Читаем без скачивания Убийства в «Маленькой Японии» - Барри Лансет

– Я тебя понимаю, Дженни. Все в порядке. Но ты должна дать мне одно обещание. Это тоже лучшее в мире обещание, как твоя загадка.

– Какое?

Прежде чем умереть, я обязан был избавить ее от чувства вины. Дать ей возможность нормально жить после похищения и всех чудовищных событий, произошедших у нее на глазах этой ночью.

– Ты должна пообещать мне никогда не думать, что ты хоть в чем-то виновата. Никогда-никогда.

– А я не виновата?

– Разумеется, нет. Просто жизнь повернулась к нам на время своей плохой стороной. Ты достаточно сильная, чтобы пережить это. Потому что ты – моя девочка. Обещаешь?

– Ладно.

– Тогда больше не думай ни о чем. Это лучшее в мире обещание. И ты его дала. Ты никогда теперь ни в чем не будешь винить себя. Сдержи слово. А когда позврослеешь, то все сама поймешь.

– Но я сильная уже сейчас?

– Да. В тебе сила твоей мамы.

У Дженни округлились глаза.

– Правда?

– Так и есть.

Покусывая нижнюю губу, она пристально посмотрела на меня, потом внутренне на что-то решилась, встала, подошла к телу Оги и пнула его в колено. Нога мертвеца лишь чуть покачнулась, но мое сердце забилось с облегчением после этой демонстрации храбрости. Дочь сумела преодолеть себя. А значит, пусть в душе и останутся шрамы, но Дженни продолжит жить. Я мог больше не беспокоиться и закрыл глаза.

– Я ударила его, папа, – сообщила она.

– Да, ты это сделала.

Меня поразила слабость собственного голоса. Похоже, силы оказались израсходованы полностью, и во второй раз за эту ночь я понял, что могу потерять сознание.

От Дженни не укрылось мое плачевное состояние.

– Папочка? Ты слышишь меня?

Я изобразил на губах подобие улыбки.

– Я побегу за помощью сейчас же, папуля.

Ответа она не получила.

– Ладно? – В ее вопросе было больше страха за меня, чем настойчивости. – Пожалуйста, ответь!

Собрав в кулак последнюю волю, я выполнил ее просьбу.

– Обязательно дождись меня! Я скоро. Обещай, что дождешься.

Я приоткрыл глаза и кивнул.

Дженни поцеловала меня в щеку и бросилась в сторону дороги.

Держать глаза открытыми долго я не смог. Никакой яд в мой организм не проник, но это и не имело значения. От гарроты и ножевого ранения я потерял очень много крови. Сомнений не оставалось: мне суждено умереть. Но я все же победил. Оги мертв. Его наследный принц мертв. Сога мертва. Убийца Миеко мертв. А это означало, что Дженни сможет жить. С такими мыслями встретить смерть казалось не так страшно.

Издалека донеслись радостные крики полицейских, взявших под контроль усадьбу. От неожиданности я открыл глаза. Прибыли сразу несколько вертолетов, наполнив округу механическим грохотом двигателей и шаря прожекторами во тьме, царившей внизу. С невероятным облегчением я позволил своим векам сомкнуться окончательно и улыбнулся. Началась операция по прочесыванию и зачистке захваченных вражеских позиций. Моя дочь быстро найдет полицейских, или они сами найдут ее. Это все, что меня сейчас волновало. Шестилетней Дженни предстояла еще долгая и полная событий жизнь. Я мог считать, что прожил тридцать два года насыщенно. Повидал мир. Успел сделать своим домом сначала Токио, потом Лос-Анджелес и, наконец, Сан-Франциско. Причем повсюду успел обзавестись верными друзьями. Любил и был любимым. Чего еще оставалось желать?

Боль ослабла, а вскоре перестала ощущаться вовсе. Меня всего словно окутало черное теплое покрывало. Все это предвещало скорый конец.

– Прости, Джен, – прошептал я в темноту ночи. – Я сделал все, что мог.

Эпилог

Позже я узнал, что восемнадцать часов метался в бреду, погруженный в горячечные галлюцинации. Причем снова и снова я видел, как моя дочь бежит ко мне с раскинутыми для объятий ручонками. Эта сцена повторялась очень часто, но никогда не надоедала. В моих видениях, вызванных сильными лекарствами, мир представал поистине идеальным. Все пережитые страхи и боль стерлись из памяти. Никто из тех, кого я любил, не погибли, не пострадали, не пережили глубочайших потрясений, а проплывали передо мной успокаивающими, умиротворяющими, внушающими оптимизм образами, и во снах я был окружен лишь радостными и улыбающимися лицами.

