Читаем без скачивания Я умер вчера - Александра Маринина

– Таня, иди обедать! – позвала Ирочка.

Татьяна дописала фразу до точки, быстро пробежала глазами последний абзац и вышла из комнаты.

– Звонила Настя, спрашивала, может ли прийти к нам сегодня. Я сказала, что может, потому что ты вроде никуда не собираешься. Я правильно сказала? Или нужно было тебя позвать к телефону?

– Все правильно, – кивнула Татьяна. – А что у нее случилось? Или просто так, визит вежливости?

– Не знаю. Но голос у нее был озабоченный.

– А кавалер твой звонил? – осведомилась Татьяна.

– А как же! – Ира лучезарно улыбнулась. – Ужасно расстроился, что мы сегодня не увидимся. Ничего, пусть делами позанимается, впереди выходные, еще успеем побыть вместе.

Татьяна рассеянно доела какое-то экзотическое блюдо, в котором, по уверению Иры, была немыслимая куча витаминов, полезных для беременных, и снова вернулась к работе. Как вовремя случились все эти статьи в газетах и журналах! Если бы не они, ей бы в голову никогда не пришло, что со страниц своих книг можно и нужно разговаривать со своими читателями, потому что те, кто читает ее постоянно и кому нравятся ее книги, являются не кем иным, как ее друзьями, и с ними просто нельзя не поделиться и своими радостями, и своими печалями, и своими раздумьями. Рассказать им хороший анекдот и порадоваться их смеху. Посетовать на несправедливость жизни и встретить в них понимание и сочувствие. В тот момент, когда она поняла, что писать книги можно и так, ей сразу стало легко, и недописанная повесть, лежавшая в столе мертвым грузом, вдруг ожила и стала двигаться дальше.

Она не замечала, как идет время, и очень удивилась, когда пришла Настя и оказалось, что уже половина девятого вечера.

– Вот славно, как раз к ужину! – радостно воскликнула Ира.

Однако Татьяна тут же остудила ее порыв, заявив, что ужинать они будут попозже, а сейчас им с Настей надо поговорить. Ира огорченно вздохнула и ушла в свою комнату. Настя тут же залезла с ногами на мягкий диван. Она еще в прошлый раз облюбовала себе это место, здесь ей было удобно и уютно.

– Как книжка? Пишется? – спросила она.

– Представь себе, пишется, хотя жизнь этому упорно препятствовала, – пошутила Татьяна.

– Каким образом?

– А ты разве не знаешь?

– О чем? – непонимающе спросила Настя. – Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду тот позор и поношение, которому меня подвергли средства массовой информации.

– Ты имеешь в виду ту пакость, которую мы вместе читали?

– Да что ты! Это был маленький такой, нежненький цветочек. А потом как пошли ягодки – одна другой увесистей, размером с арбуз. Ты что, Настюшка, правда не знаешь?

– Да честное слово! Впервые слышу. Я же газеты не читаю.

– Как, вообще не читаешь? – изумилась Татьяна.

– Крайне редко, по большим праздникам.

– Ну, тогда ты многого себя лишаешь. Неужели тебе не интересно узнать, что министры берут взятки, или, например, не платят налоги, или покупают по десять квартир и по двадцать дач?

– Не-а, не интересно. Так что там в газетах о тебе написано?

– Написано, что я бесталанная графоманка, что я оболваниваю своими окололитературными писаниями наше несчастное затюканное население, тем самым лишая его прекрасной и светлой русской культуры. Что я получаю за свои книги огромные гонорары. Что меня заклеймила вся писательская общественность, собравшаяся на заседание Совета по культуре при Президенте России. Ты представляешь, какая честь мне оказана? В России сотни самых разных писателей, но заклеймили одну меня. Только я удостоилась.

Настя слушала ее, приоткрыв рот и не веря собственным ушам.

– Не может быть, Таня. Ты меня разыгрываешь, – наконец произнесла она, обретя дар речи.

– Да ни капельки, – Татьяна весело расхохоталась. – Все так и было. Более того, меня активно пытаются рассорить со Стасовым.

– Кто пытается?

– Не знаю. Стасов сейчас это выясняет. При такой ситуации я должна была бы, по идее, или руки на себя наложить, или начать пить, или уйти в монастырь. Но я же настоящая русская баба, меня голыми руками не возьмешь. Поплакала я, поплакала, а потом поняла, что надо делать, и села за компьютер. И все как рукой сняло.

– Господи, да чем же ты так насолила журналистам, что они на тебя накинулись?

– Понятия не имею. Вроде мы с ними не ссорились. Правда, к их чести должна сказать, не все считают меня полной идиоткой. Нашелся один такой, который предлагал мне опубликовать материал, в котором восстановил бы мою поруганную репутацию и реабилитировал бы мое честное имя.

– Ну и?..

– И ничего. Я отказалась. Надеюсь, уж тебе-то не надо объяснять, почему.

