Читаем без скачивания Любовь небесного цвета - Игорь Кон

Жесткий фаллоцентризм был характерен и для битников — Гинзберга, Керуака и особенно Бэрроуза, который строго различал «сильных, мужественных, благородных» queers and женственных, достойных презрения fags.

Ни в своих «положительных», ни в своих «отрицательных» свойствах геи не образуют единой группы и не могут претендовать на исключительность. Как подчеркивает фотограф и искусствовед Мелоди Дэвис, при всех различиях мужского и женского, а также гетеро- и гомосексуального взгляда, «ни одна группа не обладает ни монополией на, ни иммунитетом от… нарциссизма, групповой идентификации, отталкивания, фетишизации, садизма и критического фаллоцентризма».

Некоторые открытия, приписываемые геям, параллельно с ними делали «натуралы». Среди писателей и художников, депатологизировавших мастурбацию и представивших ее не как болезнь, а как первый творческий акт подростка, в котором он открывает свою независимость от внешнего мира, было много геев (Пруст, Мисима, Кокто, Жене, Ишервуд, Турнье и др.). Для французского писателя-гея Даниэля Герена открытие мастурбации было «актом, который преобразил мою жизнь и посредством которого я больше, чем всем остальным, утверждал свою свободу». Но то же самое чувствуют многие «натуральные» подростки. «Мой член был единственной вещью, которую я на самом деле мог назвать своей», — вспоминает американский писатель Филипп Рот.

Если говорить об искусстве, то общий дух времени зачастую важнее индивидуальных особенностей художника.

Например, одним из элементов «открытия» мужского тела в дягилевских балетах были смелые новаторские костюмы. Официальной причиной увольнения Нижинского из Мариинского театра было обвинение в том, что на представлении «Жизели» он самовольно надел слишком тонкое облегающее трико, оскорбив чувства присутствовавшей на спектакле вдовствующей императрицы (сама Мария Федоровна это категорически отрицала). После парижской премьеры «Послеполуденного отдыха Фавна» Роден пришел за кулисы поздравить Дягилева с успехом, а издатель «Фигаро» Кальметт обвинил его в демонстрации «животного тела». Когда Мясин появился на парижской сцене в одной набедренной повязке из овечьей шкуры, язвительные журналисты переименовали балет из «Legende de Joseph» («Легенда об Иосифе») в «Les jambes de Joseph» («Бедра Иосифа») — по-французски это звучит почти одинаково. Однако эскиз «скандального» костюма нарисовал не Дягилев и не Кокто, а вполне «натуральный» и брезгливо относившийся к однополой любви Александр Бенуа. Чтобы восхищаться мужским телом и чувствовать его поэтику, вовсе не обязательно испытывать к нему сексуальные чувства. Эротика — понятие более сложное и богатое, судить о ней по наличию или отсутствию эрекции могут только эстетически и сексологически безграмотные люди.

Многие элементы современного канона молодого мужского тела (одежда унисекс, длинные волосы, серьги, татуировка, любовь к ярким цветам, некоторая расслабленность позы и т. п.) изобрели не геи, а хиппи, среди которых определенно преобладали «натуралы» (Тимоти Лири даже рекомендовал ЛСД как средство для лечения гомосексуальности). Как писал в 1970 г. один из идеологов «цветочного» поколения Джордж Леонард: «Мы больше не боимся показать вам то, что вы можете назвать „женственным“. Мы хотим показать, что у нас есть чувства, слабости, нежность, что мы — люди».

Разделение и противопоставление «любви» и «войны» («занимайся любовью, а не войной») было по самой сути своей антифаллическим. Для мачо эти активности практически совпадают: насилие и убийство возбуждают его и дают ему сексуальную разрядку, а в постели он опять-таки «воюет».

Кстати сказать, телесный и сексуальный нонконформизм не обязательно проявляются публично. Некоторые мужчины и женщины, вынужденные по роду своих занятий носить формальную, «гендерно-специфическую» одежду, надевают под нее экзотическое белье, делают на теле специфические наколки и т. п. Стоит человеку раздеться, как его тело сообщаете нем совершенно другую информацию, нежели его костюм, и эта информация считается более интимной и «подлинной».

Это влияет и на самосознание. Индивид осознает не только то, что под одеждой он голый, но и то, что его нагота — не такая, как у других. Молодой гей, сделавший себе татуировку по всему телу, за исключением самых открытых его частей, говорит, что для него это — не только интимное послание потенциальному зрителю, но и момент самоутверждения. Чувство своей раздвоенности и непохожести на других вносит в его жизнь элемент представления, игры, даже если в этом театре одного актера он также и единственный зритель.

Разумеется, телесная открытость характернее для молодежи, чем для старших поколений. Но так было всегда. К тому же старое или некрасивое тело, независимо от его пола и сексуальной ориентации, лучше выглядит одетым, чем раздетым. Подражать молодым так же глупо, как ворчать на их «бесстыдство».

