Читаем без скачивания Чемпионы Темных Богов - Джон Френч

В нос Гримура ударила вонь крови. Он почувствовал запах опухолей, разросшихся в плоти воина Терзания, и мертвое мясо. Он задался вопросом, мог ли сам однажды стать таким же, если свет Ока проникнет достаточно глубоко в его кости, превратив из лорда Фенриса в зверя, который скитается в морозной ночи Нижнего мира.

Фенрис. Помнил ли он его вообще? Иногда он казался просто образом, словом, что вызывало поблекшие воспоминания звездного света, отражающегося от моря, рева треснувшего пакового льда, яркой, сворачивающейся на снегу крови.

— Он был здесь, — голос Сикльда нарушил ход мыслей Гримура, но он не обернулся. Воин знал, что рунический жрец вошел в коридор, не нуждаясь в том, чтобы видеть или слышать его. Гримуру даже не требовалось отвечать ему. Вместо этого он наклонился, опустил бронированный палец в растекающуюся лужу крови, и затем коснулся им языка. Секунду он ощущал лишь соль и железо, затем пришли воспоминания о крови, мерцание получувств, запачканных безумием и скверной. Он увидел палубы корабля, на которых сейчас стоял, покрытые кровью насажанных на алтари жертв, увидел фигуру в силовых доспехах со шлемом в форме морды гончей, и увидел тускнеющий образ знамени с серебряным мечом в черном кулаке на красном поле. Погибший воин когда-то звался Элсканар, хотя забыл свое имя задолго до того, как секира Гримура обрезала его нить. Но кровь и плоть помнили.

Гримур выпрямился, снова осознав, как сгорбилась его спина, и поникли плечи. Морозно-синие глаза Сикльда смотрели на него. Рука Гримура подсознательно опустилась на осколок из красного железа, висевший на веревке у него на шее. Рунический жрец также снял шлем, и копна седых волос упала с макушки обритой головы до самого пояса. На его нагруднике и наплечниках расправили костяные крылья вороны. С брони свисали птичьи черепа и оправленные в янтарь мертвые глаза, постукивая при движении о серый, цвета грозового неба, керамит. Белая, почти прозрачная кожа туго обтянула заостренные кости его лица, когда он оскалил клыки, длиною и остротою не уступавшие иглам — скорее кот, нежели волк.

Он был молод, по крайней мере в сравнении с остальной стаей Гримура. Когда охота лишь начиналась, Сикльд был недавно окровавлен, его лицо дышало жизнью, глаза были золотыми, а смех быстрым. Время и охота изменили это. Он обнаружил, что на нем вюрд. Его тело иссохло, кожа как будто впиталась в кость, пока в душе все сильнее расцветал вюрд. Теперь Сикльд редко разговаривал, а остальная свора отворачивала глаза, когда он проходил мимо. Он был ходячим в ночи, охотником подземного мира, и хотя он до сих пор оставался их сородичем, стоял отдельно даже от остальных рунических жрецов.

— Ариман был здесь, — повторил Сикльд низким сухим голосом. — Я чувствую его шаги по полу, его касание к костям «Кровавого полумесяца». Прошло много времени, но его запах силен.

— Достаточно силен, чтобы ты привел нас к нему?

Глаза Сикльда закрылись, и он облизал губы.

— Возможно, — сказал он после паузы.

— Мы должны взять запах, — прорычал Гримур. Они были близко, он чувствовал это костями и дыханием. В нем не было вюрда, но воин знал это. Сейчас они не могли потерпеть поражение. Они отдали слишком много, чтобы проиграть.

— Возьми его отсюда, — сказал Гримур, кивнув на мертвого космического десантника у ног.

Долгое мгновение Сикльд удерживал взгляд Гримура. Затем рунический жрец склонил голову и подошел к трупу, нанизанные на нити фаланги пальцев застучали о древко посоха.

— Кромкой твоей секиры, мой ярл, — сказал он. Застежки на перчатке открылись с шипением выравнивающегося давления. Сикльд опустился на колено и вырвал из трупа кусок мяса. Между обнаженными пальцами закапала кровь. Он поднес его к лицу и глубоко вдохнул. Зрачки в синих глазах почти исчезли, и он выдохнул. По воздуху растекся белый туман. Гримур почувствовал, как задрожала кожа, и крепче стиснул секиру.

Сикльд кивнул и откинул голову. Его рот широко раскрылся, затрещали хрящи, натянулась кожа. Рука Гримура сжала зуб из красного железа. Челюсть Сикльда открывалась шире и шире. Он опустил кусок мяса в рот и его зубы сомкнулись. Рунический жрец покачнулся, стоя на коленях. Искаженное лицо оставалось запрокинутым, по щекам стекала кровь. Зрачков не стало. На броне расцвела изморозь. Он затрясся. Не сводя глаз с рунического жреца, Гримур поднял секиру. Варп коснулся их всех. Он проник в их кости и слился со зверем, что таился под кожей. Все они стояли в шаге от обращения, и когда рунический жрец шел по дороге сна, он касался той судьбы. Сикльд взревел, звук эхом разнесся по коридору, отдаваясь болью. Сквозь стиснутые зубы выплеснулась черная кровь и желчь. Гримур приготовился к удару.

