Читаем без скачивания Серенгети не должен умереть - Бернгард Гржимек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сельский староста — должность выборная. Однако человек, которого выбирают на это место, должен принадлежать к роду, ведущему свое начало от основателя данной деревни. Выбирают его главы отдельных родов. Если у такого главы рода имеются взрослые сыновья, которые уже сами в свою очередь имеют большие семьи, т. е. являются главами своих собственных семей, то такой человек вправе считаться старейшиной в деревне. Если сельский староста ведет себя не так, как положено, его можно переизбрать, назначив новые выборы. Ну что ж, это своего рода смешение демократии с феодализмом никак нельзя назвать неразумным!
Потом мы приступаем к еде. Но еда эта превращается в настоящий спектакль для присутствующих. Мы с Михаэлем достаем свои тарелки и приборы, а более сотни внимательных черных глаз молча провожают каждый кусок, который мы отправляем в рот. Ужасно неудобное положение — мы чувствуем себя так, словно сели есть в витрине магазина прямо посреди Людной площади. Но такая же история повторяется затем во всех без исключения деревнях, которые мы посещаем на своем пути, и, чем дальше от цивилизации, тем больший интерес и удивление вызывают эти «показательные трапезы». Правда, скоро мы перестаем замечать зрителей и смущаться. Ведь морским слонам у нас в зоопарке, в конце концов, приходится отнюдь не легче: там посетители тоже провожают восхищенными возгласами каждую рыбешку, исчезающую у них в глотке, и тем не менее аппетит у животных от этого не портится…
Уже во время ужина до нас издалека начали доноситься звуки барабана. Некоторые африканцы стали подниматься со своих мест и исчезать. И вот, как только мы вытерли платками рты и руки, староста знаками пригласил нас следовать за собой. Он привел нас на танцплощадку, освещенную беспокойным пламенем костров, расположенных по четырем ее углам. На площадке уже выстроились в ряд молоденькие девушки, а напротив них — мужчины; ноги у всех так и подергиваются в такт звукам барабанов и рожков. Нас снова сажают на почетные места, и представление начинается.
Какая-то устрашающая маска выпрыгивает на середину площадки и начинает скакать по кругу. На ряженом надето нечто вроде рыболовной сети с огромным воротником из мочала и такими же «манжетами» на руках и ногах, а сзади у него болтается мочальный хвост. Маска на его лице изображает лик злого духа. Следом за этим страшилищем пританцовывает молодой парень, держа в руках его хвост, словно шлейф. Этот парень — прямо виртуоз! Вся его стройная, высокая фигура извивается в ритме танца, точно змея, ритмично подергиваются не только ноги и руки танцора, но и лопатки, даже каждый палец двигается в такт музыке. Что-то потрясающее! Потом выходят двое-трое могучих мужчин, один из которых трубит в рог. Они, щелкая бичами, заставляют отступать все дальше и дальше шеренгу молодых людей, приготовившихся для танца. Но затем танцоры под неистовое хоровое пение бросаются вперед и заполняют всю танцевальную площадку.
«Демон» тем временем сник и опустился на землю. Маску он сдвинул на лоб, а «прислужник» «демона» обмахивает его платком (как это делают тренеры с боксерами во время передышки между раундами). Я могу себе представить, как этот бедняга вспотел под своей глухой деревянной маской! Потом взрывается внезапная россыпь барабанной дроби, «демон» вскакивает, подбегает ко мне и, приплясывая на месте, протягивает мне руку. А Михаэль тоже вскочил и старательно фотографирует со вспышкой все происходящее.
Это отнюдь не простое дело — фотографировать в таких условиях. Во-первых, свет от костров слишком слаб, во-вторых, дети, обуреваемые любопытством, подходят вплотную к аппарату и заглядывают в объектив, мешая снимать. Но против этой помехи Михаэль быстро придумал способ защиты: он предложил самым настырным из мальчишек смотреть на зеркало вспышки. А когда они на него уставились, щелкнул, и яркий свет заставил всех моментально зажмуриться и убежать от страха. Это вызвало взрыв радостного удивления у всех остальных ребят, злорадный смех, а на будущее — желание держаться подальше от этого дьявольского аппарата…
Я решил узнать у убеленного сединами старейшины о значении этого танца и сопровождающего его пения. К своему удивлению, я услышал, что он и сам не очень-то понял, что все это должно означать. Дело в том, что исполняемый танец не исконный танец бауле, молодежь переняла его у гуро, какого-то совсем другого племени. Даже маски скопированы с масок гуро, и текст песен поется не на языке бауле, а на гуро. Это весьма обычно для Африки: понравившиеся танцы и песни повсюду копируются и переходят от одного племени к другому. Впрочем, с нашими европейскими танцами происходит ведь то же самое!
Снова заиграла музыка, и появилась следующая маска. Но на сей раз лицо не черное, а розоватого оттенка. Судя по одежде, эта фигура сильно смахивает на европейскую дамочку тридцатых — сороковых годов. Я высказал подозрение, что это, вероятно, пародия на белых, но мои хозяева стали уверять меня, что нет, это не так…
Когда барабаны начинают звучать глуше и слабее, барабанщики держат их некоторое время над огнем, и шкуры снова натягиваются — простой и практичный способ!
Как жаль, что все эти ритмично извивающиеся в танце, блестящие как антрацит тела мы способны зафиксировать лишь на фото, а не на кинопленке! Снимать ночью фильм, к сожалению, дело совершенно безнадежное: куда бы мы здесь могли подключить осветительную аппаратуру?
Барабаны и ноги работают без устали. Чего не скажешь о нас — скоро нас окончательно сморило и мы отправились спать. Нам отвели целый дом, состоящий из трех маленьких квартир. Хозяин освободил его, а сам вместе с двумя женами переселился на это время в какое-то другое помещение.
Дом этот устроен весьма оригинально. Он имеет вид удлиненного прямоугольника, на продольной стороне которого находятся три двери, завешенные циновками. Каждая такая дверь ведет в просторное помещение (примерно 5×6 метров) с гладким глинобитным полом. Однако переборки между этими тремя комнатами до потолка не доходят, они не выше человеческого роста. Такими же глинобитными стенками в углу каждого помещения отгорожено нечто вроде «спальной кабины». Дверь такой «спальни» запирается на ключ. Так что дом состоит как бы из трех небольших квартир, и каждая жена имеет, таким образом, свою отдельную квартиру. Мебели мы в доме не обнаружили, только в каждой «квартире»
