Читаем без скачивания Митридат - Виктор Поротников

– Не сомневаюсь в этом,- улыбнулся Митридат, знавший Адиаторига как большого любителя покутить.

Фрада и Зариатр посоветовали Митридату не ходить на пир к вождю тектосагов именно потому, что там будет Гай Марий. Сузамитра посоветовал обратное, сказав при этом:

– Адиаториг непременно скажет Гаю Марию, что пригласил на свое застолье понтийского царя. И если Митридат там не появится, то Марий подумает, что он убоялся встречи с ним, таким грозным и великим полководцем.

Последние слова Сузамитра произнес с язвительной иронией.

– Я не дам Марию повода так подумать,- сказал Митридат. На пир к Адиаторигу Митридат отправился вместе с Сузамит рой, Фрадой, Зариатром и еще шестью телохранителями. Больше он не взял, дабы Адиаториг не подумал, что он ему не доверяет.

Адиаториг жил вместе с семьей и свитой в загородном дворце, некогда построенном одним из Атталидов. Галатская знать довольно быстро освоила жизнь и быт местной знати, поэтому все усадьбы в округе принадлежали друзьям и родственникам Адиаторига. Вот только в одежде галаты продолжали придерживаться своих обычаев. Они по-прежнему носили узкие штаны и длинные белые куртки с расшитыми рукавами. Знатные галаты часто щеголяли в шапках с оскаленной волчьей мордой спереди и со свисающим сзади волчьим хвостом. Они даже летом ходили в подбитых мехом плащах, словно в память о своей суровой прародине.

Цепко держался дедовских обычаев и вождь тектосагов, поэтому у него на пиру были и старинные галатские пляски с мечами и факелами, и танцы вокруг родового копья, и рукопашные поединки до первой крови… Бородатые суровые старцы, напившись виноградного вина, хором горланили хвалебные песни о храбром Тектосаге, родоначальнике племени, и о его потомках.

К столу подавали зажаренных целиком кабанов и оленей; большие испеченные в золе рыбины едва умещались на продолговатых серебряных блюдах, каждое из которых вносили в пиршественный зал по двое слуг. Чаны, полные меда, стояли на треногах, и любой мог черпать мед специальными ковшами, висящими на стенках чанов. Рекой лилось вино и пиво- хмельной напиток галатов из ячменя.

Подобное варварское пиршество было не в диковинку Митридату. Зато на Гая Мария это зрелище произвело не самое лучшее впечатление.

Знатный римлянин, сидевший за одним столом с Митридатом, мало ел, еще меньше пил, был хмур и неразговорчив.

Митридат представлял Мария человеком- преисполненным собственного величия и гордыни. Ему казалось, что внешность человека, подобного льву на поле битвы, должна соответствовать его громкой славе. К такому мнению Митридат пришел, глядя на бюсты диадохов великого Александра у себя во дворце. Он полагал, что все прославленные полководцы в чем-то схожи между собой: орлиным носом, непреклонностью во взоре, жестким росчерком губ… Чем-то таким, чего нет во внешности обычных людей.

И вот, видя перед собой Гая Мария, Митридат испытывал жгучее чувство разочарования.

Перед ним сидел невысокий коренастый человек с жилистой шеей и длинными руками. Его большие навыкате глаза взирали на происходящее вокруг с какой-то мрачной озлобленностью. Низкие седые брови у него были странно изломлены не кверху, как у всех людей, а книзу, так что ресницы верхних век цеплялись за густую щетину этих бровей. Короткий мясистый нос, тупой подбородок и большой рот с толстой нижней губой придавали эдакую мужиковатость этому лицу. Волосы Мария пепельного оттенка с заметной сединой были тщательно прилизаны, но не могли скрыть две обозначившиеся залысины по краям головы. Большие уши Мария, когда он жевал, едва заметно шевелились.

Митридат знал, что Марию скоро исполнится шестьдесят, но выглядел он на несколько лет старше.

«И этот мрачный паук смеет грозить мне войной!- с каким-то омерзением думал Митридат.- Судя по его рукам, с копьем он управится легко, но судя по его лицу, соображает он явно с трудом!» Разговор между ним и Марием не сложился с самого начала.

Не потому, что Марий не знал ни греческого, ни галатского, ни персидского, а Митридат пока еще неважно изъяснялся на латыни- дело было не в этом. Триумфатор Марий, известный всей Италии и любимец римской черни, ожидал иного приема здесь, в Пессинунте. После почестей, оказанных ему царем Никомедом, отношение к нему Адиаторига показалось Марию малопочтительным, а этот пир и вовсе чем-то оскорбительным! Мало того, что его посадили рядом с понтийским царем, который вызывающе не стал пить за процветание великого Рима; под конец застолья, когда обезумевшие от вина галаты скакали по залу с обнаженными мечами либо задирали платья у служанок, про него, римского посла, и вовсе как будто забыли. А ведь это благодаря вмешательству Рима Митридат и Никомед вывели свои войска из галатских крепостей и вернули заложников.

