Читаем без скачивания Рыцаря заказывали? - Людмила Сурская

— Константин Константинович, это ваши дочери?

— Это мои женщины! — поглядывая на смущённых Аду и Юлию посмеивался он.

Адуся умудрилась вобрать в себя сибирскую красоту своей матери. И у Люлю, и у Ады были тёмные волосы, и их сходство усиливал блеск глаз, правда был сделан реверанс и его польскому роду. Вулкан, а не барышня. Хотя любила побыть иногда и кокеткой, часами смотрелась в зеркало.

Улыбаясь воспоминаниям, он возвращался из штаба домой. После нелёгкого дня захотелось пройтись. Тревоги, донесения и тёплая романтическая ночь не торопили шаг. "Неужели война? Такая мирная ночь. Звёзды, луна всё: как всегда. Не верится, не может быть. Я солдат, а как же Юлия, Ада? Просить, выехать на время, пустое дело. Ни за что не уедет. Только заикнусь, упрётся рогом. Принципиально будет рядом со мной. Лучше молчать и придумать какую-то хитрость, отправив её к родне в Москву". — Он волновался не зря. Баграмян, учившейся с Жуковым и им на курсах и служивший сейчас в Киеве в оперативном штабе, отправив свою семью, намекнул и ему, мол, не тяни и сделай то же самое. Он попробовал, но Юлия наотрез отказалась. Сказала, что если суждено ему встретить врага, то она будет с ним рядом… Прерывая его мысли, обгоняя и звонко смеясь, прошла стайка молодых людей. — "Должно быть, с фильма возвращаются. Подвёл я Люлю. А с войной? Может, пронесёт хотя бы до осени. Ну её к лешему".

Не пронесло. Подняли на рассвете. Услышав тревожную трель полевого телефона, вскочил моментально, не давая ему трезвонить, чтоб не поднял семью. Звонил дежурный офицер. Сообщил о депеше. Он велел принести. Натянув брюки, стал ждать. Замешкался и не успел выйти за порог, посыльный со всей силы принялся охаживать кулаком дверь. Пока выскочил, семья поднялась. Вручили телефонограмму. Всё сразу понял. Торопливо стал собираться. Под ногами металась, с сумасшедшими от страха за него глазами, только что выскользнувшая из гнёздышка их тёплой постельки, Юлия. Адка тёрла спросонья глаза и ничего пока не соображала. Он брился, мылся и одевался, а в голове колотилось: "Вот оно, дождались. Война! Хорошо, что я на свободе, а не в камере. У меня развязаны руки, и я могу бороться. К тому же успел набраться сил сам и подготовить, худо — бедно людей". Чёрт, её ждали все. Мало было военных, кто надеялся, что пронесёт и война не коснётся нас. Однако когда она шагнула к нам полыхнув, это почему-то поразило. Так видно устроен человек, возьми хоть его. Ведь знал, что будет, и не верил, что пронесёт, а где-то в глубине души всё же надеялся, доверяя Сталину, а так же на удачу. Ох, как не хотелось воевать… Юлия вцепилась кулачками в гимнастёрку, заглядывает в глаза. Его сердце холодеет. А вдруг немцы прорвутся в глубь. Это не учения, а война. Причём жестокая. Что будет с ними, узнай немцы, что они жена и дочь советского генерала… Надо что-то придумать, чтоб свернуть её упрямство… И тут в голову пришло сказать: — "Люлю, дорогая, ты отвезёшь Аду к сестре и вернёшься ко мне". Она с недоверием смотрит в его лицо. Он встряхивает её, и просит: — "Люлю, ты заберёшь Аду и сегодня же уедешь. И не мотай головой. Это приказ". Юлия непреклонна: "Нет!" "Это не обсуждается. Выполнишь беспрекословно. Я сказал", — грозно пригрозил он. Юлины глазки округлились. Она никогда, за исключением одного случая, не видела его в чрезмерном возбуждении. Он сдерживать свои чувства умел. Даже когда не выносил боли, терпел. За все годы совместной жизни, он второй раз повысил на неё голос. Значит, перешёл точку кипения и всё серьёзнее не бывает. Смотрит не мигая, губы дрожат. Он прижимает её к себе и гладит, как маленького ребёнка по голове. Сердце рвётся на куски: "Как она справится?" На спину подпрыгивает, пытаясь ухватиться за шею и обнять Ада. Он притягивает их обоих, шепчет, что всё будет хорошо. В какой-то миг, чувствует, как выпрямляется спинка у Люлю. Любящие чёрные угольки смотрят в душу:- "Костик, ты не волнуйся за нас. Мы переживём трудности с Адусей, ведь мы с ней у тебя молодцы. Три года без тебя не прошли даром, мы научились выживать, а тут какой-то месяц всего лишь и вы им покажете почём фунт лиха. Ты воюй и о нас не думай. Опять же, свет не без добрых людей".