Если до недавнего времени монолит «фаллического тела» подрывали преимущественно сексуальные меньшинства — гомосексуалы, трансгендерники и трансвеститы до теперь это энергично и гораздо более массово делают женщины. Поскольку женщины были главными жертвами фаллократии, этот культ их никогда особенно не привлекал. Если современной женщине нужен фаллос, она может в любом сексшопе купить его заменитель — дилдо. Но большинству женщин нужна не длинная палка, к которой пристегнут гордящийся ею мужичонка, а живой, чувствительный пенис, и не просто пенис, а мужчина. Современные женщины получили возможность осознать и открыто высказать это.

Помимо многого другого, массовому ознакомлению женщин с реальными, а не мифическими мужскими достоинствами способствует изменение сексуальной техники, в частности, распространение орального секса. Фелляция позволяет женщине увидеть такие подробности мужской анатомии, которые при обычном половом акте можно скрыть. Кроме того, она требует дополнительных умений. В какой-то степени это сближает гетеросексуальную технику с гомосексуальной. Так что советы Никиты Иванова на Gay.ru, как ласкать и осматривать член «своего парня», могут пригодиться и женщинам.

Еще меньше совместим с мачизмом куннилингус, когда мужчина, вместо того, чтобы высокомерно «трахать» женщину, откровенно ее «обслуживает».

То же самое нужно сказать о позиции «женщина сверху», которую в Древней Руси приравнивали к содомии, а сейчас ее регулярно практикуют вполне респектабельные супружеские пары. Смена сексуальных позиций «верха» и «низа» не просто дает эротическое разнообразие, но и подрывает самый принцип незыблемости и однозначности гендерной иерархии, открывая дополнительные экспрессивные возможности как для женского, так и для мужского тела. Классическому «мачо» трудно уступить женщине верх даже в постели.

Охраняя неприкосновенность своего тела и опасаясь уподобиться женщине, мужчина лишает себя некоторых эротических удовольствий. Например, натуральные мужчины значительно реже геев используют такую сексуальную игру как стимулирование сосков (tit-play). Американская поэтесса Бренда Хилман посвятила им целую маленькую любовную поэму «Мужские соски»: как прекрасны эти обрамленные короткими волосками и похожие на цветы плоские соски, которые под водой меняют свой цвет и которые так приятно лизать и трогать! Но — добавлю я — не забудьте сначала спросить разрешения: некоторые мужчины считают, что у них нет «сисек» и нечего их «раздаивать».

Женское видение мужского тела постепенно занимает свое место в фотографии и живописи. Американская художница Сильвия Слей в картине «Турецкая баня» (1973), пародируя одноименную вещь Энгра, вместо нагих женщин выставила обнаженными нескольких своих знакомых и достаточно известных мужчин. Мелоди Дэвис фотографирует обнаженных мужчин без головы, но с упором на гениталии. Ее камера фиксирует не парадный фаллос, а реальный, живой пенис, который может быть большим или небольшим, эрегированным или расслабленным, но всегда остается объектом, достойным внимания и восхищения. При этом женский взгляд, в отличие от гомосексуального, не «себастьянизирует» мужчину, а только помогает ему расслабиться.

Эти тенденции есть и в России.

Московская художница Анна Альчук в 1994 г. для проекта «Фигуры закона» уговорила сфотографироваться нагими с кинжалами в руках семерых известных деятелей искусства (восьмой, который как раз часто позировал голышом, предпочел, из чувства протеста, сняться в трусах). Видимо, этим мужчинам публичная нагота не кажется зазорной, хотя ни их телосложение, ни «размеры» не выглядят особенно впечатляющими. Как замечает Михаил Рыклин, Альчук вряд ли удалось бы собрать аналогичную группу женщин.

Интересен проект «Музей женщины» московской художницы Татьяны Антошиной в Галерее Гельмана (1999), представленный в Интернете — www/html/guelman/antoshina/museum.html. В противовес традиционному «музею мужчины», где мужчина-художник выступает в роли творца и духовного начала, тогда как женщина пассивно представляет взгляду свое материальное тело, Антошина берет классические сюжеты, но меняет гендерную идентичность персонажей. Вместо «Девочки на шаре» Пикассо появляется изящный «Юноша на шаре», на которого смотрит сильная зрелая женщина. Рубенсовский «Суд Париса» превратился в «Яблоко раздора», где трое обнаженных мужчин позируют перед двумя одетыми женщинами, решающими, кому из них отдать яблоко. Вместо «Олимпии» Манэ перед зрителем кокетливо возлежит нагой «Олимпус», а в «Завтраке на траве» раздетый мужчина сидит рядом с одетыми женщинами… Никакого скандала проект не вызвал.