Читаем без скачивания Черное сердце - Эрик Ластбадер

— Предатель кхмерского народа! Тебя прислали сюда твои русские хозяева, они хотят знать, что случилось с их стратегами, — смех его больше походил на собачий лай. — Пожалуйста, вот они.

Он наклонил голову, и Киеу заметил, что один глаз у него чуть косит.

— Они не были солдатами, вот что я тебе скажу. Даже не знали, как надо защищать свою жизнь. Как подобает умирать солдатам, они тоже не знали. И вот появляюсь я, демон, вынырнувший из северного тумана, никто не может противостоять мне.

Он угрожающе взмахнул рукой:

— Твое имя? Быстро!

— Сок.

— Мим Сок. Меня зовут Тол. У нас с тобой есть время, скоро мы познакомимся очень близко. Ближе, чем любовники или братья, — напустив на себя важный вид, он кивнул. — Погляди, как ветер раскручивает головы, мит Сок. Внимательно смотри, привыкай к мысли о такой же прекрасной смерти, скоро я пришлю ее за тобой. Пройдет очень много времени, прежде чем ты умрешь, оно покажется тебе бесконечным. Но еще раньше ты будешь молить меня, чтобы я смилостивился и просто насадил твою голову на копье.

Киеу вытянул лесу, скорбный улов упал у его ног. Раны, конечно же, больше не кровоточили — кожа, обтягивающая черепа жертв, была белой как воск и сочилась речной водой. Из полуоткрытых ртов медленно вытекали тонкие струйки воды и, подобно маленьким змейкам, расползались по дощатой палубе.

— Эта шлюха была кбат. Предательница вроде тебя, мит Сок. Она спала с нами, но еще она спала с юонами и их хозяевами из Советов, — он плюнул на мертвые головы. — Пол Пот решил, что она должна умереть. Теперь мы отвезем ее голову и черепа ее любовников обратно на юг и покажем всем гостям Пномпеня, чтобы они поняли, как юоны лгут про красных кхмеров и про то, что будто юоны контролируют «новую» Кампучию. Но они ничего не контролируют и ничем не управляют! Идет тотальная война, война на уничтожение, и юоны знают об этом и боятся до смерти. Боятся, несмотря на помощь их советских хозяев. На их месте я бы тоже боялся.

— Так, значит, я вижу перед собой великого освободителя Кампучии, — с глубочайшим презрением сказал Киеу. — Он, как последний подлый трус, подкрадывается к ничего не подозревающим солдатам, у которых-то нет даже оружия и одежды, с легкостью убивает их, а потом кудахчет о своем героизме и отваге. — Киеу сокрушенно покачал головой: — Меня тошнит от одной только мысли, что ты до сих пор веришь, будто Пол Пот лучше юонов. Открыть тебе тайну? Все вы подонки, и Пол Пот со своей бандой, и вьетнамцы — все вы убийцы, все вы хотите только одного: полностью стереть память о нашем прошлом. Хорошо, прошлого больше нет, наше настоящее воняет дерьмом — а как насчет будущего? Хоть кто-нибудь из вас, будь то красные кхмеры или юоны, заботится о людях? Вы же только эксплуатируете их, пользуетесь ими. Всем вам глубоко плевать на народ.

Тол усмехнулся и снова плюнул в сторону мертвых:

— Ты что, и вправду думаешь, что обычный крестьянин знает, чего хочет? Чушь! Его волнует только урожай и то, как бы получше накормить семью. А в старину, которой ты так гордишься и которую прославляешь, этот крестьянин валялся без дела, когда надо было работать, и пресмыкался перед всякой сволочью, которая потчевала его сказками о величии Будды. Этих-то мы по крайней мере уже уничтожили.

— А заодно и всех, кто составлял цвет нации...

— Заткнись! — заорал Тол. — Какого черта я вообще разговариваю с тобой? Посмотри на себя? Ты продался юонам и пошел против своей родины!

Он дернул затвор своего АК-47:

— А ну, иди сюда, кбат! Подними то, что лежит у тебя под ногами! Понесешь головы туда, куда я тебя скажу, падаль! Там никто не услышит твоих воплей страха, ты будешь молить меня о пощаде, а вонь твоей мочи и поноса не оскорбит ни одну живую душу — единственными свидетелями твоего позора будут река, я и джунгли, а нам глубоко наплевать на тебя!

Киеу наклонился и взялся за лесу — страшная гроздь медленно вращалась, и перед ним появилась голова женщины. Кису вдруг почувствовал, как грудь его сжимает раскаленный обруч, в ушах толчками пульсировала кровь, откуда-то издали, словно из глубины длинного бесконечного тоннеля, ему что-то орал Тол.

