Читаем без скачивания Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2 - Лев Гомолицкий

 А.А. Кондратьев, соратник Брюсова, сотрудник Весов, Нового Пути. Адрес его: Równe Wołyńskie, Cukrownia Babino-Tomachowska. За рубежом он сотрудничал в «Возрождении», «России и Славянстве», «Русской Мысли», «Звене», «За Свободу», «Молве», «Мече» и др. В изданиях этих разбросаны его стихи в антологическом роде и сонеты из славянской мифологии (подготовил к печати книгу сонетов). В издательстве «Мед<ный> Всадник» выпустил роман «На берегах Ярыни».

 С. Барт, настоящая фамилия С.В. Копельман, двоюродный брат издателя Копельмана. В этом году выпустил сборник стихов «Камни, тени» [, которую][292]. Сотрудничал в варшавских изданиях.

 В.В. Бранд, председатель варшавского литературного содружества. В 1932 г. выпустил сборник стихов в гектографированном издании Содружества. Сборник этот и несколько газетных вырезок посылаем вместе с другими материалами.

 В.С. Чихачев. Сотрудничал в рус<ской> печати в Польше. Несколько вырезок прилагаем.

 О.Ф. Колодий, был в варшав<ской> «Тавэрне поэтов». Сейчас живет в Ченстохове, отошел от рус<ских> лит<ературных> кругов, но писать продолжает, нигде не печатаясь. Несколько его стихотворений было переведено на польский язык.

 С.И. Нальянч (псевдоним) в Польшу приехал из Чехословакии, где окончил гимназию и геодезические курсы. Сотрудничал в пражских студенческих изданиях, «Руле» и в варш<авской> «За Свободу», сейчас работает в редакции виленской газеты «Наше Время», отражающей интересы русского меньшинства в Польше (Wilno, ul Wileńska 34, m. 8, «Nasze Wremia» S. Naljancz).

 В.С. Байкин, «тавэрнист», сейчас читает лекции рус<сского> языка в виленском ун<иверсите>те.

 Д.Д. Бохан – плодовитый переводчик. Ближайший сотрудник «Нашего Времени». Сноситься можно через редакцию этой газеты.

 Н.В. Болесцис (псевдоним) – «пражанин» первой эпохи «Скита поэтов». Один из инициаторов «Скита». Живет в Варшаве, но литературно связан с Прагой. [Эта эпоха «Скита» – С. Рафальский, Эйснер, Вяч. Лебедев (многое было напечатано в «Воле России») достойна быть отраженной в антологии.]

 С.Е. Киндякова – издала сборник стихов в Содружестве. Сборник этот посылаем.

 С.Л. Войцеховский – по его просьбе посылаем Вам его стихи и биографические данные, им самим составленные.

 К.И. Оленин – Kielce, ul. Szeroka 25.

 Л.Э. Сеницкая – Równe Woł., ul. Dubieckiego 7.

 И.Ф. Кулиш – Równe Woł., ul. Skorupki 3.

 Д.М. Майков – Pińsk, ul. Kościuszki 10.

 Кроме того, есть литературные обьединения: в Вильно (сноситься можно через редакцию «Нашего Времени») и в Ровно (по адресу Сеницкой).

       С уважением

                                        Секретарь Союза    Л. Гомолицкий.

 Со своей стороны осмеливаюсь предложить Вашему вниманию свою поэму «Варшаву» и несколько стихотворений, появившихся в разное время в зарубежной печати. Первые мои стихи были напечатаны в 1921 г. в берлинском журнале «Сполохи» и варш<авской> газете «За Свободу», в том же году вышел первый сборник в варш<авском> изд<ательстве> «Rossica». 1932 – сборник «Дуновение» в изд<ательстве> Лит<ературного> Содр<ужества> (гектографир<ованное> изд<ание>); 1933 – «Дом» (автограф<ированное> изд<ание>); 1934 – поэма «Варшава».

                                                                                         Л.Г.

Hoover Institution Archives. Gleb Struve Papers. Box 94, folder 5 (M. Kantor). На бланке: Związek Rosijskich Dziennikarzy i Literatów w Polsce. Warszawa, Podwale 5, m. 3. Вошло в издание: Якорь. Антология русской зарубежной поэзии. Под ред. Олега Коростелева, Луиджи Магаротто, Андрея Устинова (С.-Петербург: Алетейя, 2005), стр. 293-294; комментарии – стр. 295-301.

