Читаем без скачивания Имперские истории - Денис Юрин

– Так что ж это выходит?..

– Вот и я о том, Парх, вот и я о том… – снова наклонившись к косматой голове гнома, прошептал Артур. – Паренек наш титулованный хорошую аферу прокрутил. А у каждой маленькой игры при желании могут оказаться весьма большие последствия. Герцог-то местный не просто ставленник принца Андера, а его близкий родственник. Господа же этих… – Артур кивнул головой в сторону конных солдат, – рьяные приверженцы лагеря герцога Лоранто. Вот и выходит, что суд над злодеем управителем приведет к большим переменам не только и не столько здесь, сколько в Кархеоне. Позиции Лоранто укрепятся, а принц Андер окажется в опале, возможно, даже в безвременной ссылке. Чуешь, какие ставки в этой маленькой провинциальной потасовке, в какую передрягу нам удалось угодить?

– И что же теперь будет? – Предпочитающему сторониться всего, к чему был приклеен ярлык «политика», гному вдруг стало не по себе.

– Да ничего особенного, – равнодушно заметил Артур. – Все обошлось: мы выжили и на стороне победителя оказались. Хотели на юг попасть, вот и едем, да не одни, а с самим главным зачинщиком этой бузы и вооруженным до зубов эскортом. Напрямик едем, через Мурьесу, с таким сопровождением к нам ни одна повстанческая шваль не подступится!

– Погодь, а почему Совер на юг едет?

– Чудак ты, – усмехнулся Артур и качнул раненой головой так сильно, что чуть не свалился с кареты. – У каждой игры, тем более дворцовой, есть свои правила. Герой-мученик должен обязательно погибнуть… для большего эффекта, чтоб участь врагов суровей была! Ну а пасть смертью храбрых нашему милостивому покровителю не захотелось, да и Лоранто, видать, его шибко ценит, вот и придумал мальчонка спектакль с воскрешением разыграть. Отсидится на юге несколько месяцев, а потом вдруг при дворе Императора вновь и объявится. Дескать, ранен тяжело был, как спасся, не помню. Слуги верные надежно укрыли да выходили.

Артур высказал, что было на душе, и успокоился, щеки же Пархавиэля, наоборот, только начинали наливаться краской, а огромные ладони сжиматься в кулаки.

– Остынь! – произнес пират, чувствуя, что оскорбленный и обманутый гном может натворить глупостей, от которых станет значительно хуже всем. – Не мы первые и не мы последние, кого благородные господа в свои планы не посвящают и дурить изволят. А Совер… он не самый плохой экземпляр из всей этой высокородной мрази. По крайней мере оно людях своих помнит. Смотри, сколько карет! Он не только сам драпает, но и слуг с собой взял: и наемников раненых, и домашнюю челядь; всех от греха подальше в теплые края увозит, а ведь другой, не задумываясь, бросил бы…

– Что ж, нам все равно на юг, – прошептал Пархавиэль, разжимая вспотевшие ладони. – Скажи, ну а я долго того… без сознания был?

– Сутки, – не задумываясь, ответил Артур, ожидавший, что именно с этого вопроса и начнется разговор. – Примерно через час к границе Мурьесы подъедем. А уж как там пойдет, не знаю. Война она и есть война, хоть ее лишь мятежом называют. Но что-то подсказывает мне, что господин граф все основательно продумал, заминок больших не должно быть. Смотри веселей, Парх, и о прошлом не думай, денька через три уже в Ниссе будем!

Как и предполагал Анри, поездка до Гарвата заняла целую ночь. Лишь к утру, когда над бескрайними просторами мурьесских равнин показалась узенькая полоска восходящего солнца, засыпающий возница увидел на горизонте остатки крепостной стены.

Командир второго егерского батальона двадцать шестого пехотного полка оказался абсолютно прав. Дорога прошла без происшествий, на только что очищенной имперскими войсками местности царили мир и спокойствие. Правда, длятся такие мирные дни недолго, самое большее через две-три недели по лесам и полям вновь будут разгуливать одичавшие банды, пришедшие из соседних районов или из-за границы с Кольбером. Однако Анри тешил себя надеждой, что если задержится в Гарвате не более чем на три дня, то успеет проскочить до границы с Вакьяной еще до того, как округу вновь начнет захлестывать волна преступности. Возможно, настоящие мятежники, или, как их здесь принято называть, борцы за свободу и независимость Мурьесы, где-то и обитали, но очень хорошо прятались от посторонних глаз. Напавший на них кольберский эскадрон с повстанцами у Анри не ассоциировался по двум причинам. Во-первых, какие же они повстанцы, если кольберцы, а не мурьесцы. Во-вторых, грабеж и насилие для здешних бродяг превратились из средства добычи денег на праведную борьбу в самую главную цель – в норму жизни, в смысл существования. Разрозненные и вряд ли поддерживающие связь между собой отряды рыскали по стране в поисках добычи, а если и захватывали города, то лишь для грабежа, а не с целью провозглашения их территорией независимого государства.

