Читаем без скачивания Питер - Шимун Врочек

— Лаэс. В этом имени есть что-то эллинское, античное… — мечтательно произнес Фёдор. — Имя для молодого и прекрасного бога.

Уберфюрер за спиной старика покрутил у виска пальцем. Иван незаметно показал ему кулак.

— Так ты ещё и ксенофоб? — холодно поинтересовался Мандела, когда они вышли из конференц-зала, в единочасье превратившегося в госпиталь.

— Какие ты слова, однако, знаешь… — Уберфюрер помолчал. — Дурак ты, Мандела. Мне за старика обидно. Хороший старикан. Правильный. И тут такая фигня.

— Чужой, — сказал Иван. — Но при этом его сын. Кажется, мы здесь лишние.

— Думаю, пора прощаться, — сказал старик. Губы его тряслись. Иван посмотрел на его морщинистые руки, они сейчас дрожали.

— Да, пора. Сегодня вечером мы уйдем, — Иван помедлил. — Осталось придумать, как нам добраться до Питера…

Он хотел добавить «домой», но вовремя остановился. С некоторого времени становишься суеверным даже в мыслях. Верно, Иван?

— Я могу помочь, — сказал Фёдор.

С минуту Иван смотрел на смотрителя реактора, потом поднял бровь:

— Серьёзно?

Съемная дрезина, раньше такие специально использовали, чтобы можно было снять их с рельсов и снова поставить. На них обычно ремонтники ездили — целыми бригадами.

Хороший вариант. Единственное, никакой защиты от тварей.

Впрочем, выбирать не приходится.

Они загрузились.

— Он ленинградский до мозга костяшек, — продекламировал Фёдор. Посмотрел на диггеров. — Спасибо, что заехали в гости. Приезжайте ещё. Мы с Лаэсом будем рады…

Мелкий накрапывал дождь, — подумал Иван почему-то стихами.

Фёдор Бахметьев вышел их провожать. Когда мотодрезина тронулась, Иван долго смотрел на оставшуюся позади худую фигурку старика. Понурая, одинокая. Потом, когда фигурка стала совсем маленькой, к ней из леса или из-за контейнеров (вообще непонятно, откуда взялась) вышла высокая — не по-человечески высокая фигура. Наклонилась низко, будто что-то сказать.

В последний момент, когда они исчезали вдали, Иван увидел, — или ему это только показалось? — что старик поднял руку и положил высокой фигуре на плечо.

Глава 19

Возвращение

Чёрный силуэт, рвано держась в воздухе, спланировал над Невой. Ивану всегда Невская река казалась жутковатой, стоит только посмотреть, как она течет вдоль мостов. Округло морщится вокруг опор, негромко, с мягкими всхлипами, проносит себя мимо Васильевского острова. Опасность растворена в её чёрных водах.

Возможно, эта река была опасна ещё тогда, когда никакой Катастрофы и в помине не было.

Иван проследил взглядом полет тёмного силуэта. Далекий, душераздирающий крик застал Ивана врасплох — процарапал по хребту, ржавый, острый. Бесконечный.

Летающая тварь спустилась ниже.

Уцепилась за мачту.

«Аврора» стояла с креном на правый борт. По заржавленным серым бокам с облупившейся краской спускались к воде тонкие белёсые побеги. Внутри самого корабля, кажется, обитало что-то не очень хорошее. Точно Иван не знал, но были такие подозрения.

Чёрное пятно на дымовой трубе «Авроры». Тварь устроилась поудобнее.

Иван увидел, как тонкие белёсые лианы вдруг пришли в движение… Бросок! Оплетенная белыми нитями чёрная тварь забилась, дёрнулась. Закричала. Иван поморщился. Крик пробирал до костей.

Но вырваться ей не удалось.

Белёсые лианы медленно втянули барахтающуюся тварь в дымовую трубу. Вот и нет ничего.

Ещё некоторое время Иван слышал, как тварь кричит — словно водят по нервам ржавой пилой. Потом всё затихло.

Вот и конец.

Тихая питерская ночь…

Иван проснулся, почувствовав, что дрезина замедляет ход. Стук колес стал реже — но всё такой же металлический, неприятно дёргающий, а вот резкость его уменьшилась. Теперь это было не БАМ, а скорее б-баам.

И мотать из стороны в сторону стало гораздо меньше.

Он открыл глаза. Сквозь стёкла он видел, как проезжает мимо, неприятно постукивая, серо-коричневая, мокрая земля. Изредка встречались по пути заросли травы — ровной и плотной, словно слепленной из глины. Неприятно коричнево-ржавого оттенка, она нехотя пригибалась под порывами ветра. Словно это трава своим вялым шевелением создавала движение воздушных потоков, а не наоборот.