Он увидел мочки ушей, в которых поблескивали изящные рубиновые серьги в форме цветка лотоса. Такие были у его сестры. Каждая грань кроваво-красного камня острым ножом вонзалась в его память: по размеру и форме серьги были идентичны тем, с которыми никогда не расставалась сестра, работу мастера невозможно спутать. Вот наконец он и узнал правду, страшную и беспощадную правду. Перед ним, словно тотем с лягушачьими глазами, раскачивалась вовсе не голова Тисы.

Это была голова Малис.

Апрель 1969 года

Район 350, Камбоджа

Первый раз Киеу увидел Макоумера, когда тот спускался с содрогающегося от пулеметного и зенитного огня неба.

Киеу из укрытия следил за его приземлением. Макоумер раскачивался на стропах парашюта как маятник, — воздух дрожал от разрывов снарядов, этот звук бил по барабанным перепонкам, а паузы между выстрелами заполнял жалобный вой ветра, который пригибал пальмы к самой земле. Мир был соткан из пробирающей до самых костей вибрации и расцвечен яркими бутонами взрывов.

Красные нити трассирующих пуль словно лучи лазера вспыхивали рядом с Макоумером, озаряя его напряженное, мрачное лицо. Он показался Киеу гигантом — по мере снижения короткие очереди его автомата ложились все ближе и ближе к лагерю красных кхмеров. С ним были еще четыре парашютиста.

Даже много лет спустя Киеу находил странным, что он сразу же опознал в этих белых людях американцев, несмотря на то, что все они были одеты как красные кхмеры. Да, это было более чем странно.

После смерти Сама командование взял на себя Рос, вот и сейчас он окликнул Киеу, пытаясь перекричать грохот канонады. Над самой головой низко висели черные животы Б-52, вышедших на позицию бомбометания.

Отряд Макоумера приземлился в тот самый момент, когда взорвались первые бомбы, широкие плечи Макоумера вздрогнули — казалось, это он своими ногами сотряс землю. За ним, словно ординарец, последовал грохот. Воздух был пропитан запахом взрывчатки, по долине расползался жар.

Киеу с трудом отвел взгляд от непрошенных гостей. Рос уже охрип от криков:

— Груз! Они пришли, чтобы забрать груз! Не забывай приказ, мит Сок! Мы жизнью отвечаем за этот груз!

Рос и трое бойцов — всего их оставалось чуть больше десяти — побежали, пригибаясь, дальше. Пули американских десантников уже уложили троих. Киеу поразился: еще находясь в воздухе, обстреливаемые со всех сторон, американцы сумели сделать такие точные выстрелы. Киеу почти восхищался этими людьми: Мусаши Мурано был бы поражен их мастерством.

Издали снова послышался голос Роса:

— Нас призывает революция, товарищи! Будем же достойны ее!

Идиот, неприязненно поморщился Киеу, этот идиот понятия не имеет о тактике ведения боя. Обыкновенный мясник, революция представляется ему сплошным потоком крови, которой он жаждал, которую любил и умел проливать.

Когда-то, подумал Киеу, я и сам был такой. Об этом ему сказал и Мусаши Мурано:

— Они идиоты, — прошептал перед смертью японец, — эти люди сражаются за идею, сути которой им понять не дано. Если бы они только могли все осмыслить, им сразу же стало бы ясно, что вожди их жестоко обманули.

Он печально покачал головой:

— Боюсь, мит Сок, мир в Камбодже невозможен. Слишком сильны разногласия... повсюду одни фанатики. Я сам принадлежу к нации фанатиков и потому знаю: компромисс невозможен, мира никогда не будет.

И вот, наконец, после всего, что с ним произошло, после стольких смертей, которые легли на его совесть, Киеу понял последние слова наставника.

— Я покидаю этот мир без злобы, — спокойно сказал Мурано. Голова его покоилась на коленях Киеу. — Ты будешь — нет, ты обязан быть моим преемником. Но прежде ты должен выбраться из этой обезумевшей страны, иначе ты здесь погибнешь.

Революция. Что она значила для него сейчас? Ложь, обман. Их предали, предали всех, именно об этом говорил Мурано.

Американские десантники приближались, ряды их противников редели. Старые, требующие ремонта «томпсоны» красных кхмеров ничего не могли противопоставить АК-47, которыми были вооружены американцы: матово поблескивающие заводской смазкой новенькие автоматы хлестали свинцовой плетью позиции кхмеров, порою перекрывая даже рев разверстой пасти небес.

Пули настигли еще двоих красных кхмеров, и только после этого американцы понесли первую потерю. Это был высокий блондин с голубыми глазами. Он схватился за горло, между пальцами хлынула кровь, и он медленно опустился спиной на траву. Вскоре был убит еще один десантник, но к тому моменту в лагере красных кхмеров едва насчитывалась половина личного состава.

Американцы приближались, и Киеу вдруг понял, что не хочет смерти пришельцев. Он еще не сделал ни одного выстрела, чтобы поддержать заградительный огонь своих товарищей.