Читаем без скачивания Охота на свиней - Биргитта Тротциг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почему она не смеет даже посмотреть ему прямо в глаза? Почему опустила взгляд и уставилась на его дурацкую слюнявку?
Бёрье смеется.
Смеется грубо. Словно механическая пила вгрызается в молодое деревце. Смеясь, он даже не прикрывает рта рукой.
Вивиан поднимает взгляд и глядит в его открытую пасть, где в желтых зубах застряли остатки пищи. Она видит золотые коронки, обломанный клык, видит, как подрагивает небная занавеска, чувствует, как от его дыхания несет капустой и луком.
И вдруг она становится совершенно спокойной. Она переводит взгляд еще выше и встречается с его взглядом. Теперь она глядит на него в упор, и голос ее звучит так, как тогда, когда она водила американок по собору Святого Петра.
— По возможности надо решить дело полюбовно, чтобы примирение было полным, — жестко говорит она.
Бёрье больше не смеется.
— Но если ты откажешься, значения не имеет. Что бы ты ни говорил, что бы ни думал, мы — одно целое. И я должна тебе это доказать. Я тебя проучу. Я тебя предупредила.
Уж не страх ли мелькнул в его глазах, когда он замахнулся, чтобы отвесить ей пощечину?
— Как ты смеешь говорить со мной таким тоном! — шипит он. — Убирайся, пока я не вышвырнул тебя вон!
И тут Вивиан улыбается так, как она научилась у господина Бьёрка. Снисходительной, насмешливой улыбкой, улыбкой, полной презрения и неколебимой уверенности в себе. Холодной, кастрированной улыбкой, в которой успела натренироваться за семь лет. Так улыбаются прислуге, так улыбаются нижестоящему.
Бёрье испуганно опускает поднятую руку. Что такое он вдруг в ней увидел? Он пытается фыркнуть, но это скорей похоже на всхлип — он не убедил даже самого себя.
— Убирайся! — шепчет он, но приказание больше похоже на мольбу.
Впрочем, Вивиан уже повернулась к нему спиной и нажала кнопку лифта.
3
Боже, как болит у нее спина. Последние дни тянулись так долго. Сначала бесконечные пересадки с поезда на поезд, чтобы добраться до дому, а потом сразу эта встреча с Бёрье.
Вивиан вытягивается на кровати в дешевом гостиничном номере, который сняла в районе Васастан. Ее чемодан так и остался в камере хранения на Центральном вокзале.
Снова и снова перебирает она в памяти подробности своей встречи с Бёрье — что сказал он, что сказала она, что она почувствовала.
Подумать только, как он разжирел. Наверно, рад-радешенек, что может есть и пить, сколько влезет, и избавился, наконец, от ее пакетиков «Бло Банд». Понять его можно.
Да только весь этот жир откладывается на сердце, а потом в один прекрасный день — бац, инфаркт, и ты загнулся.
Сначала, конечно, делаешь отчаянную попытку подлечиться в центре реабилитации сердечников в Сан-Августине на Канарских островах, но потом все равно загнешься.
Загнешься, и с концами.
Вивиан нисколько не завидует его счастью — вовсе нет. Но интересно, присмотрел ли он себе место на кладбище?
Куда тычет пальцем Бёрье, когда говорит: «Я хочу лежать здесь, вот в этой земле»? Вряд ли это место — в Норланде рядом с его отцом и матерью.
Гражданский инженер не может, черт возьми, лежать рядом со всяким сбродом! Нет, он вносит небольшую плату, чтобы потом кладбищенские сторожа ухаживали за его могилой — сметали листья, высадили кустик вереска стандартного размера, зажигали свечку в день Всех Святых, поминая человека, которого в глаза не видели.
Нет, Бёрье не присмотрел себе места на кладбище, Вивиан уверена: он просто не мог этого сделать. Ведь Бёрье никогда не умрет. Он так счастлив со своей женой, этим нолем без палочки.
Вивиан рада за него. Вивиан понимает, что он ухватился за то, в чем увидел последнюю возможность быть счастливым. Единственное, с чем она не может примириться — это что он устроил свое счастье за ее счет. Что он сам себя пригласил на обед, а расплачиваться предоставил ей.
Он отнял у нее даже машину, а Вивиан так любит водить.
Хрясь, хрясь!
Она размажет подлеца колесами своей машины.
А впрочем, нет, лучше паровым катком! Проедется по нему взад и вперед!
И при этом она воскликнет: «Ой!»
А потом: «Ой! Опять не заметила. Но ничего, время залечивает все раны».
А потом: «Где же у этой штуковины тормоз?»
