Читаем без скачивания Топот бронзового коня - Михаил Казовский

    Миновали церковь Сан-Витале на одноименной улице и свернули к королевскому замку, находившемуся в крепости Рокка Бранкалеоне, за могучими каменными стенами. Но её ворота тоже оказались открытыми, и копыта лошади Лиса вскоре уже зацокали по брусчатке обширного двора, совершенно безлюдного, вроде далее вымершего. Опасаясь предательской стрелы из какого-нибудь окна, командир быстро спешился и, со всех сторон окружённый личной гвардией, начал подниматься по внутренней лестнице во дворец. Сделал знак подоспевшему Вузе - чтобы тот двигался вперёд, а его солдаты осмотрели залы кругом и нашли, наконец, где скрывается этот чёртов Витигис со своими людьми.

    Короля готов обнаружили у него в кабинете около камина: он сидел и грел у огня вроде бы озябшие руки. Искоса взглянул на вошедших ромеев и не удивился. Только произнёс:

    - А-а, ну вот и встретились… Обратите внимание, что я безоружен и сдаюсь добровольно.

    Появился Лис и торжественно объявил его арестованным. Тот согласно кивнул и спросил, кто теперь будет править готами. Велисарий ответил:

    - Временно беру руководство на себя. А потом изберёте нового короля, признающего над собой власть Юстиниана.

    - А меня казнят? - проявил любопытство пленник, впрочем, бесстрастным голосом.

    - Безоружных людей мы не убиваем. Вашу участь решит монарх. Как и Гелимер, вы отправитесь в Византий для суда его величества. А пока что проявляйте благоразумие и не пробуйте сбежать из-под стражи. В случае покорности вам не угрожает ничто.

    - Понимаю и приму к сведению.

    - Где находятся сокровища Теодориха?

    - Кое-что - в убранстве дворца, но его основная часть всё ещё покоится в сундуках в подвалах.

    - У кого ключи?

    - У меня. Вот, возьмите, - и Витигис через голову снял цепочку, находившуюся на шее.

    Командир велел Вузе выставить охрану у дверей в подвал и следить зорко, чтобы ничего не украли.

    Празднества по поводу взятия Равенны длились десять дней, а затем пришло время устанавливать власть ромеев на оставшейся у готов территории полуострова. С этой задачей справились вчерне к Рождеству. А в канун Крещения прибыл гонец из Константинополя - он привёз послание от Юстиниана. Император поздравлял Велисария с победой, называл великим полководцем, но приказывал не задерживаться в Италии и как можно скорее вместе с захваченным Витигисом и компанией возвращаться в столицу. Объяснял, почему: на востоке зашевелился Хосров, растревоженный готскими посланцами, и грозит отнять у империи Лазику; надо идти на выручку Сите, из последних сил сдерживающему персов… Лис прочёл письмо и подумал: «Если это предлог выманить меня из Равенны, то довольно грубый. Впрочем, может, действительно шах пошёл в наступление… Но в любом случае мне триумфа в Константинополе не дождаться. Я как чувствовал. Интуиция моя выше разума».

    Начали готовить суда к отплытию. Гвардия Вузы скрытно, по ночам, уносила сокровища Теодориха из подвалов крепости и грузила на корабли. И одной из групп командовал Феодосий. Как-то в комнатку к нему заглянул евнух Каллигон и, доброжелательно улыбаясь, вкрадчиво спросил:

    - Ты один? Я не помешаю?

    Тот взмахнул рукой:

    - Заходи, если уж пришёл. Что ещё стряслось?

    - Нет, благодарение Господу, ничего худого. Просто у меня к тебе есть одно предложение, от которого, я думаю, вряд ли ты откажешься.

    - Ну, давай, выкладывай.

    - Только поклянись, что не донесёшь Велисарию или Антонине, даже если оно тебе не придётся по вкусу.

    - Глупости какие! Я не стану клясться.

    - Что ж, тогда забудь о моём визите, - губы подобрал и хотел уйти.

    Молодой человек ругнулся:

    - Да постой же, черт! Так и быть: клянусь, что тебя не выдам.

    - На кресте клянёшься?

    - Ясно, на кресте, - и, зажав в кулаке медный крестик у себя на груди, отчеканил: - Во имя Отца, Сына и Святаго Духа!

    Каллигон успокоился и опять присел на лавку напротив:

    - Хорошо, расскажу конкретно. Вы ведь завершаете выгрузку сокровищ сегодня ночью?

    - Совершенно верно. Сундуков видимо-невидимо. Еле поместили в восемь кораблей.

    - Просто замечательно. Ты ответственный за один корабль?

