Читаем без скачивания Дочь Сталина - Розмари Салливан

Виктор Луи сумел продать не только пиратскую копию книги Светланы, но и двести ее личных фотографий, которые достались немецкому журналу «Штерн». В середине августа «Штерн» опубликовал первую из четырех статей под названием «Тайный альбом дочери Сталина». В них были собраны все скандальные истории из книги Светланы, которую журналисты называли «ручным кроликом» и опубликованы личные фотографии, взятые из запертого ящика ее стола в Доме на набережной. Фотографии были неправильно подписаны и не льстили Светлане. На одной из них она, немного располневшая, стояла на частном пляже в чем-то, напоминающем нижнее белье. В статье объяснялось: «Улетая из СССР, Светлана не прихватила с собой семейный альбом. Теперь ее дети публикуют фотографии из него». Виктор Луи не был даже упомянут.

В «Штерне» была опубликована и статья, написанная после «разговора» с сыном Светланы Иосифом под заголовком «Мама всегда была немного повернутая». В ней говорилось, что Иосиф считал, что у матери был «неустойчивый характер», упоминал ее «непостоянство», «резкие перепады настроения» и «шаткую психику». Далее Иосиф описывал, как они с Катей вдвоем пошли в Мавзолей, чтобы посмотреть на тело своего деда: «Я взял Катю за руку, и мы на цыпочках подошли к гробу… Было темно и тихо. Не помню, чувствовал ли я что-нибудь. Было что-то вроде страха и трепета, когда мы увидели тело дедушки, безжизненное и восковое… Я никогда не скрывал, что горжусь своим дедом». Казалось, Иосиф полностью следовал указаниям КГБ. Комитету надо было очернить Светлану и продолжить уже начатое восстановление культа Сталина. «Штерн» с иронией прокомментировал: «Тень их дедушки дала им не так много материальных благ: двести рублей пенсии и две государственных квартиры… У Кати была своя лошадь. Иосиф поехал в отпуск на Кавказ после четырех месяцев службы в армии».

Между тем итальянский журналист Энцо Биаджи работал над книгой «История Светланы». Возможно, из-за того, что он симпатизировал коммунистам, ему позволили поговорить с родственниками Светланы. (Без официального разрешения он никогда бы с ними не встретился).

В интервью с Иосифом Аллилуевым Биаджи спросил:

— Если бы ваша мать появилась сейчас на пороге, что бы вы сделали?

На это Иосиф холодно ответил:

— Разумеется, я не стал бы кричать от радости… Это она нас бросила… Мы встретимся снова только в одном случае: если она вернется… Это наша страна.

Биаджи взял интервью и у многих московских друзей Светланы. Журналистка Татьяна Тесс обвиняла ее:

У нее все осталось, как при отце: квартира, дача. Ей предлагали большую и хорошую, но она выбрала Жуковку, потому что ее легче было содержать. Она ни за что не платила и в любое время могла пользоваться государственным автомобилем, она могла поехать в любой санаторий… Мы были близкими подругами, я ее очень любила… У нее очень хорошие дети, они любили ее, и она могла ими гордиться. Она была эксцентрической личностью с детскими комплексами принцессы.

Она считала, что для нее нет ничего невозможного, ей все разрешено, потому что она с детства привыкла все делать по-своему… Никто не должен бросать своих детей.

Биаджи поговорил и со старым любовником Светланы Алексеем Каплером, который сказал, что был потрясен, когда узнал, что она стала невозвращений. «Когда я услышал об ее отъезде, не поверил своим ушам. У меня есть свое мнение о русских женщинах, я многих знал… Я думаю, что со Светланой случилось что-то страшное, возможно, какая-то болезнь». Ее поступок он считал непростительным. Каплер даже процитировал Тургенева: «Россия без нас проживет, это мы не проживем без России».

Когда Биаджи попросил писателя Илью Эренбурга прокомментировать слова Иосифа о матери, тот ответил уклончиво: «Лучше бы он испытывал пиетет перед своим отцом [Морозовым], у которого проблемы из-за того, что он еврей». Он молчаливо разделял отношение Светланы к правительству и сам критиковал его политику антисемитизма, хотя понять это могли только люди, привычные к тайному языку советских граждан. Сказать больше для Эренбурга было бы опасно.

К июлю Биаджи выпустил небольшую книгу «Светлана. Информация из первых рук». Она была издана на итальянском языке и спешно переведена на английский. На Светлану чтение книги произвело оглушительный эффект, особенно в сочетании с вырезками из американских и европейских газет, порочащих ее. Эти вырезки Светлане анонимно присылали незнакомые люди. Она, разумеется, знала, что ее сын и друзья под давлением КГБ вынуждены осудить ее поступок, но зачем журналисты стремились выставить на свет ее личную жизнь? «Зачем они домогались до моих детей?» — спрашивала Светлана. Но на самом деле она прекрасно знала, зачем.

Однажды в конце лета, когда на ферме были только семнадцатилетний Кристофер Кеннан, младшие дети и их няня, Светлана позвала всех на веранду, где всегда жарили мясо на гриле. Она попросила Кристофера принести жидкость для розжига дров. Дети с любопытством смотрели. Светлана сказала: «Вы все присутствуете при торжественном моменте. Я сжигаю свой советский паспорт, в ответ на ложь и клевету». Она бросила паспорт на угли. Все молча наблюдали, как он горел. Потом Светлана «вынесла вон горстку золы и дунула на нее. Она разлетелась по ветру».

Во всей этой череде несчастий было одно-единственное утешение, которое чуточку поддержало ее дух. В июне в «Атлантике» вышла ее статья «Борису Леонидовичу Пастернаку». Светлана работала с британским переводчиком Пастернака Максом Хейвордом, с которым ее познакомила Присцилла Макмиллан еще до их ссоры. В коротком предисловии к статье Хейворд лестно отозвался о ее работе: «Размышления Светланы Аллилуевой освещают смысл работ Пастернака так, как до этого еще никто не делал». Она провела параллели между печальной судьбой героя романа и бедами своей покинутой семьи и страны. Слова Хейворда как человека, который перевел на английский «Доктора Живаго», значили много. Его пригласили на ферму семьи Кеннанов в начале лета.

Джоан очень удивилась, когда Светлана попросила поселить ее на третьем этаже дома, где летом было очень жарко. Внизу были другие, более комфортабельные, комнаты, но Светлана выбрала это помешение, потому что там Кеннан оборудовал свой кабинет. Одну его стену занимали книжные полки, выкрашенные в белый цвет, — как у нее дома. На полках стояли книги, газеты и журналы на русском языке. Кеннан работал за огромным деревянным столом, который ярко освещало солнце, — теперь здесь было ее рабочее место. Вдобавок на третьем этаже была дверь, которая запиралась, — очень большое удобство. Джоан Кеннан заметила, что Светлана и Макс уходили наверх и закрывали дверь: «Конечно, со стороны Светланы здесь был романтический интерес, и, я думаю, какое-то время она просто витала в облаках, воображая себе, как они вместе идут к закатному солнцу».