; однажды встретила волка, но он был лучше людей, он был сыт…"

Мордехай Штейн: "Из всех сионистов, с которыми судьба свела меня в Мордовии, Семен Подольский был самый умный, образованный и приятный человек… С большим удовольствием мы разговаривали на иврите… много говорили об Октябрьской революции и участии в ней евреев. "Пусть лучше занимаются науками, чем революциями", – сказал он".

В лагере С. Подольский тайно составлял для сына иврит-русский словарь, и тот заговорил там на иврите. В 1967 году Б. Подольского вновь осудили на 2 года – за отказ свидетельствовать против своих товарищей.

4 

Н. Мандельштам (из "Второй книги"):

"Ахматова не переставала удивляться тому, как воскресают затоптанные и, как некогда казалось, уничтоженные стихи. Она говорила: "Мы не знали, что стихи такие живучие"…

Вокруг одних имен был заговор молчания, другие имена поносились в печати и в постановлениях, и уже казалось, что никто никогда не прорвется сквозь толщу самого настоящего забвения, как вдруг всё изменилось и заработал "самиздат".

Кто пустил его в ход, неизвестно, как он работает, понять нельзя, но он есть, существует и учитывает реальный читательский спрос…"

Понятие "самиздат" вошло в обиход в 1960-х годах, однако неподцензурное распространение книг и статей, оригинальных и переводных, началось в СССР в первые послевоенные годы. Это были литературные, публицистические, информационные материалы, распечатанные на пишущей машинке, переписанные от руки, отпечатанные на фотобумаге, которые переходили от одного читателя к другому.

Карательные органы выслеживали подпольных изготовителей и распространителей "самиздата", отправляли в лагеря на долгие сроки, но это явление существовало десятилетиями, оказывая огромное воздействие на интеллигенцию, удовлетворяя хоть в какой-то мере ее духовные запросы, не согласованные с официальной идеологией.

В 1949 году стихи математика А. Есенина-Вольпина, попавшие в "самиздат", признали антисоветскими, и его отправили в психиатрическую больницу на принудительное лечение (Есенин-Вольпин – сын поэта С. Есенина и еврейки Н. Вольпиной).

Начало еврейского "самиздата" можно отнести к предвоенному времени, когда религиозные евреи составляли рукописные календари на очередной год, чтобы знать даты начала месяцев по еврейскому летосчислению – Тишрей, Хешван, Кислев и другие, а также наступление праздничных дней – Рош га-Шана, Йом Кипур, Суккот, Ханука, Пурим, Песах, Шавуот.

Первым еврейским "самиздатом" в послевоенные годы стала, очевидно, поэма поэтессы М. Алигер "Твоя победа". Цензура усмотрела в поэме "целый ряд серьезных политических ошибок", а потому она увидела свет с сокращениями. Ее напечатали в 1945 году в журнале "Знамя", и были в поэме такие строки:

Танками раздавленные дети, 

Этикетка "юде", кличка жид,

Нас уже почти что нет на свете,

Нас уже ничто не оживит…

Алигер познакомила друзей с полным текстом поэмы, и после этого началась ее подпольная жизнь. Поэму "Твоя победа" и многочисленные отклики на нее распространяли по всей стране; неизвестные люди дописывали свои строки; особое возражение у читателей вызывал разговор поэтессы с матерью, когда на ее слова: "Мы евреи. Как ты смела это позабыть?" – Алигер отвечала: 

Да, я смела, – понимаешь? – смела.

Было так безоблачно вокруг.

Я об этом вспомнить не успела, –

С детства было как-то недосуг...

Один из ответов автору поэмы начинался с непритязательных строк:

На ваш вопрос ответить не сумею,

Сказал бы я: нам беды суждены.

Мы виноваты в том, что мы евреи,

Мы виноваты в том, что мы умны…

И заканчивался словами:

И сотни тысяч новых Макавеев

Мы возродим грядущему в пример.

И я горжусь, горжусь, а не жалею,

Что я еврей, товарищ Алигер.

