Читаем без скачивания За свободу - Роберт Швейхель

Бурный гул одобрения заглушил отдельные возгласы возражавших и тех, кто требовал разрушения замка. Военачальники креглингенцев, вейкерсгеймцев, лаудахцев, кёнигсгофенцев застучали мечами. Гец фон Берлихинген вытер свое взмокшее плешивое темя, а Балтазар Вюрцбергер, дюжий начальник квартала и кабатчик из Шлейне, рявкнул из толпы:

— Дельно сказано! Вюрцбург должен опять стать имперским вольным городом!

— Да, он попал в самую точку! — заявил Якоб Кель. — Кто согласен со мной, я хочу сказать, кто за предложение Бубенлебена, пускай подымает руку.

Не только военачальники и члены военного совета, но и почти все горожане подняли руки.

— Большинство! — объявил Кель.

— Нет, так не годится! — крикнул Георг Берметер, протискиваясь к столу. — Замок должен быть разрушен.

— Правильно! — поддержали его вюрцбуржцы.

— Нет! Нет! — вопили тауберцы.

Поднялась ожесточенная перепалка. Гец набросился на главнокомандующего с упреками, что тот водит собравшихся за нос. Священник Деннер призывал всех к спокойствию, но его голос потонул среди несмолкавшего гула. Епископским посланцам стало не по себе. Гец, Мецлер и советники-оденвальдцы, возмущенные, покинули собрание. Тогда Якоб Кель, треснув кулаком об стол, голосом Стентора[116] потребовал тишины и крикнул Гансу Берметеру:

— Не суйтесь, коли вас не спрашивают. Кто еще разинет свою мерзкую пасть, того я выкину вон через окно. Пусть говорят послы.

— Roma locuta, causa finite[117], — язвительно произнес декан, — что в переводе на немецкий означает: вы поговорили, мы выслушали, и дело кончено. Но сдать Мариенберг на ваших условиях мы не вольны. Мы доложим о вашем предложении.

Он поклонился и среди гробового молчания вышел вместе со своими товарищами. Очутившись на свежем воздухе, они с облегчением вздохнули.

— Вы заметили, господа, — шепнул декан двум мариенбергским дворянам, когда они возвращались обратно верхом в сопровождении Берметера, — какие отношения у Гена с Флорианом Гейером. Они тянут веревку в разные стороны. Посмотрим, не удастся ли нам перервать ее посредине.

Между тем зал капитула постепенно пустел. Балтазар Вюрцбергер, Ганс Лемингер и другие горожане окружили Бубенлебена и Якоба Келя и горячо спорили с ними; к ним подошел и Флориан Гейер. Большой Лингарт встал, потянулся и спросил у Мецлера:

— Послушай, брат, ты не знаешь, где тут можно промочить глотку? Она у меня так пересохла, как будто этот чертов декан загнал меня в самое пекло.

— У булочника возле Мюльтора неплохое винцо, — отвечал Леонгард Мецлер, направляясь к выходу. — Или податься, что ли, в «Зеленое дерево»? Можешь залить там свою адскую жажду поповским вином и задаром. Молодцы вюржбурцы: хорошо подчистили подвалы у черного воронья.

— А ты слышал, какую штуку выкинули они с соборным викарием? — продолжал Мецлер. — Нет? И настоятелю тоже досталось. Ты только послушай. Недавно его преподобие, возвращаясь из Ротендорфа, где у него приход, видит у Ренвегерских ворот, как наши парни валяют дурака. И почудилось ему, что они прохаживаются на его счет. Он давай их честить; «Ах вы такие-сякие, бродяги вшивые! Погодите, отрубят вам скоро головы на городской площади». Караул! Тут и пошло! Нагрянули они всем скопом к настоятелю Гуттенбергу и подняли такой шум, хоть святых выноси. Тот с перепугу разрешил им в виде возмещенья за угрозы и бесчестье взять у викария с его Ротендорфского подворья полбочки вина. Наши молодцы двинулись с ружьями, флейтами, барабанами, прямо как в поход, и вдобавок к положенному выкатили из подвала еще девять бочек! Что тут было! Сбежалась вся деревня, и стар и млад, и женщины, и дети, и всякий пил сколько хотел и уносил сколько мог: кто жбан или кружку, а кто кастрюлю или ведро. Под конец все перепились до положения риз, и многие валялись в грязи середь улицы, как свиньи.

