Читаем без скачивания "Новый Михаил-Империя Единства". Компиляцияя. Книги 1-17 (СИ) - Марков-Бабкин Владимир

ТЕКСТ ВЛАДИМИРА МАРКОВА-БАБКИНА.

ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОМЕЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. ДВОРЕЦ ЕДИНСТВА. КАБИНЕТ ЕГО ВСЕВЕЛИЧИЯ. 17 июня 1920 года.

Птицы.

Птицы.

Вихрь пернатых за окном Дворца Единства.

Кричат и дерутся. Охотятся и добывают.

Добывают... Добывают... Добывают...

Говорят, что птицы умнее млекопитающих, имеющих мозг того же размера. Мол, необходимость маневрирования в трехмерном пространстве заставляет быстро принимать решения.

Не знаю.

Может быть.

Впрочем, хотел бы я посмотреть на птицу, которая умнее элементарной крысы.

Я молча смотрел в окно, не оборачиваясь к крысам, которые собрались за длинным столом в моем кабинете.

Крысы. Хитрые, злобные и изворотливые.

Что ж, если продолжить аналогию, то я тут загрызу всех. Если потребуется. И они это знают.

— Что ж, начнём, дамы и господа. Господин Самарин, вам слово.

Не оборачиваюсь. Это одна из привилегий Императора — не оборачиваться. И одна из возможностей напомнить собравшимся о том, кто здесь кто.

Премьер-министр Российской Империи чинно поднялся с места и обратился к присутствующим:

— Ваше Императорское Всесвятейшество и Величие, Ваше Императорское Величество, Ваше Императорское Высочество, дамы и господа!

Смотрю в окно. Честно говоря, порой меня самого коробит от всех этих бесконечных «Величеств», но протокол есть протокол. Это уже со второй фразы можно перейти на простое «Государь» и «Государыня», а так, ничего не поделаешь — Двор и официоз, будь он трижды неладен. Но Империя и монархия — это, в первую очередь, Традиция. И её демонстрация. Мы же не дикие американцы, в конце-то концов…

За спиной моей премьер-министр России докладывает ситуацию на рынке зерна. Всё так переплелось в этом мире — премьер России докладывает в столице Ромейской Империи, которая, по факту, является столицей Империи Единства, но это не точно, поскольку столица Единства там, где её Император. А Император тут я. Тьфу-ты-ну-ты! Куда-то меня понесло не в ту степь….

Устал я. Может в Турцию съездить на отдых? Шутка. Что там той Турции осталось на карте мира. Даже ни одного пляжа у Турции теперь нет.

— … поэтому возникшая неопределенность в верхних эшелонах власти в Соединенных Штатах ставит под угрозу предварительные соглашения о поставках зерна и продовольствия в этом и следующем году…

Да, слово НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ стало ключевым в международной политике и всемирной торговле. Пусть США в этом времени и в этой реальности не стали ещё гегемоном, но это и сейчас очень серьезный игрок. Британия дряхлеет и вот-вот потеряет свою колониальную империю, Германия ещё не восстановилась настолько, чтобы играть в мировом оркестре первую скрипку, а та же Франция долго ещё будет отходить после потрясений революции и скрежета восстановления монархии. Но беда в том, что нам нужно было продовольствие. Много и не только на сейчас.

Впереди нас ждал ужасный 1921-й год и жуткая засуха. В моей истории от голода погибли многие миллионы по всему югу России и по всему Поволжью. Каннибализм, ходячие скелеты, матери, убивающие одних своих детей, чтобы прокормить остальных. Всё это было в моей истории, и я сделаю всё, чтобы этого не произошло в этой реальности.

Да, в моей новой истории не случилось революций, не проиграли мы Великую войну, не вспыхнуло беспощадное и братоубийственное пламя Гражданской, не разрушена экономика, не уехали и не погибли миллионы, и даже пандемия не подкосила нас. Но засуху отменить было не в моих силах. А потому, мы готовились изо всех сил.

Я слушал премьер-министра России. Самарин излагал бодро и толково, вот только знаю я, как обычно бывает со всеми планами, рапортами и отчетами. Как там? Гладко было на бумаге, но забыли про овраги? Наверняка это и про нас сейчас тоже. На пресловутой бумаге у нас уже почти достаточно запасов, чтобы пережить следующий год. Очень скромно, но пережить. Без людоедства. Но дальше ведь, как всегда выяснится, что элеваторов мало, готовы не все, зерно попрело или его поели мыши. И хорошо, если действительно поели, а не ушло зерно на чёрный рынок. Дальше начнутся проблемы с железной дорогой и прочим транспортом, где-нибудь обязательно вспыхнет война (тут уж наши недруги постараются), какое-нибудь восстание или еще какая беда. Потребуются войска, в перевозках продовольствия наступит хаос. И прочее, прочее, прочее, что делает жизнь правителя столь увлекательной.