Это было время усиления антисемитизма в стране, борьбы с "безродными космополитами" – ответы поэтессе отражали устремления народа, потерявшего миллионы людей в годы Катастрофы, желание сохранить национальное достоинство. Подобные настроения входили в противоречие с официальной политикой Кремля, направленной на полную ассимиляцию еврейского населения, а потому поэму Алигер и всевозможные ответы на нее изымали на обысках; за них можно было попасть за решетку, получить срок по обвинению в сионизме и еврейском национализме.

5 

В послесталинские времена распространяли в "самиздате" стихотворение И. Эренбурга, навеянное темой Катастрофы (написано в 1944 году):

За то, что зной полуденный Эсфири,

Как горечь померанца, как мечту,

Мы сохранили и в холодном мире,

Где птицы застывают на лету,

За то, что нами говорит тревога,

За то, что с нами водится луна,

За то, что есть петлистая дорога

И что слеза не в меру солона,

Что наших девушек отличен волос,

Не те глаза и выговор не тот, –

Нас больше нет. Остался только холод.

Трава кусается, и камень жжет.

К концу 1950-х годов "самиздат" принял широкие размеры разнообразием литературных и публицистических произведений, количеством изготавливаемых экземпляров. В этом деле приняли участие и сионисты того времени: они разыскивали в букинистических магазинах книги на еврейские темы, копировали их целиком или в сокращенном виде, передавали из рук в руки. Иностранные туристы привозили литературу на разных языках – ее переводили, распечатывали на пишущих машинках, изготавливали на фотобумаге.

Анатолий Рубин (Минск): "Для приобретения нужного материала приходилось ездить в другие города, где у меня были лагерные друзья. Иногда для того, чтобы поехать куда-нибудь, я становился донором и сдавал кровь: это давало два дня отпуска в дополнение к выходному дню. Литература была разная – журнал "Шалом", календари, израильские справочники, карты, проспекты израильских выставок, кинофестивалей…"

Размножили книгу А. Кауфмана "Записки лагерного врача" – воспоминания сиониста, который провел в тюрьме, лагерях и ссылке 16 лет; выпустили обзорную статью "Операция "Кадеш" – о совместных действиях Великобритании, Франции и Израиля против Египта в 1956 году; перевели с французского языка книгу "Красная капелла" – о действиях группы советских разведчиков под руководством Л. Треппера.

Перепечатывали статьи Д. Бен-Гуриона и З. Жаботинского, работы С. Дубнова по истории еврейского народа, стихи Х. Н. Бялика; вышел даже трехтомник рассказов Г. Овруцкого из Минска "Записки Залмана Брука" – о судьбе евреев в послевоенные годы. Рижские евреи выпускали бюллетень о событиях в Израиле; Иосиф Шнайдер изготовил сотни экземпляров поздравительной открытки к Рош га-Шана с изображением солдат израильской армии, – эти открытки разошлись по разным городам. В "самиздате" распространяли и стихотворения русской поэтессы Элишевы (Елизаветы Жирковой), которая в 1920-е годы переехала с мужем в Палестину и писала на иврите.

Эзра Моргулис провел в заключении 18 лет. Освободившись, он поселился в Москве и – пожилой уже человек – составлял тематические обзоры передач израильского радио, написал книгу воспоминаний, выпустил двухтомный труд "Обзор жизни еврейских общин" мира и сборник очерков "Государство Израиль" – о науке, культуре, промышленности, сельском хозяйстве и армии обороны Израиля.

Э. Моргулис и С. Дольник подготовили и распространили в "самиздате" десятки материалов; в 1962 году они начали выпускать журнал "Сборник", в котором печатали статьи о положении евреев СССР и Катастрофе, произведения местных авторов. С. Дольник: "Вся эта работа делалась нашей группой, состоявшей, в основном, из людей "почтенного" возраста, добровольно, на свой страх, риск и за свои средства, которые мы выделяли из скромной пенсии. Вклад других выражался в их работе".