Он смотрит и смотрит в её бледное лицо, обрамлённые тёмными от слёз ресницами глаза, стараясь рассмотреть в них золотистые искорки и не находит их. Съела тревога за него. Такого чуда, которое жило в её глазах: печаль, нежность, свет…, он больше ни у кого не встречал. Он как-то не задумывался над тем красива ли она пока они не были женаты. Ему было не до мелочей, он просто не мог жить без неё, хотел её всю. Но потом… он находил её очень красивой. Особенно глаза. Это настоящие ловушки для солнечных лучей. Поймают и искрятся драгоценными камнями. И вот в них застыли льдинки…

Он стиснул жену и дочь ещё раз в объятиях, втянул ноздрями её запах, скрутил себя в бараний рог и пошёл на выход. Кошка, наблюдая за беготнёй и словно чувствуя расставание, отправилась вместе со всеми на крыльцо. Она передала ему ключ от квартиры и сказала, что будет ждать его возвращения в ней. Он видел, как Люлю сгорбилась и, прикрыв лицо ладонями побрела в дом. Не утерпела, оглянулась и застыла с прижатой к сердцу рукой. Ему удалось ещё раз рано утром, заскочить домой буквально на минуту, прижать Люлю к сердцу, жадно поцеловать её ротик, попрощаться с застывшей от оглушившей и поломавшей её планы беды Адой и уйти. Уходил торопливо, не оглядываясь. Над городом вставало солнце. Подумал: день всё-таки будет жарким. И тут с запада нарастая, послышался гул. Неужели ж гроза? Нет. Это не гроза. Авиационные моторы. Высоко в небе летели немецкие бомбардировщики. Проплывающие бомбовозы под тяжестью смертоносного груза надрывно стонали. Они были похожи на стадо чёрных коров пасущихся на облаках и понукаемых пастухом. Он поморщился. Идут не боясь, без сопровождения. Знали сволочи пройдут беспрепятственно. Значит, наши самолёты побили все на аэродромах. Выходит, правильно он вывел из мест постоянной дислокации людей и технику на запасные позиции. Да нарушил инструкции, но спас живую силу и боевые единицы. А, если б и артиллерию не удержал, сейчас не было бы и её. Глядя, как чёрные кресты закрывают солнце, поёжился: первое утро войны. Подозвав своего адъютанта, направил его к себе на квартиру. Велел взять Юлию, если будет упираться, за шиворот, посадить в машину и отвести в Киев на вокзал. Только непременно впихнуть её в поезд, чтоб не дать ей возможность вернуться. И ещё попросил передать, чтобы взяла все деньги и не тащила за собой вещи. Не с её росточком и силёнками. Наверное, зря так приказал, уехали голыми, а войне, судя по той силище, что прёт, не светит быстрого конца.

А тогда, проводив адъютанта, на какое-то время немного успокоился. Потом наползла тревога и двояким чувство сжало грудь: — "Только сейчас простился с ними на крылечке и тело сохранило ещё их тепло и милые, родные голоса держат в плену сердце, а я уже тоскую…"