Балы, красавицы, лакеи…

И хруст собственных костей под колёсами Ее Величества Истории.

— Александр Дмитриевич, простите, что перебиваю…

Верноподданническое:

— Всегда готов служить, моя Государыня!

Императрица решила уточнить. Я всё так же не оборачиваюсь, иначе это нивелирует её вопрос.

— Александр Дмитриевич, у меня такой вопрос по вашему докладу — бросается в глаза вопиющее отставание от графика в части строительства новых элеваторов и зернохранилищ. Как вы это объясните?

Самарин с готовностью пустился в объяснения.

— Ваше Величество! Действительно, имеет место некоторое отставание. Однако, хочу напомнить, что до 1917 года в России было всего порядка сотни элеваторов, больше особо и не требовалось, ведь экспортируемое зерно, не слишком задерживаясь, уходило на экспорт буквально с колёс, а в условиях экспортных ограничений Великой войны, их вполне хватало для внутренних нужд…

Киваю, глядя в окно.

— Да, я помню голодные очереди в Санкт-Петербурге, Москве и прочих городах. Уж так хватало, что едва не случилась революция.

Самарин пытается аргументировать свою позицию:

— Это действительно так, Ваше Всевеличие, однако, смею напомнить, что проблема была не в отсутствии хлеба как такового, а в невозможности подвезти его в столицы из-за перегруженности железных дорог грузами войскового назначения, снежных заносов, и, в известной степени, саботажа со стороны заговорщиков. Смею выразить уверенность, что в нашем случае ничего этого не случится. Заговорщиков искоренили, на зиму запасов по губерниям достаточно, весенние и летние же потребности не могут быть поставлены под угрозу снежными заносами. Не говоря уж о том, что война окончена и воинские эшелоны будут не так уж сильно влиять на общую ситуацию с транспортными перевозками.

Хмыкаю про себя. Окончена война? Ой-ли. Мы почти беспрерывно с кем-то локально воюем или находимся под угрозой новой большой войны. И даже я, со своим послезнанием, уже не могу спрогнозировать случится ли она в ближайшие годы, а, уж, тем более, не могу четко указать даты её начала. Ведь это только в скверных романах про попаданцев главный герой точно предупреждал товарища Сталина за многие годы о том, что война начнется ровно в 4 часа утра 22 июня 1941 года. И что нужно принимать меры. А меры эти, между прочим, обрушивают всю историческую конструкцию и все «точные даты» отправляют в мусорную корзину истории. Вот так вот.

Вслух же уточняю:

— Так что там с элеваторами? Почему отставание? Вы хотите, чтобы с таким трудом собранное зерно и зерно, закупленное за золото, просто-напросто сгнило в необорудованных зернохранилищах? Или как вас понимать?

Премьер несколько растерялся.

— Ни в коем случае, Ваше Всевеличие. Мы делаем всё возможное. Но смею отметить, что в основном задержка происходит в части строительства и использования именно частных элеваторов, хотя их строительство было предусмотрено планом.

Понятно. Началось перекладывание ответственности. Значит дело действительно плохо. Что ж, пора выходить на сцену.

Усаживаюсь на свой стул во главе длинного стола. Изучающе смотрю на крупных агропромышленников .

— Что скажете, господа? Вам были выделены целевые субсидии и кредиты на строительство элеваторов. Где элеваторы?

Господа хмуро переглянулись между собой.

Разумеется, вопрос Маши не был экспромтом. Накануне мы довольно серьезно разбирали отчеты аналитиков и вполне понимали суть. Но задача не стояла просто надавать всем по шапке. Нет с крупным бизнесом так дела не делаются. Да, я — фактический Самодержец, но мудрый правитель тем и отличается от упоротого самодура, что ставит на службу себе и всей Империи самые различные интересы и самых различных людей. Та же, спасшая мою жизнь, профессор Гедройц является убежденной противницей монархии, ярой республиканкой, суфражисткой и представительницей сексуальных меньшинств, но она служит мне верой и правдой. И таких, весьма противоречивых людей, вокруг меня немало. Я могу как угодно относиться к их убеждениям, с какой угодно брезгливостью к их пристрастиям, но пока они служат благу Империи, я буду держать их в своей команде. Ну, или около неё.