Читаем без скачивания Река на север - Михаил Белозеров

— Делайте все, что положено в таких случаях, — согласился Иванов.

Шинель, как кожа, привычно легла на плечи. Он вдруг вспомнил о своем неиспользованном пистолете, который так и болтался в кармане брюк. У него возникло чувство, что между ним и господином полицмейстером не все выяснено. Он задержался в двери.

— Не думайте, нам все удается, — примирительно обнадежил господин Дурново.

— Спасибо, — ответил Иванов, — вы очень предупредительны для полицмейстера.

— Берите выше — министра безопасности.

— Не заставляйте меня делать комплименты, — произнес Иванов, думая, что они так и не научились нормально разговаривать друг с другом.

— Не преувеличивайте мои возможности. Я только старый служака, — напомнил господин Дурново, пряча глаза.

Но это была всего лишь отговорка, и Иванов понял это.

— Никто не виноват... — Вздохнул господин Дурново. — Просто никто не виноват. Посидим на дорожку...

Они помолчали. Дурново задумчиво скреб подбородок. В окно беспечно заглядывала луна.

— Пора, скоро развод. — Он хлопнул по коленям и поднялся. — Ну-с-с...

Иванов обследовал шинель. Пуговица на хлястике была оторвана, в кармане оказалась дырка. Прежний хозяин не очень заботился о себе.

— Сейчас я вызову конвой, и не обижайтесь, если буду немного груб.

— Я потерплю, — сказал Иванов, поеживаясь. Его стала бить дрожь.

— Эй! — крикнул в коридор господин Дурново. — Кто есть?!

Грохоча сапогами, прибежал конвоир. Вывел по уставу — с примкнутым штыком.

Господин Дурново с револьвером в руке — следом, временами подталкивая им в спину.

— Идите только прямо и никуда не сворачивайте, — произнес он.

Они прошли по длинным лестниц, спускаясь все ниже и ниже — под межэтажные сетки и рифленые площадки, и вышли во двор. Луна и здесь плыла по темно-синему небу, бросая резкие тени на землю.

Давешний часовой, как лошадь, спал стоя, прислонившись к стене КПП. Ворота были распахнуты, и возле них Дурново вдруг неуклюже оттолкнув Иванова, резко и косо ударил конвоира в висок. Конвоир бесшумно упал, а Дурново неожиданно ловко подхватил его винтовку и положил рядом на землю. Часовой только почмокал губами и, произнеся: "Мама!", повернулся к ним спиной.

— Ну же! — Господин Дурново подтолкнул его в спину.

— А вы? — спросил Иванов, косясь на часового.

От свежего воздуха у него кружилась голова.

— Да бегите же!

— Я хотел у вас узнать...

Он вдруг запнулся на слове. Он почти догадался. Он был так уверен, что его перестала бить дрожь и он обрел спокойствие.

— Бегите же вы! — Искаженное лицо Дурново маячило в проеме ворот. — Налево, к реке!

Привычная луна по-прежнему равнодушно скользила высоко в небе.

— Я давно хотел спросить у вас... — Он замер, ухватившись за створки.

Им овладело страшное любопытство.

— Да?.. — Большое пористое лицо белело в темноте, как диск луны. Левая бровь, перерубленная старым шрамом, вопрошала.

— Почему? Почему вы мне помогаете?

Господин полицмейстер все понял. Понял, что им грозит объясняться здесь до рассвета.

— Это неважно... — Он запнулся, взглянув на лицо Иванова. — Вы догадались?

— Да... — сказал Иванов.

— Когда? — спросил господин Дурново.

Он не любил такие сцены. Наверное, он был слишком стар для этого и знал, что жизнь состоит из совпадений, но не придавал этому никакого значения, а действовал согласно своим законам.

— Сегодня... — ответил Иванов.

Он подумал, что ему не хватало какого-то толчка, может быть, толчка револьвером в спину.

— Ну ладно. — Вздохнул господин Дурново, и его лицо на мгновение приобрело выражение скуки, словно говоря: "Это так просто". — Вы не поверите. Я был тем, кого ваш отец называл "Кляйном". Ну бегите же! Да! Да! "Кляйном"! — повторил он на замедленную реакцию Иванова — Бегите же! — И подтолкнул его еще раз в спину.

И Иванов побежал мимо "воронка", вдоль глухих стен, из-за которых он любовался на город. От усталости, нереальности происходящего и голода ноги сделались ватными и непослушными. "Осень, на которую ты так надеялся", — твердил он про себя. Он пробежал почти два квартала, и впереди уже появились кроны парка, когда позади ударил выстрел и раздались свистки. Его искали. Ноги путались в траве и кустарнике. Каштаны хрустели под ногами.

Свистки стихли. Топали далеко и нестрашно. Перекликались где-то левее, за аттракционами, потом правее, перекатываясь с улицы на улицу, словно играя в казаков-разбойников.