Иван некоторое время сидел, бездумно глядя перед собой. Тут и там вокруг железной дороги виднелись следы прежнего присутствия человека. Упавшие, сгнившие столбы электропередач, обрывки проводов. Не до конца поглощенный землей ржавый трактор — местами на его бортах проглядывали остатки синей краски. Деревянная будка у дорожного переезда, покосившаяся, как под ударом великана.

Упавший шлагбаум, перед ним на переезде — две машины. Совершенно гнилая белая, за ней гораздо более целая тёмно-синяя — огромная, с квадратными фарами. Ржавчина съела её деликатно, проступила изнутри, словно проявляющееся на фотографии изображение (Иван как-то видел, как печатают фото на паспорта в Василеостровской лаборатории). Вот эта тёмно-синяя чистая бумага лежит в ванночке… И вот она уже вся в пятнах, которые медленно расплываются, становятся четче…

Иван отвернулся. Всё-таки замедляем ход… или нет?

Шевелиться не хотелось. Хотелось ехать и ехать.

Что же мы сделали с землей?

Запустение.

Мерзость.

Резкий, оглушительный в окружающей тишине, стук колес дрезины…

— Командир, впереди поезд, — голос Кузнецова. — Командир?

Иван вздохнул. В маске духота, лицо залито потом. Стёкла по краям запотели. На языке кисловатый, отвратительный привкус кошмарных видений. Похоже, пора менять фильтр.

— Какой поезд? — Иван привстал. Со сна и дороги спину словно камнями набили.

— Что? — не понял Кузнецов.

— Поезд, говорю, какой?! — пришлось повысить голос.

Дрезина продолжала медленно катиться. Мерный рокот двигателя сменился редким дёрганым звучанием. За дрезиной оставалось висеть в сыром воздухе прозрачное пятно выхлопа.

Уберфюрер привстал на своем месте (он сидел впереди, Иван увидел его спину в резиновом костюме), чертыхнулся неслышно. Повернулся к Ивану.

Тот вздрогнул. В первый момент ему показалось, что на него смотрит резиновая обезьянья морда.

Испуг был мгновенный, как вспышка. Тут же прошёл, но оглушительный бой сердца остался.

— Приехали, — сказал Убер. Теперь это снова был он. — Слазь, интеллигенция, кончился ваш бронепоезд.

Иван поднялся со своего места, держась за сиденье, повернулся, посмотрел вперёд. Вот чёрт.

Преграждая дрезине путь, на рельсах стоял старый ржавый состав. Но самое плохое, что на соседних путях застыл встречный поезд. Это же надо было им так встать, подумал Иван. Эх.

Встретились два одиночества.

Когда Фёдор давал им эту дрезину, то сказал, что в случае необходимости её можно снять с рельсов и перенести на руках. Иван тогда кивнул. Ерунда. Что такое триста кило для пятерых мужиков?

Оказалось, очень даже много, — если нести её пятнадцать вагонов по гравийной насыпи. И это — не считая собственных вещей. Фонари диггеры не включали, прозрачные сумерки (белые ночи, ха) позволяли видеть всё. Здесь было даже светлее, чем в метро, но свет был не концентрированный, направленный, а такой, словно разбавленный водой, он шёл отовсюду и ниоткуда.

— Может, ну её — и пойдём пешком? — предложил Уберфюрер. — Тут осталось-то…

— Через Автово? — удивился Иван.

— О, блин, — Убер по привычке почесал резиновый затылок, отдёрнул руку. — Ты прав, об этом я не подумал.

На Автово, по слухам, расплодились какие-то странные твари. С виду почти люди, но — не люди. И оставляют после себя высушенные трупы. Так это или не так, Иван проверять не хотел. Лучше уж привычные собаки Павлова, Голодный Солдат, птеродактили… Или кто они там?

Знакомое зло лучше, чем незнакомое, верно?

Или допустим, пройдем мы Автово, а там дальше что? Отморозки Кировского завода и параноики с Нарвской? Отличное сочетание. Ещё их легендарный Лётчик, романтический убийца в лётной куртке… Нет уж. Мы как-нибудь сами. Потихонечку.

— Раз-два, взяли.

Они подняли её и понесли. Иван думал, что руки у него скоро отвалятся. Просто останутся висеть, вцепившись пальцами в железную раму дрезины. Как та рука у манекена на Невском…

Гравий под ногами скользил, мешал идти.

— Перекур, — выдохнул Убер. — Бросай дуру!

Они поставили дрезину на землю, остановились передохнуть.

Иван присел, склонив голову набок.

После тарахтения мотора дрезины и гулкого стука по ржавым шпалам тишина казалась завораживающей. Иван сквозь привычный гул в ушах слышал даже, как ветер шевелит траву. Или — кто знает? — трава шевелит ветром…

Как всё относительно в этом мире без человека. Словно с его уходом пропала точка отсчёта.