Он не хочет мириться. А чего она ждала? Впрочем, может, как раз этого самого и ждала. Вивиан смеется. Наверно, решил, что она спятила. Впрочем, это его проблемы. По крайней мере она дала ему шанс. Она вела честную игру и предложила ему такую же. А он не захотел. Что ж, она не виновата. Пусть пеняет на себя.
С этой минуты она начнет осуществлять свой план.
4
Она больше не хочет быть приятным дополнением к интерьеру. Ей обещали все, а не дали ничего.
Только накладные плечи.
Похожие на американских футболистов, скитаются среди людей она и ее сестры.
Они вольны делать со своей жизнью что им вздумается. Они ведь равноправны. У них накладные плечи.
Как-то раз Вивиан потеряла в туалете одно накладное плечо. Такое удалось ей одной на всем белом свете. И дало ей это только засор в туалете, когда она по глупости спустила воду.
— Стремись к звездам! — зазывно нашептывали ей в уши.
— О да! Конечно! — в восторге восклицала Вивиан. — Я буду стремиться к звездам!
И спустила воду.
Дурында, которую так легко надуть.
Ей обещали все, а не дали ничего. Теперь она это поняла, но только теперь. С медлительностью тех, кто задним умом крепок, она наконец узрела очевидное: те, кто обещал ей все, не давали, а брали.
И вот она вернулась как Рэмбо, вернулась, чтобы отомстить.
Она возьмет пулемет и начнет косить всех подряд.
5
Ворам и бандитам положено промышлять по ночам. С ломиком или с отмычкой забираются они в дом, крадутся на цыпочках, чтобы не разбудить того, кто спит. Ограбленный сладко храпит в ночном колпаке. Пока обчищают его дом, ему снятся самые прекрасные сны. А на рассвете ворам с мешком, набитым добычей, надо убираться подальше, чтобы поделить награбленное. Часть — Коварному Лабану, часть — Магнусу Деревянной ноге, а две части — разбойничьему атаману.
Так полагается по правилам. Именно так, а не иначе. Что это за вор, который красит ногти красным лаком?
Чтобы не смазать еще не высохший лак, Вивиан держит телефонную трубку в растопыренных пальцах. Она долго слушает длинные гудки — ей нравится запах лака.
На вилле Бьёрков никто не отвечает.
Оно и понятно. Господин Бьёрк должен быть на работе. Вивиан просто хочет быть уверенной.
Уверенной в своих подмышках, уверенной в своей походке. Положив трубку, она помахивает кистями рук. Господин Бьёрк на работе. Как отрадно, что все-таки есть люди, исполняющие свой долг.
Так обстояло дело и тогда, когда Вивиан еще была госпожой Бьёрк.
По утрам она вставала раньше господина Бьёрка и пила бодрящий чай из трав. В одном из журналов, посвященных здоровому образу жизни, она вычитала, что единственный способ избежать язвы желудка — это пить натощак чай из трав. Госпожа Бьёрк, конечно, была готова на все, лишь бы избежать язвы желудка — она послушно пила отвратительный чай и только через час завтракала по-настоящему. Вот почему утро у нее тянулось так долго и, к сожалению, задавало темп всему дню.
Господин Бьёрк, наоборот, вставал на час позже, но зато чрезвычайно спешил, чтобы успеть на работу, на утренний сквош[67], на деловую встречу за ленчем или на что-нибудь еще, чем ему предстояло заняться в этот день.
Господин Бьёрк был человек чрезвычайно деятельный, он наспех проглатывал свой кофе, брился и — бегом, чтобы успеть все, что ему надо успеть. Бывало, госпожа Бьёрк успеет только натянуть на себя халат и прочитать в газете объявления о смерти, а он, чмокнув ее мимоходом, уже исчез.
Сколько раз в году пытался он внедрить в ее сознание, как важны в жизни три «П»: Пунктуальность, Порядочность и Понимание долга.
Сама госпожа Бьёрк никогда не бегала бегом. Она канителилась.
К тому же прежде чем одеться, ей надо было перемыть вчерашнюю посуду, высыпать окурки из пепельниц, собрать грязное белье, да еще сделать несколько попыток поспать днем. Хорошо еще, что ей ни разу не пришлось работать во время первой большой перемены, а только во время той, когда школьники завтракали. Три упомянутых «П» не пустили в ней таких глубоких корней, как в господине Бьёрке.
«Пожалуй, в каком-то смысле жаль, — думает госпожа Бьёрк, вываливая в сейф камеры хранения содержимое своего чемодана — книги и одежду, все вперемешку. — Может тогда в моей жизни было бы хоть немного порядка».
Опустив в щель пятикроновую монету, она запирает сейф. Двое полицейских волокут куда-то злобно кричащего пьянчугу. Он скандалил — вот они пришли и забрали его.
