Читаем без скачивания Соблазн - Джессика Марч

Он дрался яростно, срывая всю свою накопившуюся злость, и когда все закончилось, у его неудачливого противника была сломана челюсть и три ребра. Джек отсчитал три стодолларовых бумажки из пачки, которую всегда носил с собой, бросил их на грудь поверженного парня и ушел прочь с рваной раной под глазом и нетронутым чувством своего мужского достоинства.

Если другие мужчины могли перебеситься и остепениться, чтобы скрыть разочарование, Черный Джек Викерс развернул целую кампанию соблазнений, перед которой спасовал бы сам Дон-Жуан. Лишь приблизившись к полувековой черте, Джек начал оказывать знаки внимания Сьюзен Бельфорт, с видом, намекавшим на серьезные намерения. Сьюзен была красива и молода, ее семейство – почтенным и старинным. Ее увлек молодецкий шарм Джека, однако ее семья была напугана его репутацией.

Сьюзен пригрозили, чтобы она выкинула его из головы – иначе будет хуже. Она отказалась, предпочтя потерю большей части наследства, за исключением неотменяемого трастового фонда, и вышла замуж за Черного Джека Викерса. Сыграли вызывающую, сенсационную свадьбу из тех, к которым в семействе всегда относились с презрением. Две сотни гостей представляли весь диапазон от знаменитостей до известных всему городу лиц: киношники, люди искусства, гангстеры – определенно «не нам ровня, дорогая».

Совершив такую дорогостоящую сделку, Сьюзен Бельфорт Викерс героически старалась оправдать потерю денег. С присущим ей упорством, не уступавшим упорству Джека, она вознамерилась доказать, что ее родители ошиблись, предавая анафеме ее замужество. Джек в свою очередь доказывал, что ошиблась Сьюзен, продолжая затаскивать в постель всех понравившихся ему женщин, которых привлекала его опасная репутация.

Отчаявшись, Сьюзен разыграла козырную карту: забеременела. И на какое-то время перспектива стать отцом в пятьдесят шесть лет привязала Джека к дому. Вскоре появилась на свет маленькая Дениза, которой дали это имя в честь Денниса, отца Джека. Однако вскоре после этого Джек снова взялся за старое. У Сьюзен появилось множество симптомов – обмороки, провалы в памяти, периоды дезориентации, когда она воображала себя снова девочкой. И в последующие годы Сьюзен обитала то в дорогих лечебницах для душевнобольных, то в жилище Викерсов на Пятой авеню. Оставленной на попечение нянек и экономок, Дени порой доставались бешеные приступы внимания со стороны ее обожаемого папочки, и ее эмоциональная диета колебалась между полным забвением и чрезмерным обилием общения.

Встревоженное слухами о душевной болезни дочери, семейство Сьюзен наконец простило ей бунтарский акт и прислало целый отряд специалистов. Одни объясняли ее состояние гормональными изменениями во время беременности и родов, другие стрессами от несчастного замужества. Джек обвинял во всем наследственность Бельфортов.

– Слишком много родственных браков, черт побери, – заявил он своим родственникам со стороны жены, когда те предложили развод. – Идите и забирайте ее! Она мне такая не нужна! – бушевал он, а маленькая Дени слушала все это, стоя за дверью.

Затаив дыхание, с болезненным холодом под ложечкой она слышала, как произносят ее имя, разговор шел про какую-то «опеку», его смысла она не понимала.

– Если бы она была парнем, я бы убил вас всех, прежде чем позволил забрать ее! – ревел Джек своим бывшим родственникам.

Это Дени поняла и почувствовала себя униженной словами отца, но и восхищенной его экстравагантностью. Потом она росла уже в доме матери, в тени ее безумия, о котором говорилось только шепотом и осторожными эвфемизмами.

«Твоя мама сегодня устала» – эти слова могли означать что угодно, как со временем поняла Дени, – слезы, истерику, молчание или – хуже – галлюцинации, когда Сьюзен разговаривала с плодами собственного измученного воображения. В этих печальных декорациях Дени становилась молчаливой бунтаркой и освобождалась от своей подавленности, лишь когда бывала у отца, становясь неистовой просительницей, жаждущей любви и поддержки.

Она научилась курить, пить и ездить верхом. Научилась охотиться рядом с отцом – на уток в Айдахо, на медведей и оленей в Мэне – и оценивать лошадей на коневодческих племенных фермах в Кентукки и Ирландии. Подражая бесшабашной храбрости Джека, она всегда была готова принять вызов и пуститься в опасное мероприятие.

Высший комплимент Джек сказал Дени, когда той исполнилось шестнадцать лет. Он взял ее на сафари в Кению – настоящее, со стрельбой, «без всякой там ерунды с фотоаппаратами», как заявил он, и она первой застрелила носорога.

– Сына у меня нет, – прокаркал он у костра в ту ночь, – но слава Богу, что есть такая дочка, как ты.

Хотя желторотые юнцы и заглядывались на красоту и живость Дени, восхищались ее бесстрашием, она не могла испытывать к ним никакого интереса. Хоть она и не собиралась заниматься психоанализом, но причина лежала на поверхности: мальчики ее возраста не могли соперничать с Черным Джеком Викерсом. Она всегда предпочитала ужинать с отцом и его друзьями и не чувствовала никакой неловкости, флиртуя с мужчинами, которые были в три раза старше нее, вызывая их на соревнования, кто кого перепьет или у кого сильнее руки, и часто при этом выигрывала.

За неделю до ее семнадцатилетия Джек купил Дени «ягуар» с откидным верхом, способный развить скорость до ста шестидесяти миль в час.

– Жми до отказа, – приказал он, когда они отправились в свою первую пробную поездку по пустынной дороге на Лонг-Айленде. – Вот молодчина! – сказал он смеясь, когда она нажала на акселератор, не колеблясь ни секунды. – Вот это моя дочка, моя Дени!

Никогда не бойся и жизнь свою нажимать до отказа. А что-то меньшее – это для трусов и слабаков…

Он прав, думала Дени, когда мчалась мимо лугов и ферм на головокружительной скорости, безмерно разгоряченная резким ветром, бьющим в лицо, бешеным биением собственного непослушного сердца.

А после того как она прошла его последний тест, снова доказав, что может рисковать и оставаться целой, Джек передал дочери еще один подарок ко дню рождения – месяц круиза вокруг греческих островов на борту его парусной яхты.

Плавая по морям вместе с отцом, вдвоем, если не считать Никоса, молодого грека, их помощника, Дени никогда в жизни еще не чувствовала себя такой счастливой. Больше всего в жизни ей хотелось плавать так всегда, из океана в океан, вместе с отцом повидать мир и его чудеса. Под эгейским солнцем, которое сделало бронзовым ее тело и окрасило медно-рыжие волосы золотистыми бликами, она была похожа на юную языческую богиню.

Неудивительно, что Никос нашел Дени неотразимой, что он попробовал завести осторожный флирт, хотя бы для того, чтобы заполнить долгие часы плаванья. Дени отвечала на флирт скорее машинально, чем всерьез, поскольку, хоть и любовалась сильным, мускулистым телом парня, настоящего интереса к нему испытывать не могла. Он просто был гораздо ниже уровня ее идеала. Джек Викерс, казалось, не возражал против их флирта, гордясь яркой красотой Дени и забавляясь тем, как она закружила голову простоватому молодому моряку. Однако как-то днем, начав пить раньше обычного, он допился до того, что вид хохочущих вместе Дени и Никоса вогнал его в черную, безобразную депрессию.