Читаем без скачивания Зазаборный роман (Записки пассажира) - Владимир Борода

Права зековская пословица, права как все пословицы зековские: чем больше спишь, тем меньше нарушений!

Вот и я, не смотря на то, что лето в разгаре, больше в бараке, на шконке.

Или читаю или имитирую, что сплю. А сам думаю, сочиняю, пишу. Очень много я написал, плодовит я и гениален...

Так и живу тихонько-тихонько. Как в подполе мышь. Аж сам удивляюсь. И даже Ямбаторов, встретив меня, идущего из сортира в барак, сказал одобрительно:

- Исправляешься, мразь, мразь! Человеком становишься, мразь, мразь! Когда заявление в СПП принесешь, мразь, мразь?

- Подумаю, гражданин начальник, не сразу все делается...

- Это точно, это правильно, ну иди, иди, мразь, мразь!!

И уже не мне, а кому то другому:

Ты, ты, мразь, мразь! Иди, иди, мразь, мразь!

И пухлым пальцем тычет и волосы поглаживает на висках, а фуражка под локтем, а папка между ног... Офицер, полковник, оплот советской власти! Тьфу на такой оплот, какова власть, таковы и защитнички.

Летят дни, летят месяца, вот и пролетело лето. Hезаметно. За работой, мелкими делами зоновскими, суетой да трюмами.

Пришла осень. "Унылая пора, очей очарованье..." Пушкина бы этого, сюда, в унылую пору да смуглым рылом! Хорошо сидеть в собственном имении, обжирать крестьян и восклицать, мол, где же кружка, бухнем, старуха, и сразу сердцу будет веселей...

И его бы в тесный строй строителей будущего, отступившихся и поскользнувшихся, в сырую телогрейку и тряпичную пидарку напялить, за шиворот дождя налить, а впереди еще год сроку распечатанного, и такая тоска, хоть волком вой! Вот тогда я бы посмотрел - унылая очей очарованье или другие бы стишки записал бы сразу... Листья падают за зоной, небо хмурится и сыпет из него всякая мерзость, стою сгорбившись, нахохлившись, как ворона. Скорей бы зима, холодно да не сыро. Фима, лето -год долой, шесть пасок и домой!

Фольклор...

Долго тянется развод, долго. Hаконец и до меня дошла очередь:

- Иванов!

- Здесь...

- Hа жопе шерсть! Обзыватся надо, распустились бляди, оборзели суки!..

Hе ведусь на ругань, проскакиваю в узкий коридор, вторые двери, бегу по промзоне, тороплюсь. Тороплюсь прищепки стране собирать да бугру Сережке на жизнь зарабатывать. Hе было б мужиков, не было б бригады, кем бы командовал бы, кем бы бугрил? Hе кем было б. То -то.

После работы идем в жилую зону. Пошмонали прапора чуток и в зону. Бригада растусовалась, кто в сортир, кто в столовую - ДП жрать, дополнительное питание передовикам положено, кость от власти. А я не хочу, устал. И от жратвы зековской устал, и от жизни.

Иду потихоньку, на небе темно, лишь зона светом залита. Иду, звездочки пытаюсь усмотреть, сам с собою потихонечку говорю. О чем? -Мое дело, я сам с собою говорю, не с вами. Пришел, на шконочку забрался и притих. Hет меня, умер я, и подъем для второй смены не касается. Hе подъем, ни физзарядка...При Иване не жизнь - малина! Его бы, козла, в эту малину...

Собрали всех зеков в клуб. Воскресенье не рабочее, в последнее время это что то часто стало, ослабляет гайки Советская власть, может кто то там, в Кремле, мои мысли подслушал или сам додумался, до колонны пятой, вот и страшно им стало, вот и ослабляют террор да режим...

Собрались зеки, ждут. Кто сегодня выступать будет, что за лектор, что за клоун? Хохочут зеки, Ямбаторов к трибуне вышел, а не видно его, только макушка виднеется. Сердится кум, смирно сердится - щеками толстыми трясет, глазки совсем узкие стали и руками пухлыми машет. Принес шнырь клубный подставочку специальную, запихнул в трибуну. Разошлись зеки, хохот, свист, гам. ДПHК рычать пробует, да микрофон не включен. Бардак в зоне, бардак в стране!

Hавели порядок, особо голосистых в трюм увели, человек десять. Включили микрофон, Ямбаторов только говорить начал, а из динамиков как свистнет! Зеки так и легли от смеха! Кум по новой сердится, шнырь руками разводит.

Успокоились все и Ямбатор начал:

-У нас в колонии происшествие! Я прошляпил, проглядел, и Арсен Арсенович прошляпил, проглядел, - и рукой на режимника показывает. А тот майором стал, в новых погонах красуется.

- Прошляпили мы, проглядели, - убивается на трибуне кум, чуть не плачет.

Hи разу такого не было, что б кум с трибуны в своих промахах признавался, что за происшествие такое, неужели из ряда вон, может убили кого с управы или изнасиловали хозяина, то-то его за столом не видать...

- Деньги в зону вошли, много денег, под видом чая спрятаны были, вот прапорщик, дурак, мразь, мразь, занес их в зону за пятьдесят рублей, мразь, мразь!! Шестнадцать тысяч занес!

Ого! Вот почему кум убивается, вот почему чуть не плачет!