45. Гомолицкий – Ремизову

                                                                             4/X 1934

 Глубокоуважаемый

   Алексей Михайлович,

 Вы уже знаете печальную новость о гибели Меча. Не знаю: плакать или торжествовать. Всё мне кажется, что и конец его имел свое значение. Был он как бы камнем, упавшим в воду, от которого пошли круги по воде. Но круги по воде идут только когда камень падает. Кратковременность существования не важна, вес тоже. Другой каменище лежит неподвижно годами и никаких кругов от него не расходится. Но это первый таран. Надо бить еще и еще. Меч стал газетой, да и останься журналом, он бы больше не сделал. И вот мне пришла мысль начать издавать боевые тетради, открыто боевые, ничего не боясь, продолжая и продолжая делать «движение воды». Тут была бы свобода, несвязанность с прошлым в смысле людей новых, имена которых не давали бы повода к разного рода предубеждениям. Из Варшавы – один я и со всего света – молодежь, которую я подобрал бы себе идейно. В Ревеле есть Иваск, с которым я списываюсь, есть и в Праге. Самое трудное место – Париж. И вот к Вам обращаюсь, Алексей Михайлович, не видите ли Вы кого из молодежи, с кем бы можно было мне сговориться. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что есть кто-то в поле Вашего зрения, кто там в Париже в тени, а здесь мог бы на виду стоять. Вас лично боюсь просить, зная, что Вам трудно, но Вы единственный, к кому бы потянулась отовсюду лит<ературная> молодежь, потому что имя Ваше одно живое имя в эмиграции. Живее живых. Вы знаете по статьям моим, что это мое горячее убеждение – потому и делюсь с Вами всеми своими замыслами.

 О книгах Федорова[293] говорил А. Бему и он обещал прислать их Вам... Вы сами знаете, чтó для меня Ваше мнение и как должно было тронуть меня Ваше внимание к моему рассказу[294]. Очень за многое благодарен Вам –

                                                                     Л. Гомолицкий.

Автограф, на бланке газеты Меч.

46. Гомолицкий – Бему

Варшава, 16 ноября 1934

 Многоуважаемый Альфред Людвигович,

простите, что не ответил сразу на первое письмо, но я ждал результатов переписки по нашему делу, которую начал, и ничего определенного еще тогда не имел. Я так и ожидал, что нигде кроме Праги (и тем больше благодаря Вам) я не найду ответа. Иваск нагородил глупостей и ничего не понял[295], а из Парижа просто не ответили (наверно, свежа еще история с Мечом). Меня это всё не беспокоит. С парижанами всё равно ничего совместно делать нельзя – хотя там всё же есть кое-кто – если бы Терапиано не был так близок к Мережковским, он бы согласился принять участие. Меня радует, что Скит так всё принял близко к сердцу. Я говорил с Философовым и готовлю большую статью. Надо определиться, скопить материал – тогда мы найдем выход. На нашу тему буду говорить в «Домике в Коломне» (прочту доклад)[296]. Домик не моя идея, но моего вложено много. Зачал всё ДВФилософов. Дело это очень полезное и интересное. Ваше сотрудничество будет нам очень приятно. Последнее собрание, на котором Е.С. Хирьякова говорила о Лермонтове[297], а я резко (кажется, слишком резко) вступился за начало Пушкинское против «лермонтовизма» Адамовича, Оцупа и прочих. Тут был отголосок и той, моей и Вашей, темы. Вам было бы очень интересно при этом присутствовать. Тема (казалось бы, сто лет прошло, ведь Л<ермонтов> «человек 30-х годов») оказалась такой раскаленной, что спорили далеко за полночь – забыв, что уходят последние трамваи. И даже когда заседание кончилось – никто не ушел, а еще с час стояли группами и говорили. Я, в общем, остался почти в одиночестве, но поляки меня поняли (у них с Мицкевичем и Словацким тот же спор), и я был удовлетворен, что «слово сказано». Впрочем, неприятности уже последовали.

 Интересно мне – очень – увидеть книжку Головиной.

 (Название «Домик в Коломне» мое, чем я всё же немножко горжусь.)

 Большое спасибо Вам, Альфред Людвигович, за Ваше сердечное отношение ко мне и моей жене. Она благодарна за память о ней и Вам кланяется. У меня остались самые дорогие воспоминания от тех дней, когда Вы гостили в Варшаве, и особенно от бесед наших – это редкая радость – проходят года, пока встретится возможность такой беседы. О «Мече» – да, я на черной работе. Вообще жизнь затрепала меня, истрепала нервы – я устал. Но всё же пишу – пишу роман, готовлюсь к выступлениям на нашу тему. Но это всё нелегко, не так, как прежде писалось. Стихов больше нет – значит, я остановился, п<отому> ч<то> пишу я только когда живу. Нет ни тем (не расудочных – умом по пальцам сейчас насчитаю сколько угодно, но не этим пишут), ни новых подходов формальных – без этого обновления формы тоже писать не могу.

Искренне Ваш

                                                                             Л. Гомолицкий.

На бланке Меча.

47. Гомолицкий – Бему

Варшава, 10 декабря 1934