– Не надо, я понимаю. Ты думаешь, он действительно тебе сочувствовал? Или подозреваешь, что это обычные газетные игрища: вы пишете так, а мы напишем эдак, вы с нами конкурируете, а мы выскажем противоположную точку зрения. Нет?

– Да бог его знает, Настюшка. Все может быть. Но вообще-то этот журналист симпатичный дядька, очень доброжелательный, умеет сочувствовать, сопереживать. И глаза у него добрые.

– Ага, – тихонько пробормотала Настя, – глаза добрые, а череп лысый.

Она сказала это совсем тихо, просто мысли вслух. Вспомнила виденную утром фотографию мужа Лутовой. И не поняла, почему Татьяна вдруг так напряглась. Глаза ее сузились, губы сжались.

– Откуда ты знаешь? – спросила она жестко.

– Что знаю?

– Что череп лысый.

– Ничего я не знаю. Ты о чем?

– А ты?

– Я сегодня встречалась, между прочим, с гражданкой Лутовой. С той самой, которая ходила на колдовские сеансы к твоей убиенной Инессе. У меня с Улановым возникли сложности, и я решила побеседовать с его знакомой в надежде выяснить какие-нибудь пикантные подробности, на которых его можно зацепить в разговоре. Оказалось, что Лутова с ним вообще незнакома и Уланов приходил в гости не к ней, а к ее бывшему мужу. Они же продолжают жить вместе.

– Да, я помню, – кивнула Татьяна. – Продолжай.

Голос ее был сухим и холодным, и в этот момент она показалась Насте такой чужой, что даже неприятно стало.

– Тань, расслабься, ты не на работе, – сказала она.

Татьяна глубоко вздохнула, зажмурилась и потрясла головой. Лицо ее расслабилось, губы дрогнули в улыбке.

– Извини, Настюша. Рефлекс сработал, как у охотничьей собаки. Рассказывай дальше.

– А дальше ничего и не было. Валентина Петровна жаловалась мне на жизнь и на то, что не может избавиться от эмоциональной зависимости от мужа. Одним словом, все то же самое, что было в записях Инессы и что ты мне пересказывала. Даже, говорит, фотографию его выбросить не могу, так и ношу с собой в сумочке. И показала мне фотографию этого грандиозного Лутова, который ею помыкает и всячески ее унижает. Ты знаешь, он действительно чертовски обаятелен. Причем это обаяние не самца, а именно человека, личности. Оно действует одинаково и на мужчин, и на женщин. Ему хочется верить, за ним хочется пойти на край света. Хочется вести себя так, чтобы заслужить его одобрение. Представляешь, каков он в жизни, если даже черно-белая фотография производит такое впечатление?

– Кажется, представляю, – задумчиво сказала Татьяна. – И что, у него череп лысый?

– Абсолютно. Как бильярдный шар.

– А кто он по профессии?

– Лутова говорит, что он актер второго плана, но какое-то время назад ушел со сцены. Чем муж занимается сейчас, она не знает.

– Прелестно. По-моему, ты измаялась без сигарет. Закури, не мучайся.

– Не надо, Таня, я потерплю, – смущенно ответила Настя. – При тебе не буду.

– А мы выйдем в лоджию, на улице совсем тепло. Пойдем, Настюшка, пойдем, ты закуришь, а я тебе кое-что интересное расскажу.

Татьяна сделала выразительный жест в сторону кухни, и Настя поняла, что она не хочет, чтобы их разговор слышала Ира. Двери-то между кухней и гостиной не было. А Ирина, пережив пятиминутное огорчение, уже давно вышла из своей комнаты и снова принялась хлопотать у плиты.

Они вышли на большую застекленную лоджию, где стояли три стула и небольшой овальный плетеный столик. Татьяна отдернула жалюзи и распахнула створку окна.

– Можешь спокойно курить, пепельница на подоконнике. Для начала сообщу тебе, что тот самый добрый журналист имеет абсолютно лысый череп. И если быть объективной, то нужно признать, что он чертовски обаятелен. Так и хочется ему верить. Жаль только, имени я его не знаю. Специально не спрашивала, чтобы не углублять знакомство. Хотела побыстрее от него отделаться. Но одну любопытную вещь он мне успел сказать.

– Какую?

– Он мне предлагал совершенно другую жизнь, в которой меня не будут обижать и унижать… И так далее. Знаешь, я сразу как-то не вникла в ситуацию, мне, честно говоря, не до него было. Мысли вокруг другого крутились. А сейчас я сообразила. В первую нашу с ним встречу он мне принес все эти публикации, в которых меня поливали грязью, и предложил ответить на них. А сегодня утром он напирал на то, что в этой другой жизни я не буду чувствовать себя обманутой и покинутой. Понимаешь? Обманутой и покинутой. Какое отношение это имеет к тем публикациям? Никакого. И теперь я понимаю, что он все знал.