Читаем без скачивания За короля и отечество - Роберт Асприн

Четверть часа прошла быстро. У Стирлинга вспотели ладони, а сердце колотилось как бешеное от избытка адреналина. За свою жизнь он не раз и не два ходил в ночные вылазки — как учебные, так и настоящие, боевые, так что привык к предбоевому мандражу, заслуженно считая его обязательной частью программы. Он кивнул своим людям и шепнул условное слово-сигнал. Воины-бритты, которых он всю неделю натаскивал по методике подготовки коммандос, начали работу с того, что привязали по концу огромных клубков тонкой бечевки к каждым воротам, ведущим из наружной стены в направлении вражеского лагеря.

Группами по десять человек они бесшумно выскользнули из ворот; каждый держался пальцами за бечевку. Свою группу Стирлинг вел в направлении королевского шатра. Добравшись до конца первой бечевки, следовавший за Стирлингом боец привязал к ней свой моток, и они продолжили бесшумный спуск.

Каждая из спускавшихся с холма десяток включала в себя одного лучника-сармата с полным колчаном смертоносных стрел. Приблизившись к королевскому шатру — который вовсе не являлся целью Стирлингова отряда, по крайней мере этой ночью, — они задержались на время, необходимое для того, чтобы лучник высмотрел часового на помосте у шатра. Легкий щелчок тетивы, шелест стрелы сопровождались сдавленным вскриком и стуком падающего на землю тела. Мгновением спустя Стирлинг навалился на сакса и перерезал ему горло, не дав тому издать ни звука больше. Горячая кровь хлынула ему на руки, и ему пришлось вытереть их о суконные штаны, чтобы кинжал и веревка не выскользнули из пальцев.

Покончив с этим, Стирлинг дал знак, и они продолжили спуск к подножию холма. К концу последней бечевки они привязали десять отрезков покороче, чтобы каждый из лазутчиков легко нашел дорогу обратно, и разделились, разойдясь по лагерю. В принципе Стирлинг ставил перед своей десяткой несколько целей, но главной из них была длинная цепь вьючных лошадей и телег с припасами, маячившая темными силуэтами на краю лагеря саксов. Они обогнули шатры с храпевшими в них саксами; Стирлинг дорого бы дал за пару очков ночного видения, но такой штуковине предстояло появиться только через шестнадцать веков, так что ему пришлось обходиться светом звезд и тлеющих костров.

Бесшумно кравшийся по пятам за Стирлингом лучник снял еще одного часового; на этот раз стрела пронзила тому горло, и тот повалился, едва всхрапнув. С бьющимся сердцем Стирлинг обогнул безжизненное тело и оказался наконец у цепочки телег с провизией для осаждающих войск. Лошади были выпряжены, но привязаны на ночь рядом с телегами. Зажав кинжал в зубах и стараясь не обращать внимание на медный привкус крови убитого сакса, Стирлинг развязал свой заплечный мешок.

Он достал один из аккуратно обернутых в ветошь глиняных горшков и высыпал его содержимое — смесь смолы, серы, пакли, лампадного масла и опилок — на телегу, потом перебрался к следующей, повторил операцию и так до тех пор, пока запас мёрддиновой смеси не подошел к концу. Его хватило на десять подвод. Покончив с этим, Стирлинг скользнул к привязанным лошадям. Те зафыркали при виде чужака, но он успокоил их, погладив по бархатным носам, перерезал постромки, подкрался к ближнему костру и затаился в ожидании сигнала.

Тот не заставил себя ждать: командиры десяток дернули за свои веревки, доложив о готовности. На площадке сторожевой башни вспыхнул свет — фонарь, который в этой темноте можно было запросто спутать с яркой звездой. Стирлинг ухмыльнулся и сунул конец своего факела в костер. Тот вспыхнул сразу, и он бегом бросился обратно к обозу. Перебегая от телеги к телеге, он поджег мёрддинову смесь. Языки огня мгновенно охватили обоз. Лошади, заржав, в панике ускакали в темноту.

Стирлинг испустил боевой клич, от которого кровь стыла в жилах, и понесся по лагерю, на бегу поджигая шатры. По всему периметру лагеря полыхали обозы. Скалясь как безумный, Стирлинг швырнул факел в очередной шатер.

— Ко мне! Ко мне, мои славные бритты! — крикнул он. — Возвращаемся!

По всему лагерю забегали люди: саксы метались в полнейшем смятении; бритты возвращались по шнуру.

— Давай-давай! Шевелись!

Его бойцы карабкались вверх по скользкому склону. На возвышавшемся над их головами помосте тоже царила паника: короли саксов высыпали из шатра. Стирлингов лучник поджег обмотанную паклей стрелу и пустил ее вверх. Та описала в темноте светящуюся дугу и угодила точнехонько в макушку королевского шатра. Огонь сразу же разбежался от нее по парусине. Теперь заметались уже и на помосте. Люди Стирлинга выбегали из толпы саксов. Короли прыгали с помоста и с криками разбегались в темноту.

