Читаем без скачивания «Великолепный век» Сулеймана и Хюррем-султан - П. Паркер

Махидевран затрясло от ненависти и гнева.

— Следи получше за своими детьми, дорогая. И пробуй все, что ты ешь, с осторожностью. Не хочу, чтобы твои ядовитые губы ласкали губы нашего господина. Или?.. — Она хрипло расхохоталась, и Хюррем передернуло.

Махидевран подошла к ним и, больно дернув Баязида за волосы, убежала, снова хрипло захохотав.

Хюррем прижала Баязида к груди.

— Милый, держись подальше от этой злобной джиннши. И никогда не бери у нее ни сладостей, ни конфет, если она предложит.

Баязид дернул мать за длинные волосы и расхохотался.

Глава 94

Сулейман и Давуд сидели на корме небольшого баркаса. Давуд крепко держал руль, ведя судно по бурным водам Босфора. Они быстро проплыли мимо Девичьей башни и, пройдя между двумя военными кораблями, вышли в залив Золотой Рог. Султан любовался красотой города в лучах закатного солнца; он смотрел на фонари, еще горящие между минаретами Айя-Софии в честь праздника.

— Я так горжусь своими сыновьями, — проговорил Сулейман, слушая плеск воды и хлопанье парусов. Он нагнулся, когда над ним проплыл парус.

Давуд задумчиво ответил:

— Наверное, приятно сознавать, что твой род продолжится и будет процветать в будущем.

Сулейман задумчиво посмотрел на своего красивого друга, но его улыбка угасла, когда он подумал о потомстве Давуда. Если все и дальше будет продолжаться как сейчас, потомства у Давуда не будет.

— Разве ты не хочешь быть с женщиной, познать прелести, которыми она обладает?

Давуд сделал вид, что не слышал вопроса:

— Посмотри, как последние лучи солнца блестят на куполе нашей великой мечети. Ничто не сравнится с величием и красой Стамбула!

Сулейман положил руки на плечи другу и начал массировать их. Сколько удовольствия доставил ему Давуд в последние годы! Его ладонь скользнула под рубаху; пальцы провели по поросли волос, закрывающей широкую грудь. Высвободив руку, он провел ею по гладко выбритому подбородку и подушечками пальцев похлопал по пухлым губам. Давуд тут же куснул его за палец. Сулеймана переполняла любовь к своему другу. Его переполняла любовь к Хюррем. «Я одинаково люблю вас обоих. И знаю, что вы оба любите друг друга так же сильно, как любите меня…»

— Давуд, — прошептал он, не скрывая нежности.

Давуд снова широко улыбнулся и посмотрел на закат, осветивший небо. Его сияние по силе равнялось его страсти. Сулейман тоже полюбовался красотами природы и, ткнувшись носом в шею Давуда, прошептал:

— Приходи сегодня вечером в мои покои.

Крепко держа руль, Давуд повернул судно в сторону небольшой дворцовой гавани Топкапы. Радостная улыбка заиграла на его губах, когда он представил себе бессонную ночь.

Покинув своего господина, Давуд вернулся в небольшую общую спальню, которую он делил с несколькими ичогланами. Час он провел в хамаме, а затем боковыми коридорами прошел на дворцовую кухню, чтобы наесться перед ночными утехами.

На кухне работало более двух сотен поваров. В огромных котлах кипели отвары трав и готовился пилав. На крюках висели бараньи туши, которых вскоре изжарят для нескольких тысяч обитателей дворца. Сто кондитеров готовили сладости, которые так любили все в Топкапы. Их высокие колпаки, похожие на сахарные головы, поблескивали безупречной белизной. Давуд бродил между скамьями, пробуя угощения, уже побывавшие сегодня на столе у его господина. Задумчиво жуя крылышко перепелки, он продолжал ходить среди поваров и поварят. Он тихо заговаривал с теми, кого знал лично и чьим искусством восхищался. Несколько минут он беседовал со своим другом Хамедом, наблюдая, как тот ловко отрезает ножки ягненка.

— Все вон! — послышался чей-то властный голос с противоположного конца кухни.

Повара забегали в замешательстве. Некоторые принялись возмущаться: пропали их приготовления к ужину и завтраку на следующий день.

— Вон! — громко повторил голос.

На кухне замелькал зеленый кафтан великого визиря. Он размахивал пистолью, продолжая громко требовать, чтобы все повара немедленно покинули кухню.

Давуд застыл в нерешительности; Ибрагим подошел к нему. От ненависти лицо великого визиря перекосилось; его трясло от гнева. Давуд продолжал стоять на месте, наблюдая, как повара покидают чадные пределы кухни. Они оставили кипящие котлы. Только что зарезанные бараны валялись на мраморных разделочных досках.

Ибрагим резко остановился перед ним и развернулся проверить, остались ли они одни. Когда его взгляд снова упал на любимца султана, губы его искривила улыбка. Он потер сломанный нос и, опустив руку, погладил за поясом рукоять кинжала.

— Ты, верблюд, слишком часто переходишь мне дорогу, — хрипло, с ненавистью произнес он.

Давуд продолжал молча смотреть в упор на великого визиря.

Наконец он осмелился спросить:

— Чего ты хочешь, во имя Аллаха? — Собственную ненависть он пока не смел обнаруживать.

— Молчать! — завопил великий визирь, с размаху ударяя Давуда по лицу тыльной стороной ладони. — Как ты посмел говорить в моем присутствии без моего позволения?

Давуд снова выпрямился и вытер окровавленную губу.

— Всем надлежит молчать лишь в присутствии Тени Бога на Земле, нашего господина Сулеймана.

Ибрагим снова со всей силы ударил Давуда по лицу.

— Я могу сейчас же приказать казнить тебя за дерзость, верблюд!

Давуд прикусил язык, понимая, что великий визирь не лукавит. Он с ужасом наблюдал, как Ибрагим извлекает из ножен кинжал. Обвел глазами кухню, но вокруг никого не было. «Убить мне врага нашего господина сейчас или выждать и постараться узнать, каковы его истинные намерения?» Он заметил лежащий невдалеке колун.

Ибрагим грубо схватил Давуда и швырнул его на мраморную разделочную доску, где только что зарезали барана; Давуд очутился в луже крови.

— Ты не больше чем прихоть, мимолетный каприз нашего господина, — сквозь зубы процедил Ибрагим. — Ты просто кусок мяса — не лучше чем тот баран, что сейчас лежит на твоей башке. Ты тоже служишь для его удовольствия. Я пришел убедиться, что ты все правильно понимаешь, верблюд! Мое место тебе не занять! Ты никогда не будешь обладать моей силой и властью. Ты примешь меня, Давуд, так же как Сулейман в своей власти принял тебя.

Ибрагим сдернул с Давуда рубаху и швырнул ее на пол. Давуд лежал не шевелясь; Ибрагим замахнулся кинжалом, ловко, точно между ягодиц, распорол его шаровары. И разодрал их. Обрывки полетели на пол. С силой подняв Давуда с плиты, он уложил его лицом вниз. Давуд ударился подбородком о мрамор. Рот наполнился кровью, которую он поспешил выплюнуть. Он по-прежнему не смел шевелиться и еще больше распалять великого визиря. Он понял, что сегодня не умрет. Сегодня великий визирь попробует одержать над ним верх, овладев им.