Заметив, что Митридат разглядывает его с каким-то неприязненным любопытством, Марий еще больше разозлился и дал волю своей дерзости.

– Это хорошо, царь, что ты выполняешь волю Рима,- сказал он,- только так ты сможешь сохранить свою диадему и царство.

– Только так и не иначе?- переспросил Митридат с еле скрытой усмешкой.

– Вожди тевтонов тоже, помнится, ухмылялись на переговорах мне в лицо, а потом самые дерзкие из них грызли землю у моих ног, когда мои воины вспарывали им животы,- мрачно заметил Марий, глядя на Митридата из-под насупленных бровей.

– Я запомню это,- медленно произнес Митридат и пригубил из чаши, хотя ему хотелось выплеснуть ее содержимое Марию в лицо.,

– Вот-вот, запомни,- с угрозой промолвил Марий,- и впредь будь уступчивее, царь.

– Мне непонятно, на каких правах Рим вмешивается в дела государств, не связанных с ним договорами и находящимися за много дней пути от Италии,- не смог сдержать своего раздражения Митридат.

– На правах силы,- сказал Марий и сдавил в кулаке лимон так, что из него брызнул сок.- Либо постарайся накопить больше сил, чем у римлян, либо молчи и делай, что тебе приказывают.

Митридат ничего не ответил, пораженный жесткой простотой формулировки. Ему уже приходилось слышать язык римлян, но он впервые узнал, какова бывает откровенность их речей.

Глава тринадцатая

Роксана сразу обратила внимание на двух новых телохранителей Митридата, тем более что одним из них была женщина. Это было внове и показалось ревнивой Роксане подозрительным. При первой же возможности она завела об этом речь с Митридатом.

– Еще можно как-то понять то, что ты сделал своим телохранителем беглого раба, но как понять, что ты приблизил к себе бывшую блудницу?!- возмущалась Роксана.- Если кимвр служит тебе в благодарность за избавление от рабства, то ради какой благодарности пошла в твои телохранители эта развратная женщина? Объясни же мне, Митридат.

– Гипсикратия вынужденно занималась ремеслом продажной женщины,- ответил Роксане Митридат,- я избавил ее от этого. В благодарность она служит мне. Вот и все.

– Женщина и с оружием в руках? Скажи еще, что она сама напросилась на такую службу.

– Я не предлагал ей этого,- сказал Митридат.- Гипсикратия сама пожелала взять в руки оружие. Она посетовала, что сожалеет о том, что не родилась мужчиной.

– Она, часом, посетовала на это не в постели с тобой, мой дорогой?- спросила Роксана, пронзив Митридата проницательным взглядом.- А может, скажешь, что вы разговорились на улице?

– Да, мы столкнулись на улице, вернее, Гипсикратия первая подошла ко мне,- раздраженно промолвил Митридат.- Что с того?

– Вот так, первому встречному гулящая девка открыла свою душу.- Роксана нервно рассмеялась.- Ты считаешь меня дурой, Митридат?

– Твоя ревность бессмысленна, Роксана. Я не питаю никаких чувств к Гипсикратии.

– Никаких, кроме похоти. Стыдись, Митридат! Ты царь, имеешь жену и гарем, но путаешься со случайными женщинами, словно их женские органы имеют особую привлекательность для тебя. А может, ты измеряешь глубину своего наслаждения количеством соблазненных женщин, ответь?

– Чего ты добиваешься, Роксана?- Митридат начал терять терпение.

– Я хочу понять тебя, поскольку вижу, что моя любовь не удерживает тебя от похождений на стороне. Я мечтаю узреть наконец ту женщину, лишенную недостатков в твоих глазах и которую ты, при всей своей похоти, не променяешь ни на какую другую.

– Ты уже имела возможность видеть такую женщину,- дрогнувшим голосом произнес Митридат.- Это была Лаодика.

– Которая из Лаодик?- спросила Роксана.- Мать или сестра? По лицу Митридата промелькнула судорога душевной боли.

– И та, и другая,- отвернувшись, ответил он,- они для меня неразрывны.

– Значит, все-таки мать,- с печальным вздохом промолвила Роксана.- Мне жаль тебя, Митридат.

После этого разговора Роксана долгое время избегала Митридата, больше общаясь с Нисой, которая благодаря ее стараниям жила теперь

не в гареме, а рядом с ее покоями. Сестры, как в детстве, продолжали тянуться друг к дружке в силу привычки, хотя тесной дружбы между ними не было.