— Пусть бегут! — рявкнул Стирлинг, поторапливая своих бойцов.

Несколько минут спустя они перевели дух за стенами, тогда как внизу все продолжало полыхать, окружив Бэдон-Хилл огненным кольцом. Кадориус радостно хлопнул его по плечу.

— Клянусь Господом Богом и его бородой, у тебя вышло! Только посмотри!

На фоне пытающего лагеря беспорядочно метались силуэты саксов, пытавшихся кто во что горазд поймать разбежавшихся лошадей и сбить огонь, продолжавший пожирать их припасы, шатры и склады оружия. Разбуженные их криками бритты тоже высыпали на стены и добавили шуму своими свистом и улюлюканьем. Да и сам Стирлинг не мог сдержать довольной улыбки, хотя все же дал сигнальщику знак протрубить сбор. Гулкий звук рога разнесся над крепостью, собирая стирлинговых лазутчиков к главным воротам.

Из пятидесяти спустившихся во вражеский лагерь человек сорок восемь вернулись целыми и невредимыми. Один погиб, и тело его вынесли на себе товарищи для подобающего погребения. Еще один получил ранение и ожидал теперь, когда им займутся лекари. Выражение его глаз потрясло Стирлинга. За все годы службы королю и отечеству никто из его подчиненных не смотрел еще на него с такой верой в командира. И ты, шептала сама себе часть его сознания, хочешь вернуться? Вернуться, когда ты нужен здесь и сейчас? Перед глазами его стояло жуткое зрелище: изрубленные останки детей и женщин, брошенные Кутой и его саксонскими головорезами на съедение собакам и свиньям… Нет. Он не мог возвращаться. Не сейчас. Да и вообще не мог.

Он надеялся только, что его семья и его командиры в С.А.С. поймут.

— Я горжусь твоей храбростью и ловкостью, что выказал ты нынче ночью, — произнес Стирлинг, и голос его чуть дрогнул. — Я никогда еще не служил с бойцами лучше. Для меня честь сражаться с такими бойцами.

Окружавшие его бритты взорвались восторженными криками.

Принцесса Иона, серые глаза которой блестели в свете костров, улыбнулась сквозь слезы и побрела прочь — ей наверняка хотелось побыть одной со своим горем. Стирлинг смотрел ей вслед. Что бы он ни сделал, что бы ни сделали эти храбрые воины, они не могли вернуть того, что уже разрушили саксы. Но предотвратить дальнейшую бойню они могли. Стирлинг беззвучно поклялся — Богу, или ангелу, или кто еще мог его слышать:

Я не брошу этих людей. До последней капли сил, до последнего вздоха я не брошу их. Клянусь всем святым, что есть у меня, я не брошу их.

А потом он проследил за тем, чтобы его людей накормили, напоили, уложили спать, — и лег спать сам, отчетливо понимая, что месть саксов не заставит себя долго ждать.

Глава восемнадцатая

Моргана никогда еще не бывала в Ирландии.

Когда ирландский берег вырос из штормящего серого моря, ее охватило странное чувство, смесь возбуждения и страха. Бренна МакИген смотрела на этот берег с чувством человека, возвращающегося домой, от которого на глаза навернулись слезы. Они плыли во главе большой флотилии далриаданских кораблей. Все оставшиеся в живых и способные сражаться крестьяне и рыбаки ирландской колонии отплыли на войну с саксами. Хорошо еще, несчастье, постигшее Дунадд, не коснулась сельской местности: хутора и деревни отстояли здесь слишком далеко друг от друга, чтобы Беннинг хотя бы пытался добраться до их водных источников.

Разъяренные далриаданцы с готовностью откликнулись на призыв своего короля; вместе с ним выступили отомстить почти три сотни бойцов. Однако Даллан мак Далриада настоял, чтобы прежде они плыли в Ирландию, чтобы пополнить войско за счет своих ирландских родичей. Поэтому эскадра повернула сначала на запад, пересекая неширокий Северный пролив в направлении берегов, которые когда-нибудь назовут графствами Энтрим и Даун.

Бренна внимательно прислушивалась к разговорам ирландских матросов и солдат. В свое время бабушка научила ее более-менее пристойно говорить по-гэльски. За прошедшие с тех пор годы многое забылось, однако теперь, слушая разговоры Скотти, она начала припоминать те уроки. Правда, многие слова или их произношение оказались ей незнакомы, но ко времени, когда прямо по носу замаячил берег Белфаст-Лоу, Бренна понимала почти все.