Молчание удержало его руку. Сикльд рухнул на палубу, его глаза и рот закрылись, пальцы задергались.

— Брат, — сказал Гримур, но не опустил секиру. Сикльд не шевелился. Внимание Гримура привлек вой и шипение доспехов. Хальвар и десятеро воинов из его стаи стояли рядом с ним, их оружие и доспехи блестели от крови. Все они сняли шлемы, и рты с челюстями некоторых из них отмечали следы свежей крови.

«Скоро это должно закончиться, — подумал он. — Или мы будем потеряны».

— Мы добрались до центрального ядра на этой палубе, — произнес Хальвар, бросив взгляд на обезглавленного воина Терзания и лежащего Сикльда.

Гримур открыл было рот, как глаза Сикльда распахнулись. Лицо рунического жреца обрело привычную форму, и поднялся он уже с твердым взглядом. Он потянулся и вынул кусок мяса изо рта.

— Я получил его, — сказал он, и его голос походил на ветер, бормочущий на ледяном поле. — Я вижу его путь, его теневое тело танцует на границе загробного мира, ища какой-то фрагмент из прошлого. У нас есть запах, мы можем охотиться.

Ариман бежал, а за ним по пятам гнались волки. В легкие врывался воздух, его босые ноги тонули в прахе. Ночь была серебром, рассыпанным по соболино-черному куполу над головой. На левой руке болтались рваные пряди света. Он крепче стиснул кулак и почувствовал, как нити еще сильнее закорчились в пальцах. За спиной послышался вой. Азек оглянулся — волки были близко, темные размытые пятна движения, припавшие к земле. Их глаза горели угольно-красным цветом расплавленного золота.

«Слишком близко, — подумал он. — Слишком, слишком близко».

Вой раздался снова. Ариман устремил взор вперед, туда, где возвышался утес: близко, так близко. Он прыгнул к бледной скале. Из-под ног полетели камушки, и вдруг он упал назад. Волки победно взвыли.

«Это не на самом деле, — падая, подумал он. — Воздух в моих легких — лишь воспоминание, свет — просто идея».

Ариман ударился об землю. Он тяжело выдохнул и перекатился на ноги. Волки вырвались из ночи с широко раскрытыми пастями, в которых бились огненные языки. В воздухе повисла вонь крови, дыма и грязной шерсти. Азек выпрямился.

«Это не на самом деле, — подумал он, встретившись с ними глазами. — Это — сон, картина, созданная остатками опыта и воображения».

Волки прыгнули, с клыков изо льда брызнула раскаленная слюна.

«Но сон все еще способен убить».

Ариман бросился на утес. В лодыжку вцепились клыки. Он закричал и лягнул ногой. Хватка ослабела, и Азек поднял руку, а ноги заскребли в поисках скалы. Золотые нити света извивались в руке, пытаясь вырваться на свободу. Волк впился сильнее. Из раны закапала кровь, и в его разуме всплыли слова.

+ Мы пришли за тобой, + прошипел голос. + Мы никогда не устанем. Мы вспорем твое брюхо воронью и скормим душу змее в сердце мира. Мы — твое забвение, Азек Ариман. Твоя душа будет вечно петь в ночи. +

Ариман почувствовал, как соскальзывает хватка. Он посмотрел на волка, повисшего у него на ноге, его покрытое мехом теневое тело словно раздулось. Его глаза встретились с огненными провалами в лишенном кожи черепе. Другие волки также карабкались на утес, их пасти — оскалы пламени.

«Нет!» — подумал он и извернулся, чтобы врезать ногой по волчьей пасти. Ариман ощутил, как хватка зверя поддалась, и вырвал ногу из челюстей. Волк свалился на землю, подвывая от боли и ярости. С раненой лодыжки на утес закапала кровь. Он выдохнул. По телу расползалось онемение, кожа покрывалась кристаллами льда, кровь закипала. Ариман поднял взор и увидел на вершине утеса луну и небо, но скала тянулась все дальше ввысь, вырастая прямо у него на глазах. Он потянулся к следующей выемке. Волки взвыли от разочарования. В тех криках ему почудились голоса, старые голоса, которым ненависть придавала форму.

«Я не должен упасть, — думал он. — Не сейчас. Если только я доберусь до вершины, то буду в безопасности».

Под ним бдительно кружили волки, безмолвные после того, как вкусили его крови. Азек прижался к скале, поднял свободную правую руку, нашел выемку и подтянулся.