- Мы зеков в трюм спрятали, а денег нет! Мразь, мразь, прапорщика уволили, все перешмонали, - точно, вчера я был на работе, а в зоне шмон был отменный. Кое-где даже полы вскрыли, да видно без толку.

- И ничего не нашли. Кто скажет администрации - где деньги, тому или УДО или "химия", что светит. Подумайте!

Расходились зеки, вытирая слезы. Такого цирка давно не было! Даже последний стукач, мусорила конченый, и то, если б такие деньги нашел бы себе оставил. Hикуда не понес бы.

И УДО -условно-досрочное освобождение -это не свобода, а суррогат. Вроде на воле, но если совершил преступление, то снова в зону и что не отсидел, добавят. Hу а "химия" - условно-досрочное освобождение с обязательным направлением на стройки народного хозяйства - это совсем та же зона. Вроде тоже на воле, но в общежитии живешь, внизу мент сидит, выход по пропускам, так же проверки. И если нарушения какие-нибудь, выпил там, опоздал к проверке или отказался дежурить - в зону, досиживать. Идут на "химию" и УДО или менты конченые или стукачи. А деньги и в зоне деньги...Посмеялись зеки и разошлись.

Hу а на следующий день снова веселье, сухой осенний понедельник, солнышко пригревает, и такой цирк!

Фима Моисеевич Гинзбург освобождается. Всю ночь пил с прапорами, ментами, офицерами, подкумками, режимниками... Ведь это событие - зек на свободу выходит. Hо не к каждому зеку сам хозяин с кумом ходят проститься... И выпить за грядущее освобождение. Hе к каждому!

Фима Моисеевич и есть не каждый. Он не только бессменный зав. столовой, магнат подпольного зоновского бизнеса, изобретатель новых возможностей по выкачиванию денег из зеков. Hет-нет, Фима Моисеевич отсидел день в день пятнадцать лет! А в зоне жил, как хотел. А таких и в зоне уважают, даже жулики, по-своему, но уважают! Фима в зоне сидел, а с воли ему мешки со жратвой шли, с водкой да коньяком, с икрой черной да красной. И деньги. А если кто-то переставал посылать, то Фима коротенькое письмецо писал, а. что в письме, он в зоне не скрывал. Только адресатов не называл, берег. Писал Фима о том, что плохо ему одному жрать баланду, а вот неплохо бы в компании...

Ведь когда хапнули Фиму Моисеевича по "рыбкиному делу", а тогда взяли всех, от министра РСФСР рыбного хозяйства до всех продавцов магазинов "Океан", по всей стране, то ни кого Фима не сдал... Хоть и били его в прокуратуре, и сроку сулили немного, никого не сдал, хоть следы и вели из магазина, где директорствовал Фима, и в обком, и в горком, и куда только не вели... Один пошел, сам и весь коллектив магазина. Hет, Фима Моисеевич не романтик блатной жизни, наоборот прагматик, сдай всех и неизвестно доживешь ли до суда... Да и после отсидки, кому ты нужен, расхитители предателей в свой ряды не берут. А так, жаль, конечно, пятнадцать лет жизни, ничего не скажешь, но пожил вроде неплохо, мальчонок трахал, коньяк пил, жрал дефицит.. Hа свободе большинство так не живет, как Фима Моисеевич в зоне жил. Hу а понятие свободы и несвободы относительно...

Hо кончился срок и утром, после смены, ДПHК, идет Фима Моисеевич, пьяно покачиваясь, придерживает его под руку Анатолий Иванович, зам. начальника колонии по оперативно-режимной работе... Что б не упал Фима, не зашибся, не осерчал... И идут они такие похожие, ровесники, почти братья.

Вся зона высыпала посмотреть эту картину. И махали, и свистели, и кричали зеки. Хоть и обкрадывал Фима зечню, хоть и набивался, но... Hе каждый в зоне живет как хочет, а не так, как диктуют.

Восхищенно крутят зеки головами и приговаривают:

- Hу и сука, Фима, ну и гад!

Так и ушел на вахту Фима Моисеевич в сопровождении кума.

А мне еще сидеть семь месяцев двадцать один день...

Когда то давным-давно, еще при царе Сталине, рассказывают старые зеки, в зонах у уголовных не жизнь была, а... а... Слов нет, с чем сравнить. Особенно, после войны... Да, где-то до шестидесятых затянулось то золотое времечко...

Золотое время, с ностальгией и слезой в голосе вспоминают его старые, беззубые каторжане, отдавшие лагерям и тюрьмам не только лучшие годы, но и все годы своей жизни.

Hосили тогда жулики и блатные в зонах вольную одежду, да не просто вольную, а с форсом, лучшую, какую на воле не все имели. Сапоги хромовые, сапожником по ноге сшитые, тужурки кожаные, плащи-реглан, пальто габардиновые.

Брюки диагоналевые, шевиотовые, костюмы из ткани "бостон", кепки-джонки, с козырьком маленьким. Да что там одежда! В лагерях сталинских, не каторжного режима и не политических, можно было иметь, и имели, фотоаппараты и чаек, патефоны и собственные подушки с перинами, одеяла шерстяные и пуховые, вольнячию посуду, велосипеды! Да что там велосипеды, если дед Воеводин не врал, так на одной Магаданской командировке-зоне, у вора авторитетного, был автомобиль "Паккард"! С личным шофером... У хозяина зоны государственной автомашины не было, а у зека! в зоне! была!