Иванов спустился к воде. Город по другую сторону светился огнями, но над самой рекой было темно и сыро. Пахло прелой листвой и осенью. Он остановился и затаил дыхание. Лес жил. Он приветствовал его шелестом слякотного тумана, стекающего каплями с обнаженных ветвей, запахами прелой листвы и странными полосками теплого воздуха, застывшего в низинах, и от этого тишина казалась еще гуще, и только где-то в отдалении, должно быть, там, откуда он прибежал, слышались звуки погони.

Он вспомнил — здесь должна быть лодочная станция, и тут же вышел на качающуюся пристань, усыпанную блеклыми пятнами листьев. За бакенами плескалась волна. Лодки оказались привязанными, и он долго и безуспешно возился с ржавым и скользким клубком цепей. Напротив равнодушно плясали тусклые огни.

Теперь, перемещаясь, свистели то за спортивными площадками, то за ребристым скелетом колеса обозрения. Тайком попыхивали светлячками сигарет: "Не курить!" Перекликались невнятно и вяло, как во сне. Командовали ретиво: "Шевченко! Держи на понтоны... Двое налево, до моста... Трое в обход, по аллее... за мной!"

В последний момент нырнул под пристань.

Послышались шаги, и сквозь настил посыпался песок. Круги на воде чуть не выдали его. Облегчались над самой головой, покрякивая:

— Ишь носится...

— Пусть старается, кнур. Чего ему делать-то? Курнем?

И вдруг через мгновение:

— Почему топчетесь?

— Кусты, ваш-ш-ш... панство...

— Подобрать шинели! Проверить снизу.

Перелез через проседающую под ним корму ближайшей лодки, чувствуя, как одежда цепляется за разбухшее дерево; отпуская руки, дернул безуспешно, на мгновение повис и вдруг толчком ступил на дно. Снизу плавно и мягко толкнуло пузырями и запахло тиной — исполнение тайного желания, от которых некуда деться. Он с усмешкой вспомнил о всех теориях, которые придумал. Может быть, он всю жизнь втайне стремился к этой реке. Он не знал. Жизнь диктует свои условия. Никто никогда ничего не знает, понял он.

Когда вода дошла до груди, у него перехватило дыхание. Он рывками, на цыпочках, преодолевая сопротивление, заходил глубже и глубже, чувствуя, как течение хватает за полы шинели и тянет за собой.

Лица белели в темноте между стволами деревьев:

— Вон, вон, глянь!

Таращились удивленно. На всякий случай отпрянули в камыши, шурша, как водяные. Наступила минутная тишина. Где-то испуганно и жалобно плакали.

Он знал, что река теперь не отпустит его. Недаром он последнее время думал о ней, как о живой. Соединилось желаемое и тайное. Город на холмах блестел, словно лакированная шкатулка. Фигурки в сером на берегу казались карикатурно смешными.

— Ваше панство... вот он... — Солдат выдыхал в ночь все свои страхи.

— Да где же? — спросили с пристани с вялой ленцой, и Иванов узнал Дурново: — Коряга...

— Их панство говорят, коряга... — Звук долетел через мгновение.

— Разуй зенки, куда пялишься! Говорят, коряга!

— Не-е-ет... ребята, коряга... точно коряга... ваш... панство.

— Коряга так коряга.

— Господин есаул...

— Не зевай!

Офицерский баритон:

— Ужас как боюсь покойников. У нас один всплыл через месяц, так...

— Теперь они всплывают каждый день. Посвети-ка, может, это из августовских!

Огоньки выстрелов выхватили склоненные к воде кусты:

— Бревно!

— Сам ты бревно!

— Залпом — пли-и-и!!!

Засвистело, ухнуло, над головой повисли ракеты.

Река, спешащая на север, дышала, как живая. "Ты ведь не уронишь меня?" — спросил он и почувствовал, как дно уходит из-под ног. Стало легко и приятно, словно все дальнейшее решилось в одно мгновение и не надо было думать и грести. Его понесло. Вода казалась по-летнему теплой. Берега сразу утонули в предрассветном тумане. Города уже не было видно, лишь иногда далеко или чуть ближе проплывали одинокие огни бакенов.

Он почти не шевелился. Шинель распласталась покрывалом. Завывая, в тумане прошел буксир, подняв разбегающуюся волну. Иванова закачало мерно и легко, как в люльке. Потом снова наступила тишина. Звезды упали от края до края, выдав себя сферой небосвода. Через все небо росчерками, приветствуя, летели метеориты. Вдруг рядом возникла бесконечная стена с иллюминаторами, и он понял: пароход. Сверху глухим отчуждением донеслись музыка и голоса. Кто-то спросил: "Который час?" Начало светать. Часть неба окрасилась в белые, а затем в золотистые тона, и Иванов увидел тонкую полоску пляжа, автостраду и высотные дома, а потом и весь город: с блестящими окнами и бегущими автомобилями. "Страна, в которую ты бы ушел пешком", — вспомнил он слова Дурново.