К тому же пожилому капитану лесных бродяг удалось подобрать для Гарвата на удивление точное определение: «стойбище беженцев». Это был не город, а укрепленный лагерь имперских войск, расположенный на руинах когда-то второго по значимости города провинции. А как известно, где стоят войска, царит относительное спокойствие, есть хоть какое-то жалкое подобие жизни.

С первого взгляда было заметно, что город пережил много штурмов и осад; его то захватывали отряды мятежников, то отбивали обратно имперские войска. Кладка крепостной стены была многослойной, в ней отражались основные вехи истории города. Первый, самый старый слой еще помнил те времена, когда над башнями развевались серо-сине-зеленые флаги Мурьесского Королевства. Правда, тогда в стене еще не было выбоин и застрявших между камнями ржавых наконечников стрел. Второй слой был результатом тщетных попыток когда-то верующих в светлое будущее горожан заделать бреши в стене. Однако осадные орудия делали пробоины гораздо быстрее, чем жители успевали их латать. В конце концов у изможденных многолетней войной гарватцев не стало хватать ни камней, ни сил, да и надежд поубавилось. Третий, самый поздний слой был делом рук имперских солдат. Местами дыры были завалены сколоченными между собой бревнами, а если брешь была слишком большой, то на месте стены вырастал кособокий частокол. К тому времени коренных гарватцев почти уже не осталось, их место заняли беженцы со всей провинции, пытавшиеся спрятаться от войны хотя бы ненадолго, желавшие перевести дух и отдохнуть от ужасов тревожной жизни под зашитой имперских солдат, против которых якобы и восстали угнетенные народные массы.

Проезжая мимо руин смотровой башни, Анри немного придержал лошадь. Путь был завален обломками, уже успевшими порасти травой и покрыться кучами костей и отходов. Мост через ров без воды был шатким и едва выдерживал вес кареты. Фламер боялся, что вот-вот одна из скрипучих досок треснет, и он вместе с каретой свалится вниз, в огромную кучу всякого хлама, каким обитатели крепости на протяжении долгих лет упорно засоряли когда-то действительно важное фортификационное сооружение.

Как и предполагал старый солдат, ворота Гарвата в ранний утренний час были закрыты. Удары кулака по обшитым железными листами доскам не привели к желаемому результату. Стражники спали или просто не обращали внимания на прибытие новых беженцев. Крепкая ругань, обычно весьма действенное средство, в особенности если имеется конкретный адресат, тоже оказалась бесполезной. Сколько Анри ни выкрикивал проклятий, какими словами ни оскорблял ленивых солдат, а маленькое смотровое окошко ворот так и осталось закрытым. Тогда Фламер решил привести последний аргумент, куда более действенный, чем пустые слова оскорблений. Хоть тело и устало за двое суток без сна, но все-таки собрало остаток сил. Тяжелый двуручный меч вылетел из-за спины и с силой врезался в дубовую доску ворот, попав точно в щель между листами обшивки. Повреждения были минимальными. К сожалению, меч не таран и даже не боевой молот, им ворота не разбить. В результате удара под ноги солдату отлетело лишь несколько щепок, но зато поднялся такой шум, что наверняка проснулись не только стражники, но и весь гарнизон. Железные листы, державшиеся на расшатанных временем, проржавевших болтах, задрожали, раздражая слух пронзительным, многотональным звуком, нечто средним между свистом вибрирующей пилы гигантского размера и сильными ударами по отсыревшему барабану. Второй удар был специально нанесен уже по листу, звук получился еще протяжнее, еще омерзительнее. Третьей волны колебаний воздуха не последовало, клинок замер всего в полуметре от ворот. Виной тому был скрип открывающегося смотрового окошка.

– Чего те надо?! Щас как выйду, по башке как звякну! – прокричали нахмуренные брови и заспанные, отекшие глаза, внезапно появившиеся в амбразуре окошка.

– А ты выйди или лучше меня впусти, – усмехнулся Фламер, ехидно прищурясь и ловко закинув за спину меч.

– Не положено, прочь пшел! – прокричали глаза, собираясь закрыть задвижку.