    - Да, а что?

    - Предлагаю подкупить капитана и не позже рассвета улизнуть из порта, соответственно с одной восьмой частью всех богатств.

    - Ты с ума сошёл!

    - Я серьёзно. Поплывём в твой благословенный Эфес, продадим имущество, а на вырученные деньги скоротаем жизнь в тишине и спокойствии, не отказывая себе ни в большом, ни в малом. Хочешь - пострижёшься в монахи. Или можешь заняться ростовщичеством. Дело твоё.

    Феодосий возмущённо воскликнул:

    - Да ведь это настоящий грабёж!

    Евнух покачал головой:

    - На войне всё иначе. И убийство не преступление, и награбленное - трофеи.

    - Представляешь, как поступят с нами, если попадёмся?

    - Представляю, конечно. Риск велик. Но соблазн не меньше. - Переждал, пока собеседник переварит идею, и потом добавил: - Плюс к тому же - свобода, та, о которой тебе мечталось. Разве не желал избавиться от хозяйки?

    Он с досадой потупился:

    - Честно говоря, и теперь желаю.

    - Ну, тем более! Нам фортуна благоволит. И даёт шанс - совместить приятное и полезное.

    - Мне необходимо подумать.

    - Возражать не смею. Но решай быстрее: времени в обрез.

    Молодой человек маялся недолго. Ближе к вечеру он послал гвардейца за Каллигоном, и они вдвоём отправились на корабль. Уломать капитана тоже оказалось несложно: посулили ему и его команде два сундука из пятидесяти, загруженных в трюм, и в начале первого ночи незаметно вышли из гавани. Море волновалось, дул холодный январский ветер, паруса выгибались на всю свою полуокружность, в результате чего судно двигалось с максимальной скоростью. Чтобы обмануть возможных преследователей, устремились не вдоль побережья к югу, а на юго-восток, к островам Далмации, где решили отсидеться пару недель, пропуская вперёд караван Велисария, плывший в Константинополь.

    Об исчезновении Феодосия с Каллигоном доложили стратигу рано утром. Он воспринял новость спокойно, посчитал погоню бессмысленной, здраво рассудив: рано или поздно сами обнаружатся, где-нибудь в провинции, местные власти сообщат, и тогда уж направим людей, чтобы возвратить похищенные богатства. Но не отказал себе в удовольствии и пошёл сообщить новость Антонине. Та смотрела, как служанки одевают и причёсывают только что проснувшуюся Янку (девочку привезли из Неаполя в Рождество). Ей уже было девять лет, и она неплохо читала и писала по-гречески; от отца взяла бездонные голубые глаза, а от матери - вьющиеся волосы; отличалась серьёзностью и смеялась редко. Но, увидев отца, радостно воскликнула:

    - Тятенька пришёл! Ах, какое счастье!

    Он поцеловал её в темечко и заметил искренне:

    - Ты такая делаешься красавица - скоро покоришь весь Константинополь.

    Мать откликнулась в том же самом духе:

    - Да, найдём тебе женишка богатого, знатного, красивого, ты его полюбишь и потом выйдешь с удовольствием замуж.

    Дочка согласилась:

    - Отчего не выйти, если за красивого и богатого?

    Все втроём посмеялись. Велисарий бросил непринуждённо:

    - Нынче ночью убежал Феодосий с Каллигоном…

    Антонина, продолжая хихикать, сразу не осознала:

    - Что? - переспросила. - Кто сбежал?

    - Феодосий и Каллигон.

    Тут в её лице случилась странная перемена: губы продолжали смеяться, рот в улыбке, а глаза уже испугались, увеличились, округлились вдвое. Губы сузились и проговорили:

    - Как это сбежали? Не верю.

    - Увели из порта груженный сокровищами корабль и уплыли неизвестно куда.

    Янка, переводя взгляд с одного родителя на другого, не сдержала возгласа:

    - Ничего себе! Целый корабль сокровищ!

    Мать настолько расстроилась, что забыла о необходимости соблюдать приличия в разговоре о собственном любовнике, и твердила, как полоумная:

    - Нет, не верю… он бы мне сказал… мы в последнее время ладили… у него не было причин…

    - Значит, были, - ответил муж.

    Антонина устремила на него взволнованный взор:

    - Прикажи догнать. Если ещё не поздно. Пусть вернут… корабль… богатства… и его самого!

    Он отрезал:

    - Поздно. Четверть суток прошло. И, не зная направления их движения, догонять бессмысленно.

    У неё по щекам побежали слезы:

    - Глупый мой сыночек… Что же ты наделал!… Почему оставил бедную свою мамочку?…