Читаем без скачивания Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2 - Александр Дюма

Офицером в лодке был Рене.

В одно мгновение он по лестнице взлетел па борт. Капитан Люка принял его вежливо и вместе с тем чуть свысока, что всегда, особенно среди моряков, считается проявлением высшего шика.

Капитан Люка спросил у Рене, не желает ли он побеседовать с глазу на глаз, и, получив утвердительный ответ, пригласил спуститься в каюту. Едва они остались наедине и дверь каюты за ними закрылась, Рене достал письмо и протянул его Люка. Тот заскользил взглядом по письму:

— Мой друг генерал Декан дал такую рекомендацию, что мне только остается спросить у вас, что я могу для вас сделать, чтобы угодить вам.

— Капитан, вы собираетесь через три или четыре дня дать большое морское сражение; признаюсь, я участвовал лишь в мелких сражениях и стычках и всегда мечтал быть в гуще какой-нибудь крупной европейской баталии, чтобы заслужить себе хоть какое-то имя в Европе: оно известно только в водах Индийского океана.

— Да, — ответил Люка, — мы собираемся вступить в сражение, в котором, будьте уверены, ваше имя может запомниться в любом случае: суждено ли вам погибнуть или выжить. Могу ли я вас просить, не по долгу службы, но из дружеских побуждений, рассказать некоторые детали вашего морского прошлого?

— Видите ли, капитан, мое морское прошлое едва насчитывает два года. Я плавал с Сюркуфом. Я участвовал в том известном сражении, когда с командой в сотню человек и шестнадцатью пушками нам удалось захватить «Штандарт», на котором было сорок восемь пушек и четыреста пятьдесят человек. Затем я командовал этим маленьким шлюпом, на котором совершил путешествие в Бирму. Возвратившись на остров Франции, я имел честь выручить Сюркуфа, вступившего в бой с двумя английскими кораблями, и захватил один из этих кораблей, вооруженный шестнадцатью пушками и с командой в шестьдесят человек, тогда как моя насчитывала восемнадцать.

— Я хорошо знаю Сюркуфа, — сказал Люка, — это один из самых отчаянных наших корсаров.

— Вот письмо от него, на случай, если я встречусь с вами.

И он показал капитану «Грозного» письмо, врученное ему Сюркуфом.

Люка с величайшим вниманием прочел его от первой строки до последней.

— Сударь, — сказал он, закончив читать, — поскольку отзывы Сюркуфа о вас столь же хвалебные, вы, должно быть, действительно необыкновенный человек. Он мне пишет, что из пятисот тысяч франков добычи, полагавшейся вам, вы оставили своим матросам четыреста тысяч, а остальные сто тысяч отдали бедноте; все это предполагает вашу удачливость и, как следствие, призвание к морскому делу, на которое вы ступили простым пиратом с намерением сделать карьеру скорее, чем на государственной службе. К сожалению, я могу пригласить вас на «Грозный» лишь третьим помощником капитана.

— Это много больше того, на что я рассчитывал, капитан, и я признателен за ваше предложение. Когда я могу приступить к своим обязанностям?

— Когда пожелаете!

— Как можно скорее, капитан; пахнет порохом, а я убежден, что через три-четыре дня я здесь увижу то самое большое сражение, в поисках которого прибыл из другого полушария. Водоизмещение моего корабля слишком мало, чтобы он оказался хоть сколько-нибудь полезен в предстоящем деле. Я вернусь на борт; отправлю его во Францию и вернусь на ваш корабль.

Люка встал и с приятной улыбкой произнес:

— Я жду вас, лейтенант.

Рене с чувством пожал обе его руки, бросился к лестнице и вскоре был на борту своего шлюпа.

Он немедленно вызвал к себе Франсуа.

— Франсуа, — обратился Рене к нему, — я остаюсь. Я вверяю тебе свой шлюп: отведи его в Сен-Мало. Вот папка, в которой находится мое завещание: на случай, если я буду убит, — ты найдешь там свое имя. Кроме портфеля есть еще и мешочек с каменьями: если меня убьют, отнеси его мадемуазель Клер де Сурди; она живет со своей матерью графиней де Сурди в собственном особняке, который выходит одной стороной на набережную, а другой — на улицу Бон.

В мешочке письмо, объясняющее происхождение камней; но не вручай эти каменья и не открывай мое завещание, пока не получишь официального уведомления о моей смерти. Я заранее вписал в патент судна твое имя как действительного владельца: оставайся его хозяином в течение года. В выдвижном ящике секретера найдешь двенадцать золотых слитков в тысячу франков каждый: они помогут тебе выжить этот год. Если тебя задержат англичане, оправдывайся американским происхождением корабля, а если они спросят обо мне, расскажи, что, встретив флот Нельсона, я предпочел остаться на одном из его кораблей. Прощай, дорогой Франсуа, обними меня. Пусть мне принесут мое оружие. Попутного ветра тебе по пути в Сен-Мало. Как только будешь там, немедленно доставь новости от Робера для мадам Сюркуф.

— Это значит, — отвечал Франсуа, пытаясь скрыть тыльной стороной своей большой руки лицо, — это значит, что вы не настолько любите меня, чтобы оставить рядом с собой, меня, который последовал с вами на конец света и даже дальше. Черт возьми! Бросая меня, вы просто разбиваете мое сердце!

И этот славный человек захлебнулся в рыданиях.

— Я тебя оставляю, и это значит, — ответил Рене, — что я тебя считаю единственным своим другом, потому что ты единственный, на кого я могу положиться, потому что этот портфель стоит полмиллиона, а камни — триста тысяч, потому что, доверяя эти вещи тебе, я буду спокоен за их судьбу так же, как если бы они оставались у меня. Пожмем же друг другу руки, как двое порядочных людей. И будем любить друг друга, как положено двум славным сердцам. Давай же обнимемся, как два добрых друга. Ты проводишь меня на борт «Грозного», и ты будешь тем, с кем я попрощаюсь последним.

Франсуа видел, что решение Рене принято и принято бесповоротно. А тот собрал весь свой арсенал, состоявший из карабина, двухзарядного ружья и абордажного топора; потом, созвав команду на палубу, объявил о своем новом положении и о их новом капитане.

При этом известии команду охватила печаль; но Рене объявил всем, что в течение года ничего в их судьбе не поменяется: они будут получать то же вознаграждение, что и раньше, и останутся на борту «Нью-Йоркского скорохода». Слыша от матросов заверения в вечной преданности, он в сопровождении Франсуа и шестерых гребцов спустился в лодку.

Через десять минут он предстал перед капитаном Люка.

На его глазах друзья попрощались.

Слезы подчиненного в минуту прощания — красноречивая характеристика человеку. Вот и сейчас, видя обожание, с которым команда относится к Рене, слезы на глазах у Франсуа и сожаления из уст других матросов, капитан Люка мог составить представление о том, как привязана команда к его третьему помощнику. Когда сопровождавшие собирались покинуть его корабль, Люка подошел к стене, снял с нее очень красивую морскую пеньковую трубку и вручил ее Франсуа. Последний, зарыдав еще горше, не зная, как выразить свою признательность, вышел, не сказав ни слова.