Когда же действие наркотических препаратов ослабевало, с темной периферии моего сознания пробивались воспоминания о жестокой реальности. Эберса застрелили, Ренну погубил яд, Дженни нанесена неизлечимая душевная травма, Наразаки погиб. Но в медикаментозных иллюзиях мой названый дядюшка являлся ко мне живой и смеющийся, по своему обыкновению дружески похлопывая меня по плечу. Как он прожил свою жизнь? Отчего умер? Что мне теперь думать о человеке, которого я прежде считал почти членом своей семьи?

Лишь много часов спустя я впервые полностью вышел из забытья. Огляделся, и передо мной предстало видение: в кровати у противоположной стены комнаты лежал Ренна. Его правая рука была перевязана, а в вену введена трубка капельницы. Лейтенант посмотрел на меня.

– Как мы сюда попали? – спросил я.

– Не имею понятия.

– Ты поправишься?

– Похоже на то.

Я кивнул и снова погрузился в мир грез. До меня доносились голоса. Кругом плясали какие-то призрачные тени. Я действительно разговаривал с Ренной, или то была лишь одна из галлюцинаций? Где Дженни? А Нода? Где нахожусь я сам? Льюк действительно убил Наразаки, или мне это только привиделось? Кто погиб? Кто остался в живых? И что случилось со мной самим?

Через десять часов наступило вторичное пробуждение. На меня смотрел Ренна.

– Я понял, – произнес он.

– Что?

– Как мы здесь оказались. Это ты нас сглазил. Разве ты не говорил: «Пока смерть не разлучит нас»? Или уже забыл?

– Мне очень жаль, извини.

Что-то шевельнулось рядом со мной. Я приподнял одеяло и увидел, что, свернувшись калачиком и громко посапывая, на краю моей кровати спит Дженни.

Следующим видением наяву стал лейтенант Джейми Маккан. Оказалось, что это уже третий его визит, но первый, когда в сознании пребывали мы с Ренной. Он сообщил нам последнюю информацию и поинтересовался нашим мнением: можно ли считать подобный результат окончательной победой над таким монстром, как Сога? Что, естественно, для всех нас оставалось вопросом номер один.

Придется ли нам столкнуться с Согой вновь, или она уже никогда не восстанет из пепла? Этого я пока предвидеть не мог. По словам Маккана, участок на Лонг-Айленде выглядел так, словно там произошла битва. При штурме американского лагеря Соги погибли шестеро полицейских. Ранили – семнадцать. Двенадцать человек пострадали при первой атаке, но, по счастью, вражеские пули поразили их в ноги, когда заработали два установленных Согой пулемета с дистанционным управлением и стволами, нацеленными на уровне голеней. Именно их плотный заградительный огонь остановил первое наступление, вызвав волну самых ужасающих криков боли, которые Маккан когда-либо слышал за всю свою долгую карьеру в полиции. «Что же за люди подобрались в Соге, если способны на такое?» – этот вопрос не давал ему покоя.

Что касается потерь Соги, то полиция уничтожила двух снайперов у главных ворот, а Ренна довел их общий итог до трех убитых противников. Маккан признал, что основной урон нанес врагу я. На моем счету оказались Оги, Кейси, Дермотт, трое похитителей дочери, а также боец-первогодок, найденный позже в кустах связанным и с кляпом во рту. Всего же Сога потеряла девять человек убитыми при одном пленном. Учитывая великолепную боевую выучку противника, это можно было считать огромным успехом, хотя девятерым солдатам Соги удалось скрыться. И конечно, нельзя было забывать о двух гражданских жертвах: Деймонде из мэрии Сан-Франциско и Наразаки, представлявшем агентство «Броуди секьюрити».

На следующий день, когда силы вернулись ко мне, я подробно рассказал по телефону о событиях на Лонг-Айленде Теджиме и Козаве. И бюрократ из министерства обороны, и теневой властитель поздравили меня, но разговаривали сдержанно и кратко. Я понимал, что это означало: оба постараются держаться в стороне от данного дела, что не могло не наводить на грустные размышления.

Впрочем, они оставались верны себе, а потому я отбросил мысли о них и набрал еще один номер в Токио. Вот «томмигавк»-Томита выслушал мое повествование и реагировал на него с искренней радостью и торжеством. После дополнительных бесед с Макканом и представителями полиции Сан-Франциско репортер разразился очередным сенсационным материалом на первой полосе «Майнити». С огромной неохотой, но правительству пришлось начать действовать. Как объяснил мне позднее Томита, у чиновников и политиков возникло искушение в очередной раз замять скандал, «наносящий урон престижу страны», но дело Соги приобрело слишком громкий международный резонанс, чтобы власти могли его под тем или иным предлогом игнорировать.

Впервые в новейшей японской истории население целого поселка было посажено под домашний арест. Операции подобных масштабов не проводились с тех времен, когда воинственные даймио и сёгуны могли предавать огню и мечу целые города, уничтожая кланы своих врагов.