Друзья направились к булочнику у Майнского моста, чтобы пропустить там по стаканчику. Пройдя до Соборной улицы, они увидели Флориана Гейера, за которым следовала целая толпа любопытных. Попадавшиеся ему навстречу снимали перед ним шапки, останавливались и молча с уважением провожали его глазами. Он всем одинаково серьезно отвечал на приветствия, без тени снисходительности или высокомерия. На нем был простой гладкий берет, надвинутый на лоб, кожаный колет вместо панциря и длинный, подчеркивавший его высокий рост, плащ, из-под которого виднелся кончик меча. Его мужественное лицо загорело от солнца и ветра. Он перешел через мост и зашагал по переулку Буркхарда, когда до его слуха донеслись звуки скрипок и волынок, гиканье и женский визг. Этот шум исходил из цехового дома рыбаков. Рыцарь нахмурился. Дойдя до городских порот, он повернул к Николаусбергу или, как говорили вюрцбуржцы, Класбергу.

Тяжелые орудия. С гравюры Ганса Буркмайра

На горе Клауса кишмя кишел народ. Воины Черной рати с помощью вюрцбуржцев и анесбахцев перетаскивали увезенные из замков местных дворян и тевтонских рыцарей бомбарды[118] на самую вершину горы, где рыли траншеи. Это была нелегкая работенка: гора была крутая, без тропинок, а солнце припекало вовсю. Но солдаты были в отличном настроении и, чтобы перевести дух, перебрасывались шутками и пели. У Флориана Гейера нашлось для каждого из них доброе слово. Он подбадривал их, отвечал на их грубоватые шутки, показывал, как сподручней тащить тяжелые пушки. Наверху, на горе, он застал Симона Нейфера, руководившего окопными работами. Симона выбрали в Герольдсгофене его помощником. Гейер пожал ему руку, вместе с ним осмотрел траншеи и, устремив взгляд на Мариенберг, сказал:

— Будь у нас вертгеймские пушки, от замка скоро осталась бы лишь груда развалин. Но об этом нечего и думать. Вертгейм бережет их как зеницу ока и сам перевез их на Гохберг. Боюсь, как бы эта пропасть, отделяющая нас от Мариенберга, не оказалась непреодолимой для наших пушек и фальконетов. Они хороши только для боя в открытом поле, а не для осады крепостей. Да и пороха и ядер у нас тоже не хватает.

— Стало быть, переговоры с епископскими послами ни к чему не привели, и дело принимает серьезный оборот? — спросил Симон, пристально глядя на него. — Ведь послы должны сегодня вернуться с ответом.

— О неудаче говорить пока рано, — отвечал Гейер, и легкая усмешка искривила его мужественно очерченный рот. — Они убрались восвояси, поняв, что мы не поддадимся на приманку. Надеюсь, по возвращении они будут сговорчивей. Какая нам корысть подставлять свои плечи, чтобы остановить падающий вниз камень? Мы должны идти вперед, не останавливаясь.

— Я и сам так думаю, — согласился Симон. — Для нашего брата крестьянина дело может плохо обернуться, если мы долго простоим здесь без дела. И так уже многие больше думают о хозяйстве, чем о свободе, и норовят вернуться домой на время полевых работ. А вернутся ли они когда придет время возвращаться из отпуска, — это бабушка надвое сказала.

— Может быть, нам и не придется подвергать их такому испытанию, — отвечал Флориан Гейер. Он сел на насыпь и, положив ногу на ногу, продолжал: — Даже дисциплинированные ландскнехты развращаются от безделья во время долгой осады. А Фрауенберг может долго продержаться. Замок в изобилии снабжен провиантом и амуницией. Гофмейстер епископа, доктор фон Ротенган, как я слышал, уже давно готовится к осаде. Для наших крестьян стоянка в богатом и шумном Вюрцбурге была бы сущим ядом, особенно при той распутной жизни, которая царит в городе. Берметер не может обуздать их, да и не хочет. Ходят слухи, что он метит в бургомистры.

— Ну что же, — заметил Нейфер, — ведь был же первым ротенбургским бургомистром его двоюродный брат?

— А почему бы и нет? — сказал, пожав плечами, Гейер, — он человек способный и дельный. Но разгул и распущенность крестьян возрастают не по дням, а по часам. Надо вовремя положить этому конец. Завоевать и утвердить свободу, из-за которой мы стали под знамя Башмака, мы сможем только тогда, когда освободимся сами от пороков тех, кто еще недавно были нашими господами. Тлетворный дух не должен восторжествовать над нами. Мы его одолеем.

Симон Нейфер пристально посмотрел на него и задумчиво произнес:

— Одним принуждением цели не достигнешь. Силой можно заставить повиноваться и покарать за ослушание, но нельзя исцелить и уберечь от заразы.

— Это верно, но я ведь стою не за одно принуждение. Постой, кого это сюда несет?

К ним подошел опрятно одетый крестьянин. Лицо его нельзя было разглядеть из-за низко опущенных полей шляпы.

— Венделанд? — с изумлением воскликнул Флориан Гейер и вскочил на ноги. Этот человек уже много лет находился у него на службе и был оставлен им управителем Гибельштадтского замка.